С того света

Потом я написал продолжение «Мертвецов» – «Небесное царство», где с новыми подробностями изложил свои представления о загробной жизни. Там нашлось место и для опытов моего отца с червем планарией, что придало книге о спиритизме некую научность. У этой книги нашлось немало читателей, ее даже пришлось допечатывать, что странно, учитывая провал книги, которую она продолжала.

Теперь я установил для себя строгий, почти спортивный график: по утрам, с 8 до 12.30, я писал в бистро. Каждый год 1 апреля я выпускал новую книгу, что принуждало меня к усидчивости и позволяло ежегодно встречаться с моими читателями.

Я писал детективы и книги духовного содержания – в общей сложности двенадцать наименований за двенадцать лет после «Лебедя». Не все они были успешны, но я уже воспринимал свою карьеру как длинный марафон, а не как спринт. Не всегда я чувствовал читательскую поддержку. Из страха самоповтора я решил попробовать себя в новом литературном жанре и сочинить научно-фантастический роман «Тысячелетний человек» – про попытку увеличить продолжительность жизни. Мир полон иронии: я умер в тот самый момент, когда решил написать о том, как прожить как можно дольше…»

22. Энциклопедия: благоуханный разбойник

В истории немного людей, у которых получилась вторая, посмертная карьера. Таким был американец Элмер Маккерди, родившийся в 1880 г. В 27 лет, не найдя себе применения из-за излишней приверженности к спиртному, он записался в армию. Там его приставили к взрывчатке. После трех лет воинской службы он прибился к банде грабителей поездов и сам заделался гангстером. При первом нападении на поезд с деньгами для индейских племен он переборщил со взрывчаткой и при подрыве дверцы сейфа уничтожил все купюры. Другие нападения с его участием тоже кончались провалом из-за ошибок с количеством взрывчатки; ни разу ему не досталось больше 46 долларов. Тем не менее за его голову сулили приз в 2000 долларов. Преследуемый тремя шерифами, он забаррикадировался на ферме и отказывался сдаться. Его последние слова были: «Живым вам меня не видать!» Всего через несколько минут после этой пророческой фразы он погиб.

Поскольку забрать его тело было некому, гробовщик Джозеф Джонсон забальзамировал его при помощи раствора мышьяка и выставил мумию в своей похоронной конторе с табличкой: «Человек, отказавшийся сдаться». За осмотр трупа в ковбойском облачении в гробу он брал по десять центов. Успех экспоната был такой, что мумию пытались приобрести несколько бродячих цирков, но безуспешно. Через пять лет после гибели Маккерди некто назвавшийся его братом забрал тело якобы с целью достойного погребения.

На самом деле это был мошенник, решивший обогатиться за счет мумии. Так карьера Элмера получила вторую жизнь. Целых шестьдесят лет мумия выставлялась в музеях, парках аттракционов и на ярмарках под вывеской «забальзамированный разбойник». В 1935 г. ее демонстрировали у входа в кинотеатр, где шел фильм ужасов «Наркотик». Потом она попала в Музей восковых фигур, специализировавшийся на прославленных разбойниках. В 1967 г. она фигурировала в фильме «Уродина», после чего завершила карьеру в составе аттракциона «Смех в темноте» в Лонг-Бич, Калифорния: совершенно голая, выкрашенная красной краской, она висела в конце виража, заставляя визжать от ужаса пассажиров подземного трамвайчика. В декабре 1976 г. в этом тоннеле ужасов снимали эпизод фильма «Человек за три миллиарда». Специалист по реквизиту, готовивший съемочную площадку, думал, что это восковая фигура, но у фигуры оторвалась рука, и он с ужасом обнаружил внутри кость. Вызванный врач подтвердил, что это мумифицированное человеческое тело. Во рту у трупа обнаружили монету достоинством в 1 пенс чеканки 1924 г. и входной билет в Музей преступлений Лос-Анджелеса. Благодаря этому билету полиция сумела проследить весь маршрут трупа и опознать в нем бандита Элмера Маккерди. Через 66 лет после смерти его наконец захоронили в Оклахоме. На погребальную церемонию собралось больше 300 человек. На гроб во избежание попыток похищения навалили две тонны бетона.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том XII23

Кошки не издают ни звука, как будто тоже заслушались писателя.

Люси наливает себе еще чаю.

– Теперь мне лучше понятна ваша паранойя, месье Уэллс. Я не знала, что ваш жизненный путь романиста был усеян таким множеством терний. Так или иначе, как я уже сказала, ваши произведения сильно мне помогли в решающий момент жизни.

–Приятно слышать. Добавлю к этому, что вы – именно такая женщина, в какую я мог бы влюбиться…

– Напоминаю, вы мертвы!

–Никто не совершенен.

– В общем, это невозможно, потому что, как вам известно, я люблю другого, это моя единственная, великая любовь.

–Об этом я уже поразмыслил и могу вам кое-что предложить.

– В последний раз ваше предложение сводилось к разведывательным действиям на местности в целях вашего перевоплощения. Результат известен, покорно благодарю.

–Нет, вы послушайте, я серьезно. Вы узнаете правду о моей смерти, а я нахожу вашу великую любовь.

Люси не скрывает удивления.

– Как вы намерены это сделать? Напомню, один детектив и один министр внутренних дел уже потерпели в этом неудачу.

–Я прибегну к помощи своего деда-полицейского, в свое время – блестящего сыщика. Он установил со мной связь и выразил готовность помогать. Полагаю, на том свете у него может быть доступ к информации, которой никак не могут обладать ни ваш детектив, ни ваш министр.

Люси глубоко вздыхает, не переставая гладить запрыгнувшую ей на колени кошку – кажется, она спрашивает у нее совета.

– Вы действительно сделаете это для меня? – спрашивает она тихо.

–Я буду счастлив вам помочь.

– Хорошо. Договоримся так: я расследую вашу смерть, а вы ищете любовь моей жизни. Мы оба со всей энергией добиваемся желаемых результатов.

–Обещаю, что не отступлюсь, пока не выясню, жив ли он, а если жив, то где находится.

– А я сделаю все необходимое, чтобы найти вашего убийцу, только учтите, рисковать я не собираюсь.

–Я крайне огорчен случившимся вчера. Я еще не знал толком правил того света, мне было невдомек, что вы притягиваете блуждающие души, как свет – мотыльков.

– Не желаю никаких ранений, царапин, преследований, физических и словесных угроз. Ни сломанных ногтей, ни воспалений сухожилий!

–Я заинтересован в том, чтобы вы жили-поживали как можно дольше.

– Как же, в таком случае, вы себе представляете мои действия?

–Для начала я снабжу вас одним подпольным адресом, где можно за скромную плату обзавестись фальшивым полицейским удостоверением, которое поможет вам допрашивать подозреваемых. Потом я дам вам адрес лаборатории моего друга Владимира Крауза. Вы попросите его сделать анализ содержимого вашей пробирки. Будем работать параллельно, на этом свете и на том.

Люси вместо ответа подходит к фотографии Сами Дауди. Закрыв глаза, она предается своим лучшим воспоминаниям о нем. Она задерживает дыхание, потом переводит дух. Видно, что она полна надежды.

24

Ветер гонит по улице опавшие листья и грязные бумажки. Длинная вереница застрявших в пробке машин начинает сигналить, пешеходы ускоряют шаг. Только собачники не торопятся: их заставляют медлить питомцы, обнюхивающие деревья и шины. Люси Филипини шагает быстро. Она одета во все красное, и это неслучайная расцветка: она направляется в лабораторию Владимира Крауза. Лаборатория располагается в доме, смахивающем на роскошный особняк. Внутри разъевшаяся секретарша с двойным подбородком и бородавкой на щеке увлеченно трещит по телефону:

– …нет, ты не представляешь, что он мне ответил. «Гислен, если этой ночью у тебя снова будет приступ сомнамбулизма, придется тебя наказать!» Нет, ты слышала? Как будто я виновата в том, что у меня во сне случаются эти приступы! Я ему в ответ: «А ты что творишь, Франсис? Каждое воскресенье заставляешь меня любоваться на твою мамашу! Это куда хуже всякого сомнамбулизма, но я же молчу…» Поверишь ли, он как разорется! Я ему: «Если моя манера спать тебя так беспокоит, то спи с ней – она-то, уверена, ни звука во сне не производит». Он на попятный, «моя Гиги» и все такое, но, сама понимаешь, со мной такие штучки не…

Люси Филипини достает свое полицейское удостоверение и сует секретарше под нос.

– Подожди, Серафина, у меня пациентка, я перезвоню.

Она кладет трубку и недовольно спрашивает:

– Вы к кому?

– Полиция, – отвечает Люси самым убедительным тоном.

– У нас нет скидок для муниципальных служащих, вам придется ждать в общей очереди. Приготовьте необходимые документы.

– Расследуется преступление. Мне нужен Владимир Крауз.

– У него пациент, его нельзя беспокоить.

– Повторяю, этого требует расследование…

– Какое бы ни было расследование, другие пришли раньше вас, так что дожидайтесь своей очереди, как все остальные, ДОРОГАЯ мадам.

Люси не хочет повышать тон, ведь секретарша находится на своей территории, а сама она – не будучи в курсе, как поступают в таких случаях настоящие сотрудники полиции, не осмеливается идти на обострение. Приходится безропотно отправиться в комнату ожидания, повинуясь пальцу секретарши.

Сидящие там люди держат в руках емкости с жидкостями разного цвета: красного, желтого, коричневого, белого. Вид у всех убитый, можно подумать, они стыдятся того, что их организмы вырабатывают жидкости низкого качества. Люси закрывает глаза и начинает сеанс экспресс-медитации, но секретарша возобновила телефонный разговор и говорит так зычно, что не дает ей сосредоточиться.

– Ты представляешь, что мне выдал после этого Франсис? Что мне стоило бы полечиться… Как будто медицина может что-то с этим поделать! А по-моему, это ему пора к врачу. Я, конечно, возмутилась, а он, как всегда, окончательно вывел меня из себя этим своим «успокойся!». Скажу тебе честно, вместо того, чтобы успокоиться, я, наоборот…

Старания Люси медитировать прерывает негромкий голос:

– Это вы из полиции?

Она открывает глаза и видит мужчину в белом халате. У него удлиненное лицо, редкие короткие волосы.

– Я профессор Крауз, Владимир Крауз. Прошу следовать за мной.

У себя в кабинете он указывает ей на кресло.

– Собственно, я здесь не по заданию, а по собственной инициативе, – начинает она, доставая из сумочки пробирку. – Мой близкий друг Габриель Уэллс перед смертью попросил меня отдать его кровь на анализ в случае его кончины.

– Он был и моим другом. Я узнал о его смерти сегодня утром. Какой ужас!

– Он подозревал, что кто-то хочет его отравить.

– Габриель был немного параноиком. Похоже, из-за своего ремесла он стал путать реальность и вымысел. Мне не верится, что у него были серьезные враги. Наоборот, его окружали друзья. То, что среди его близких были вы, тоже доказывает его удачливость, мадемуазель?..

– Филипини. Капитан Филипини.

Он внимательно ее разглядывает, она отдает ему пробирку.

– Говорите, кровь взяли ПОСЛЕ его кончины?

– Габриель просил меня действовать аккуратно, но не мешкать. Взять кровь – и сразу к вам.

Она чуть наклоняется вперед, чтобы мужчина в белом халате мог полюбоваться содержимым ее декольте – прием, уже не раз в прошлом приносивший успех. Врач кашляет и говорит:

– Пять лет назад доктор Лангман предложил ему полностью обследоваться в больнице. Целый день врачи осматривали его, брали анализы, делали снимки. Кардиосцинтиграфия позволила обнаружить жировую атерому, закупорившую коронарную артерию. При этом у него не было ни повышенного холестерина, ни наследственной предрасположенности, он не курил, не пил, у него не было инфарктов и вообще никакой сердечной недостаточности, раз в неделю он занимался бегом – короче, ничто, как говорится, не предвещало… Сцинтиграфия свидетельствовала о том, что Габриелю оставалось жить считаные дни. Тем не менее он отказался от операции на открытом сердце и предпочел по 50 минут в день заниматься дома на велотренажере и пить аспирин. Этого хватило, чтобы вернуть его в седло, – и это не безвкусная игра слов, а настоящее чудо! Мне оставалось раз в год брать у него анализ крови для проверки состояния здоровья. Поэтому я смогу сравнить принесенный вами образец с последним анализом, который брал я сам.

Владимир Крауз приглашает Люси в соседний кабинет, полный приборов и экранов.

– Интересуетесь технологическими новинками, капитан? Вот это – масс-спектрометр, это – хроматограф. Совместив два эти прибора, мы точно узнаем, какие молекулы содержит этот образец.

Биолог ставит пробирку в центрифугу, которая всасывает часть содержимого, потом помещает его в аппарат, излучающий сиреневый свет. На экране появляется колонка букв и цифр.

– Боже! Видите эту формулу – C28H40N2O9? – спрашивает он Люси.

– Лучше объясните, что она означает.

– Это антимицин А, химический состав – ингибитор дыхательной системы. Вот здесь атракцилат и олигомицин. Короче, следы высокотоксичных веществ, ясно указывающие на отравление.

Он вводит кодовые слова, открывает на компьютере программу и впечатывает в нужные места найденные химические формулы. Появляется несколько страниц текста, графиков и схем.

– Роль ядов сыграли сложные вещества, наводящие на мысль, что отравитель разбирался в химии, – произносит Крауз, качая головой. – Они попали в организм накануне смерти. Формулы в нижней части экрана соответствуют другим, нетоксичным веществам, оказывающим усыпляющее и болеутоляющее действие.

Женщина удивленно вглядывается в графики.

– Так это смесь из всякой дряни, которая его усыпила, сделала бесчувственным и прикончила? – шепчет она.

«Теперь понятно, почему он не осознал, что его жизни наступил конец», – думает Люси, снимая на смартфон экран компьютера.

– Доктор Крауз, кто из его окружения мог бы, по-вашему, так его не выносить, чтобы захотеть убить?

– С одной стороны, как я уже сказал, у него было полно друзей, но с другой – это был одиночка со своеобразными привычками. Иногда молодые читатели просили у него автограф, и он охотно ставил свою роспись. Ни разу не видел его злым, ни разу не слышал, чтобы он повысил голос. Это был кроткий человек, обожавший свое занятие. Ну, кому могло взбрести в голову покуситься на безобидного рассказчика?

– Кому-нибудь, возжелавшему занять его место? – предполагает Люси.

Он вместо ответа корчит недоверчивую гримасу.

– Спасибо за все, – говорит она.

Владимир смотрит ей в глаза.

– Подождите, мне любопытно… У вас, часом, не первая отрицательная группа крови?

Вопрос застает Люси врасплох.

– Да, а что?

– А то, что вы – универсальный донор. Очень хорошо. Лично у меня первая положительная, – сообщает он с гордостью.

– И что с того?

– В смысле крови мы с вами друг друга дополняем.

Несколько секунд она удивленно молчит. Ее уже пытались соблазнить астрологи, указывавшие на совместимость знаков зодиака, хироманты, ценители цвета ее глаз, но еще никогда предлогом не служила группа крови. Наконец она выдавливает вежливую улыбку, лишая биолога всякого желания настаивать. Он всего лишь говорит, опустив глаза:

– Какая ужасная история – это убийство! Очень надеюсь, что вы найдете того, кто отравил нашего Габриеля.

25

Габриель Уэллс раскидывает руки. Он пронзает облака, оставляя их нетронутыми. После кувырка через голову он падает на город, на полпути переходит к планированию, скользит в разных слоях воздуха, взмывает над крышами. Наконец, он настигает своего дедушку Игнаса Уэллса – тот оседлал верхушку Эйфелевой башни, где обосновалась компания из множества бродячих душ, давно облюбовавших это место.

–Ну как, дедушка, ты выяснил что-нибудь новенькое о моей смерти?

Поблизости дискутируют другие эктоплазмы. Игнас не хочет, чтобы его подслушали, поэтому он зовет внука полетать над городом, на большой высоте.

–Пока что улики, на которые я обычно обращаю внимание, не помогли мне выйти на след. Надо еще подождать. А как твои успехи?

–Чтобы уговорить Люси помочь нам с расследованием, я взял на себя ответное обязательство отыскать Сами Дауди, ее исчезнувшую великую любовь. Он был ее первым возлюбленным и остался единственным, и она ищет его с тех пор, как ее задержали, посадили, потом выпустили – в общей сложности уже девять лет. Пока что совершенно безрезультатно.

–Что ты знаешь об этом человеке?

–Только его последний адрес: Страсбургский бульвар, дом 19, рядом с Восточным вокзалом. Там она видела его в последний раз 13 апреля, девять лет назад.

–Летим туда!

Дедушка-полицейский и внучек-писатель легко опускаются на улицу и сквозь черепичную крышу проникают внутрь здания.

–Как ты ведешь расследование с того света, дедушка?

Дед зовет потомка за собой и принимается прочесывать этажи. На первом он наконец обнаруживает искомое – неуспокоившуюся душу бывшего консьержа. Душа курит воображаемую сигарету, выдыхая такой же нематериальный дым, видимый только братским эктоплазмам. На ногах у него тапочки, он развалился в кресле рядышком с живым консьержем, принявшим одну с ним позу: тот тоже прилип взглядом к телевизору, транслирующему футбольный матч.

Игнас, не дожидаясь конца тайма, берет собрата с того света в оборот.

–Простите за беспокойство. Мы занимаемся исчезновением бывшего жильца дома.

–С какого по какой год вы здесь работали? – присовокупляет свой вопрос Габриель.

–Я здесь уже двадцать лет, в том числе три года посмертно.

–Отлично! В таком случае вы наверняка знали Сами Дауди, жившего здесь девять лет назад.

–Что вы хотите о нем узнать?

– Мы помогаем в поисках одной его живой знакомой.

Цель поражена: живой консьерж вскрикивает, мертвый проявляет подобие заинтересованности.

–Это ваша проблема, а не моя, – бурчит он.

–Без вас мы не обойдемся.

– Как и все остальные! Только я считаю, что теперь, после смерти, имею в конце концов право на покой. Не хочу, чтобы меня тормошили. Смерть – перво-наперво суперотставка. Да и с какой стати, собственно, я должен вам помогать? Я с вами даже не знаком.

– Габриель Уэллс, прошу любить и жаловать, писатель. Вам, наверное, знакомы его романы. Вам что-нибудь говорят расследования лейтенанта Лебедя?

– Нет, не слыхал. При жизни я покупал только книги лауреатов литературных премий в ноябре месяце, да и то не для чтения, а в подарок членам семьи на Рождество. По-моему, они их тоже не читали, просто ставили для красоты на книжные полки.

–Разумеется, у всех свои вкусы, – дипломатично уступает Игнас. – Так я вот о чем: знаете вы книги Габриеля или нет, он – писатель, а еще он мой внук. Оказывается, знаменитая женщина-медиум Люси Филипини – о ней-то вы наверняка наслышаны – была его близкой подругой.

–Этого имени я тоже не слыхал.

–Жаль, у нее лучшие во всем Париже планы перевоплощения. Вы уверены, что это громкое имя ничего вам не говорит?

– Что в нем громкого? Чем она лучше моей тетушки Филомены?

– У Люси Филипини прямой доступ к Иерархии, что позволяет ей предлагать блуждающим душам вселение в наилучших зародышей.

– Я покамест не планирую перевоплощаться. Мне и здесь неплохо: смотрю себе телик через плечо нового консьержа и в ус не дую. Вот бы еще пришлые меня не беспокоили, если вы улавливаете намеки…

– Сколько времени вы намерены так продержаться? Год? Десять лет? Собираетесь сто лет таращиться в телевизор? Бесконечная отставка – это и есть ваша мечта? Вам не кажется, что рано или поздно вам захочется начать с нуля новое существование?

Наконец-то консьерж выходит из своей полудремы.

–Ладно, допустим, я вам кое-что подскажу. Только, чур, в обмен на твердую гарантию возрождения для еще более ослепительного существования.

– Кем вам хочется стать в будущей жизни?

– Звездой бразильского футбола.

– Надо будет поинтересоваться у Люси, есть ли у нее в запасе такой вариант. Вот только обещать, что вы непременно станете чемпионом, она не сможет, но ваши новые родители непременно поспособствуют осуществлению вашей заветной мечты.

Физиономия консьержа расплывается в довольной улыбке, он согласно кивает головой.

–Так что там с Сами Дауди? – напоминает ему Габриель.

– Прекрасно его помню: очаровательный господин, хорошее образование, одежда всегда с иголочки, немного робкий. Делал мне хорошие подарки. Работал, кажется, в банке – в общем, в области финансов. Жил с четырьмя сестрами. Те всегда веселились, всегда хохотали. Всегда пахли хорошими духами. Угощали меня медовыми пирожными.

– Вы знаете, почему он исчез?

– Об этом писали в газетах. Разразился скандал: его босс пропал вместе с кассой. Насколько я понял, Дауди был у него одним из ответственных сотрудников, и его могли обязать расплатиться за все ошибки. Вот он и решил удариться в бега.

– Куда, по-вашему, он мог подеваться? – спрашивает Игнас.

–Вы гарантируете, что познакомите меня с вашей подружкой-медиумом и что она постарается, чтобы я возродился бразильским футболистом?

– Даю вам честное слово.

– Тогда слушайте. Сами знаете, спутница моего ремесла – скука, поневоле разовьешь хороший слух. Я слышал, как он говорил по телефону, что намерен покинуть Францию. Потом он попросил меня вызвать ему такси – он собрался на Лионский вокзал. Голову даю на отсечение, что он удрал в Швейцарию или в Италию…

26. Энциклопедия: умереть в добром здравии

Согласно суфийской философии, умереть лучше здоровым, чтобы полнее осознать сам этот опыт, считающийся наиболее близким к экстазу.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том XII27

Габриель Уэллс начинает привыкать к особому ощущению от проникновения в дом через крышу. Сначала черепица, потом верхний этаж, изоляция, пол, потолок… Вот и Люси, ждущая его в обществе своей куклы-клоуна.

–Миссия выполнена, – докладывает он.

– Вы сумели разузнать о Сами?

–В день исчезновения он поехал на Лионский вокзал. Его тогдашний консьерж считает, что он покинул Францию. Я продолжу расследование. Попробую выяснить, в какой поезд он сел.

– Наверняка с ним случилось что-то чудовищное, он действовал в страхе! Тут не мог не сыграть роль чемодан с кокаином. Ему устроили западню! Очень надеюсь, что он успел унести ноги.

–Между прочим, что слышно о моем убийстве? Какие успехи у вас?

– Интуиция вас не подвела. Вас действительно отравили.

–Каким ядом? Мышьяком? Стрихнином? Цианистым калием?

– Это был яд сложного состава. В него входил антимицин А и атрактилат. По крайней мере, Крауз утверждает, что это была смесь из арсенала ушлых ученых-химиков. С добавлением обезболивающих и снотворных средств.

–Вот оно что! А я и не сомневался! Что еще вам сообщил Крауз?

– Примерную хронологию событий. По его словам, между попаданием яда в организм и его действием прошли сутки. Получается, контакт с ядом и с убийцей имел место накануне смерти, то есть в понедельник. С кем вы встречались в тот роковой понедельник, чем занимались? Постарайтесь припомнить как можно больше подробностей, особенно как пили и ели поблизости от других людей.

Габриель долго напрягает память, восстанавливая тот день. Закрыв глаза, он погружается в воспоминания и медленно припоминает событие за событием. Люси записывает все на смартфон.

–7.30. Пробуждение. Перво-наперво я записываю с утра свои сны. Потом выпиваю стакан апельсинового сока из холодильника, доступ к которому есть только у моей горничной Марии-Консепсьон.

8.00. Я иду пешком в бистро «Ле Кокле» – оно дальше по той же улице, сажусь там на свое обычное место, и хозяин приносит мой ноутбук, который я там оставил. Я пью свой второй за день напиток – кофе со сливками. Перечитываю написанное за вчера, чтобы продолжить в правильном направлении. Через пять минут хозяин приносит мне круассан и еще один кофе. Я работаю два часа.

10.30. Написаны последние страницы «Тысячелетнего человека». Я несколько раз переписываю последнее предложение, пока оно меня полностью не устроит, потом вывожу внизу страницы слово «КОНЕЦ». По привычке фотографируюсь вместе с хозяином бистро и со своим ноутбуком, и мы с ним пьем в честь этого события шампанское.

10.45. Я звоню своему издателю Александру де Виламбрезу и сообщаю ему, что мой роман дописан. Он приходит в восторг и требует, чтобы я отправил ему текст как можно быстрее, но я возражаю, нужна еще небольшая орфографическая правка из-за детской психологической травмы, о которой я напоминаю ему при сдаче каждого нового романа: «Раньше мне ставили «0» при десяти и более ошибках». Он напоминает мне о корректорах-профессионалах, которым платят как раз за это. Но я хочу сдать максимально чистый экземпляр, чтобы те же самые корректоры могли сосредоточиться на поиске неизбежного шлака. Я обязуюсь предоставить ему исправленный текст уже назавтра, во вторник, к 10 часам утра. Пью крепкий кофе.