Моя служанка гневается.
– Это сцена ревности? Ты считаешь, сейчас подходящий момент? – удивляется мужчина.
– Я считаю вот что: наша пара приказала долго жить, так что иди спи со своей Эдит, а я начну устраивать собственную жизнь. Убирайся!
Он выходит.
Я скребусь в дверь, пока моя служанка не соглашается меня впустить.
Она вся в слезах. Это не мешает ей взять меня на руки.
– Все мужчины обманщики! Я люблю только тебя, Бастет.
Трогательное заявление! Не могу избавиться от впечатления, что без меня ее жизнь лишена всякого смысла. Я спрыгиваю на пол и приношу ей наушник, чтобы она поняла то, что я намерена ей сказать.
– Ты ревнуешь, Натали?
– Он так пялился на эту американку! Она, видите ли, биолог! Знаю, он млеет перед женщинами-биологами. Кто я перед ней? Подумаешь, архитектор!
– Чем он, собственно, перед тобой провинился?
– Ничем. Хотя нет: его взгляд был очень выразительным, он означал, что он ее хочет. Мы, женщины, сразу такое считываем.
– То есть он ничего не сделал.
– Тебе не понять…
Сейчас она скажет, что я всего лишь кошка.
– Ты всего лишь кошка. У вас любовные отношения устроены по-другому. Скажем так: они проще и прямолинейнее.
Она думает, что я не вкладываю в свои отношения чувства.
– Тебе неведомы человеческие чувства, Бастет.
Я слизываю ее слезы.
Выходит, она думает, что я пророчица, но при этом бессердечная.
Я решаю ее не обижать.
– Насколько я знаю, – начинаю я, – у Романа еще не было половой связи с Эдит. Не считаете ли вы, что надо дождаться, пока он соблазнит эту американку, и только потом осыпать его упреками?
– Соблазнит, без сомнения, соблазнит!
Я набираю в легкие побольше воздуху.
Как ее вразумить?
– То есть ваш выбор – наорать и уйти от него «авансом»?
– Это продиктовано моей гордостью.
– А если между ними ничего не произойдет?
– Обязательно произойдет! Эдит красивее, моложе, вся такая американская, ученая, вообще она… новее. Я видела, как он на нее смотрел. Это неизбежно.
– А если она не захочет?
– Захочет, никуда не денется, я поняла это по ее взгляду.
В этот момент мне становится понятна проблема людей: воображение чаще приносит им горе, чем радость.
Они придумали Бога и стали убивать тех, кто в Него не верит.
Воображают, что любимые им изменяют, и уходят от них.
Глядя на служанку, я не могу избавиться от удивления, как вид, не способный создавать гармоничные пары, сумел продержаться до наших дней.
Надо же, и это та, кто меня преобразил, сделал такой, какая я есть. Она похожа на девочку, которая боится, что у нее украдут игрушку.
– Послушайте, Натали, я уверена, что ваша пара не такая хрупкая, как вам кажется. К тому же у нас есть куда более важные проблемы. У нас на глазах вся ваша цивилизация рассыпается в прах, и наша обязанность – организовать сопротивление крысам-захватчикам. Стоящие перед нами проблемы выживания несопоставимо важнее душевных сантиментов, вам не кажется?
– Раньше я уже переживала то же самое с другим мужчиной. Поэтому ситуация хорошо мне знакома. Между прочим, он был похож на Романа. Мы жили вместе полгода, а потом он встретил блондинку такого же пошиба и ушел от меня к ней.
И опять моя служанка всхлипывает.
Она меня не слушает. Натали только и делает, что убеждает себя в том, во что и так верит. Что ж, я хотела как лучше.
– Уйди, оставь меня.
Она хватает меня за шкирку и выносит за дверь. После этого Натали запирает замок на два оборота, как будто иначе я повернула бы дверную ручку и вернулась.
Моя служанка несколько меня разочаровывает, но больше всего я удручена тем, что не нашла слов для ее вразумления и ободрения.
Ничего не поделаешь, я не семейный психолог!
Я возвращаюсь на вершину Файнэншл Тауэр и продолжаю разглядывать Нью-Йорк.
Ко мне присоединяются Анжело и Эсмеральда, их тоже завораживает этот город, такой не похожий на Париж.
Натянутые между домами тросы образуют огромную паутину. Люди, скользящие по ней в креслах вверх-вниз, приветствуют друг друга издали.
Улицы внизу усеяны ржавеющими автомобилями и человеческими скелетами, с которых обгрызли почти все мясо.
Вот я и узнала, какая она, Америка…
В тот момент, когда я устремляю взгляд на северо-восток, на небоскреб, который Эдит назвала Эмпайр-стейт-билдинг, башня как будто начинает подрагивать.