Пророчество о пчелах

Несколько минут Опал и Рене стоят как громом пораженные, потом молча ужинают, готовятся ко сну и ложатся.

В постели Рене пододвигается к Опал и гладит ее волосы. Но она опять отвергает его ласки.

– Подожди, – спокойно говорит она. – Не сегодня.

Она отворачивается и засыпает. Рене смотрит на электрические часы, на них 23:23 – время его ежевечерних погружений в прошлые жизни.

Мучаясь от приступа ностальгии, он уходит в туалет, запирается там и садится по-турецки на крышку унитаза, прямо под плакатом: «ТОЛЬКО ЗДЕСЬ ИСТИННЫЙ ПОКОЙ».

Он набирает в легкие побольше воздуху, как фридайвер перед нырянием, закрывает глаза, медленно дышит.

Рене мысленно спускается по винтовой лестнице, ведущей к двери его подсознания. Вставляет ключ в большой железный замок. Открывает дверь. Переступает через порог.

Вот он и в коридоре своих прошлых жизней.

У него ощущение, что он попал в старую гостиницу, где когда-то проводил отпуск.

Стены в коридоре белые, двери красные, на них позолоченные номера.

Так, теперь формулирую желание.

Хочу в ту мою прошлую жизнь, где найдется мудрец, который подскажет, как не допустить, чтобы в 2053 году разразилась третья мировая война.

Одна из дверей начинает светиться. На ней номер 27. Он встает перед этой дверью. Открывает ее. Входит.

Он стоит на бульваре.

Как только сознание осваивается с прежним телом, Рене рассматривает свои руки, чтобы ответить на три вопроса, без которых не понять, в какую инкарнацию он попал: какого цвета его кожа? Какого он пола? Сколько ему лет?

Похоже, это руки взрослого белого мужчины.

Теперь – ноги.

На нем сапоги, штаны, длинная кольчуга.

Поверх кольчуги грязная светлая накидка, на ней намалевано подобие креста. К опоясывающему его ремню прицеплены длинные ножны, он держит щит, на плечах плащ.

Подняв глаза, он убеждается, что на голове у него шлем с прорезью для глаз.

Рене ждет, пока вокруг персонажа, в которого он вселился, рассеется туман. Его сильно трясет.

Обстановка требует ответов на еще три вопроса: день или ночь? Внутри или снаружи? Один или в окружении других? Ответы не заставляют себя ждать.

Он понимает, что сидит на лошади, мчащейся галопом по серой каменистой земле в разгар дня, вместе с многочисленной толпой.

К нему возвращается слух, и он слышит собственное оглушительное дыхание, отдающееся внутри железного шлема. Снаружи раздаются более резкие звуки: крики, металлический звон, ржание его лошади, издали доносится гудение труб и рокот барабанов.

Воздух, который он втягивает через прорезь в шлеме, пропитан запахом пота – его собственного и скакуна. Он взъерошен во всех смыслах этого слова, в одно и то же время исполнен воодушевления и ужаса.

Боже, что творится?

17

– ГОСПОДИ, СПАСИ! – вопит некто в доспехах рядом с ним, высоко воздевая меч.

Он видит через прорезь в своем забрале тысячи всадников, одетых так же, как он. На их туниках тоже кресты, они тоже размахивают мечами и мчатся галопом.

Так, все это мои, то есть наши.

– ГОСПОДИ, СПАСИ! – кричат голоса вокруг него.

Неподалеку, на зубчатой стене, видны солдаты, одетые по-другому, в тюрбанах, поверх которых нахлобучены островерхие шлемы.

А это, должны быть, враги.

Всадники скачут к пролому в крепостной стене. Все происходящее залито слепящим солнцем.

Он поправляет щит на левом предплечье, не выпуская поводьев; правой рукой он крепко держит рукоять меча, правый рукав слегка задран.

Я – конный рыцарь, участник штурма какого-то города.

Вот в какое тело угодил Рене Толедано, вот чьими глазами он видит, вот чьими ушами слышит, вот чьей кожей осязает; но о том, чтобы слиться с его личностью, пока что нет речи. Скорее, он за ней наблюдает, слушает ее, открывает для себя этого незнакомца, которым некогда был.

– Ааааааа! – голосит кто-то совсем рядом.

Рене оглядывается и видит корчащегося в доспехах всадника, так невыносима его боль. Из его шлема вылетает пчела. Лошадь бедняги знай несется вперед. Рыцарь сдирает железный шлем и прижимает к глазу руку в перчатке.

Не иначе, пчела укусила его в голову!

Но сейчас Рене не до сочувствия, нужно смотреть вперед.

Передовые всадники сминают защищающих крепость пехотинцев, топчут их копытами своих лошадей. Обороняющиеся умело пробивают копьями железные латы лошадей. Всадники, свешиваясь с коней, орудуют мечами, как серпами, срубая головы пехотинцев, как колосья.

– ГОСПОДИ, СПАСИ! – дружно орут воины, в рядах которых находится Рене.

Крестоносцы?

Первая сотня, доскакавшая до стены, мешает тысячам других, скопившихся теперь вокруг них.

Рыцарю, в которого вселилось сознание Рене, тоже не удается вступить в бой. Гарцуя на месте, он ждет, пока перед ним откроется путь и он врежется в массу неприятеля.

– Дайте проехать! Прочь! – кричит он.

Но другие увлечены атакой и не хотят посторониться.

– Мессиры, будьте же великодушны! – гневается он. – Пропустите тех, кто скакал за вами, дайте и им место в бою!

Но товарищи по оружию даже ухом не ведут.