О размышлении

Наконец, сама справедливость, чтобы не перестать быть собою, не должна удаляться от меры, которую предписывает ей умеренность, говоря устами Мудреца: «Не будьте справедливее, чем нужно» (ср. Еккл 7, 17). Тем самым она словно дает понять, что справедливость не заслуживает своего имени, когда ее правилом более не является умеренность. Более того: самая мудрость подчиняется узде умеренности, ибо святой Павел со своей мудростью, данной ему свыше, говорит: «Не будьте мудрее, чем следует, но будьте мудры с воздержанием» (ср. Рим 12, 3). С другой стороны, Господь в Евангелии учит нас, что умеренность, в свою очередь, нуждается в праведности, когда Он осуждает воздержание тех, кто постится лишь для того, чтобы показать себя перед людьми (см. Мф 6, 16). Воздержания у таковых было довольно, ибо они лишали себя пищи, но справедливости недоставало, ибо они желали своим постом угодить не Богу, а людям.

Наконец, как быть справедливым и умеренным без крепости, если очевидно, что нужна сила, притом незаурядная, чтобы уметь удержать свои желания и нежелания в узких границах между излишним и недостающим, так, чтобы и воля держалась этой точно определенной, единственной, строго неизменной середины, одинаково удаленной от всякой крайности, ясно установленной, такой, как предполагает самое понятие добродетели?

11. Так прошу Вас, скажите мне, если сможете, к какой из этих трех основных добродетелей Вы отнесете эту середину, столь тесно касающуюся их всех, что ее можно счесть свойством каждой из них: ведь разве не в золотой середине состоит добродетель, разве нельзя сказать, что эта середина и есть самая добродетель? Однако если бы было так, то не существовало бы нескольких добродетелей, а все они составляли бы одну-единственную. Так что не лучше ли сказать, что, поскольку нет добродетели вне этой середины, то последняя есть как бы сущность и душа всех добродетелей; ибо она столь сильно сближает их между собой, что они как бы образуют единое целое. В таком случае мы еще более склонны полагать, что так и есть, что [добродетели] не просто причастны золотой середине в определенной степени, но обладают ею полностью каждая [добродетель] по отдельности. В самом деле, что более присуще справедливости, чем эта золотая середина, о которой мы говорим? Она не может от нее удалиться, не перестав воздавать каждому то, что должно, а ведь именно в этом она и состоит. То же самое я могу сказать об умеренности (temperatio), ибо очевидно, что она названа так потому, что заключается в определенном темпераменте (temperamentum). Что касается крепости, то и тут невозможно отрицать: она проявляется в том, чтобы устранять пороки, посягающие на золотую середину и всяким образом нарушающие ее; именно крепость ее защищает и делает фундаментом добра и престолом добродетели. Стало быть, справедливости, крепости и умеренности свойственно держаться золотой середины, а различает их то, каким образом каждая из них ее сохраняет: справедливость поддерживает и питает волю; крепость определяет, как она действует, и только умеренность делает возможным обладание ею, а также ее использование. Теперь мне осталось только сказать, что благоразумие также не чуждо этому восхитительному союзу добродетелей. Разве не оно первым открывает и распознает эту золотую середину, когда понятие о ней, по нашему нерадению, стирается в душе, вытесняется ревнивым самовластием порока в густой мрак, который тот влечет за собою? Потому-то мало кто из людей способен ее распознать, а стало быть, весьма мало тех, чей удел – благоразумие. Итак, справедливости свойственно искать этой середины, крепости – овладевать ею, а умеренности – сохранять ее. Я вовсе не собирался рассуждать о добродетели, а только хотел показать, как важно усердное размышление, ибо благодаря ему мы познаем эти и другие подобные истины. Разве провести всю жизнь, не занимаясь деланием столь богоугодным и душеполезным, не значит потратить ее напрасно?

Глава 9

12. Но что скажут, если Вы будете столь безоглядно привержены философии, от которой Ваши предшественники несколько отошли? Ведь найдется немало людей, которые дурно истолкуют Ваш уход с дороги, проторенной предварившими Вас, и решат, что Вы делаете это для того, чтобы опорочить их добрую память. Вспомните пословицу: «Если ты поступаешь не как все, то привлекаешь всеобщее внимание». Вам не преминут ее припомнить и скажут, будто Вы стремитесь именно к этому. Впрочем, Вам сразу не удастся ни исправить все ошибки своих предшественников, ни искупить их грехи; но со временем, благодаря мудрости, которой Вас наделил Бог, Вы научитесь использовать благоприятные случаи и мало-помалу делать это. А пока извлекайте из зла, коего не Вы причиной, все благо, какое сможете.

Однако если мы хотим опираться не столько на новые, сколько на добрые примеры, мы без труда найдем в числе верховных Понтификов немало тех, кто умел найти свободное время, невзирая на самые важные дела. Так, например, когда Рим был уже почти в осаде, а меч варваров был занесен над головой его граждан, святой Папа Григорий по-прежнему мирно занимался своими учеными писаниями. Как видно из предисловия к его труду, именно в это время он с тщанием, не уступавшим его дарованию, писал комментарии к последней и самой пламенной части пророчеств Иезекииля.

Глава 10

13. Но в конце концов верх одержали другие обычаи, нравы изменились. Нельзя даже сказать, что мы движемся к тяжелым временам, ибо мы уже их достигли. Обман, интриги и насилие царят по всей земле. В ведущих тяжбу нет недостатка, однако правое дело едва ли находит себе защитника. Повсюду сильные притесняют слабых. Вы скажете, что не можете ни лишить притесняемых своей помощи, ни отказать в справедливости тем, чьи права презираются и попираются. Но ведь невозможно рассудить дело, не обсудив его и не выслушав все стороны. Потому, полагаю я, надобно, чтобы дела подлежали обсуждению, как должно; однако метод, которому следуют в наши дни, мне кажется отвратительным и недостойным как Церкви, так и чертога правосудия, и я не могу не спросить себя, как Ваши благочестивые уши могут выслушивать все эти споры и словопрения юристов, которые, по-моему, способны скорее помрачить истину, нежели ее выявить. Измените эти гнусные обычаи, положите конец бесполезным словопрениям и заградите уста тех, кто научен говорить ложь. Они красноречивы только для того, чтобы нападать на правое дело, а искусны только в защите заблуждений. Талант этих людей пригоден лишь на то, чтобы творить зло, а дар слова они, видно, получили, чтобы оскорблять истину. Эти люди пытаются учить тех, у кого должны бы учиться; они выдают свои измышления за достоверные факты, запутывают простые истины и мешают правосудию идти своим ходом. Ничто так не позволяет без труда обнаружить истину, как краткое и простое изложение фактов. Потому я желал бы, чтобы во всех делах, которые будут достойны того, чтобы попасть на Ваш суд (а это будут совсем не все), Вы взяли за правило принимать решение быстро, хотя и после надлежащего исследования, и пресекать все эти длинноты, изобретенные для того, чтобы избежать осуждения и увеличить расходы. Разбирайте дела вдовы, бедняка, того, кому нечего дать; что же касается прочих [дел], то Вы можете поручить другим судьям разобрать их, хотя большинство из них не заслуживают даже рассмотрения. Не пойму, зачем Вам выслушивать людей, уже осужденных их собственными явными беззакониями. Бесстыдство некоторых дошло до того, что, хотя все их дело кричит об их злокозненных интригах, они, не краснея, требуют рассмотрения и обращаются к общественной совести, хотя их собственной было бы довольно, чтобы повергнуть их в смущение. Еще никто не пытался обуздать наглость этих бессовестных людей, так что же удивляться, что их число и бесстыдство все растут? Впрочем, я вообще не могу понять, как случилось так, что порочные люди совершенно не опасаются суда себе подобных; видно, там, где порочны все, никто не обращает внимания на чужие гнусности. В самом деле, никогда не было видано, чтобы скупца заставил краснеть подобный ему скупец или чтобы распутник устыдился других распутников. Церковь же в наши дни полна честолюбия, потому в ней заметно не больше отвращения и ужаса к интригам и проискам честолюбия, чем в разбойничьем вертепе – к рассказу об ограблениях путников.

Глава 11

14. Если Вы истинный ученик Иисуса Христа, да воспламенится Ваша ревность; восстаньте своей властью против этого беззакония и пагубной для общества язвы. Учитель подает нам пример, так обратите взор на Него и послушайте, что Он говорит: «Кто Мне служит, Мне да последует» (Ин 12, 26). Он же готовит не уши, чтобы выслушивать, а бич, чтобы изгонять. У Него нет времени слушать длинные речи, и вместо того, чтобы сесть и произнести суд, Он встает и спешит подвергнуть заслуженному наказанию. Вы знаете, почему, ибо Он Сам говорит об этом: потому что дом молитвы сделали домом торговли. Я хотел бы, чтобы наши торгующие в храме краснели от одного Вашего вида или пугались Вашего присутствия, ибо и у Вас в руке есть бич: да, пусть вострепещут все эти сребролюбцы, и пусть их золото станет для них предметом тревоги, а не утешения; и пусть они стремятся скрыть его от Вас, а не открыть перед Вашими глазами, зная, что Вы готовы скорее выбросить его вон, чем принять. Если Вы будете поступать так, то поможете многим вернуться к исполнению своего долга; Вы вернете к почтенным занятиям множество людей, которые сегодня заняты лишь тем, что преследуют постыдные цели; а тем, кто имел в мыслях подражать им, будет неповадно. Прибавьте к этому, что Вы обретете досуг, преимущества которого я уже показал, ибо, как только Вы будете посвящать меньше времени делам, оставив в своем рассмотрении, как я сказал, лишь малую их часть и поручив заканчивать их другим судьям, Вам останется много свободного времени на размышление. Что же касается тех дел, которые Вы сочтете нужным рассмотреть самому, то Вам следует решать их так скоро, как только возможно, чтобы решение было верным.

Что касается размышления, то я не собираюсь ограничиться тем, что уже сказал; однако я вновь вернусь к этому во второй книге, ибо теперь время закончить первую, чтобы ее пространность не утомила Вас и не вызвала досаду.

Книга II

Глава 1

1. Я не забыл обещания, которое уже давно дал Вам, Ваше Святейшество отец Евгений, и хочу наконец исполнить обещанное, пусть и с опозданием.

Я устыдился бы, что так долго медлил, если бы делал это по безразличию или забвению. Однако это вовсе не так, и Вы знаете, что так случилось по причине значительных событий, которые, казалось, должны были положить конец не только нашим трудам и исканиям, но и самой нашей жизни. Мы видели, что Господь по нашей неверности обошелся с нами так, словно Он до времени совершил Свой суд над землею в правде, хотя и не в милости. Казалось, будто Он забыл Свой народ и нимало не заботится о славе Своего имени. Даже неверные восклицали: «Где Бог их?» (Пс 114 (113), 2). И чему удивляться? Чада Церкви, те, кто имеет честь носить имя христиан, погибали посреди пустынь, сраженные мечом или изнуренные голодом. «Господь изливает бесчестие на князей и оставляет их блуждать в пустыне, где нет путей» (Пс 107 (106), 40), где всякий их шаг приносит лишь скорби и бедствия. Так, страх, печаль и стыд достигли «даже царей в глубине их покоев» (ср. Пс 105 (104), 30). Увы! Какое смущение для служителей Слова Божия, которое обещало мир и возвещало всякого рода удачу! Мы говорили: «Вы обретете мир, а мир далеко от вас» (ср. Ис 52, 7). Мы говорили лишь о пользе и приобретении, а увидели лишь поражение и потери, так что, видно, в этих обстоятельствах мы поступили неблагоразумно и легкомысленно.

Разумеется, я пустился в это предприятие с великим пылом, но нельзя сказать, что наудачу, ибо я исполнял Ваше веление, или, скорее веление Бога, говорившего со мной Вашими устами. Как же так: мы постились, а Он не видел, смиряли души свои, а Он не знал? (см. Ис 58, 3). Ибо ничто из того, что мы делали, не утишило ярость Его, и рука Его еще простерта (см. Ис 9, 12). Однако с каким терпением Он выслушивает богохульные речи и хулу египтян, во весь голос говорящих, что на погибель Он вывел народ Свой в пустыню, чтобы истребить его (см. Исх 32, 12)! А ведь суды Божии, несомненно, праведны и истинны; и все же для меня они – бездна столь неисследимая, что я готов назвать блаженными всех тех, кто не соблазнится о них ныне.

2. И все же откуда берется у людей смелость вновь предпринимать то, чего они не в силах постичь? Не будем забывать, что уставы Божии вечны, и это может служить утешением нам, как и говорившим: «Мы вспоминали суды Твои, Господи, которые от века, и утешались» (Пс 119 (118), 52).

Я скажу нечто, что всем известно, но о чем теперь все позабыли, ибо таковы люди: они забывают, когда должны бы помнить, и вспоминают, когда не знают, что с этим делать. Когда Моисей захотел вывести свой народ из земли египетской, он обещал привести их в землю еще более плодородную; ибо в противном случае он не смог бы заставить этот народ, желавший лишь земного, пойти за собой. И он вывел их из Египта, но не тотчас ввел в Землю Обетованную. Так что остережемся относить это печальное событие на счет дерзости вождя, ибо он его не предвидел. Как бы то ни было, он действовал лишь по Божией воле и с Его помощью, ибо Господь подтверждал его миссию постоянными чудесами. Вы, конечно, заметите мне, что еврейский народ был народ жестоковыйный и все время восставал на Бога и на Его слугу Моисея; что он слишком заслужил своей кары, ибо то были люди маловерные и мятежные, а какое же зло совершили наши? Об этом спросите у них; для чего мне говорить Вам то, что они сами вполне могут перед Вами признать? Спрошу Вас лишь об одном: как евреи сумели достичь цели своего странствия, без конца возвращаясь туда, где уже были? Но сколько раз и нашим людям тоже, по склонностям их сердца, случалось возвращаться в Египет? Если евреи падали и погибали по своему нечестию, то нечего удивляться, что крестоносцы, виновные в тех же преступлениях, навлекли на себя ту же кару. Кто-то скажет, что несчастья первых противоречат обетованиям Божиим? Но и беды вторых также, ибо обетования Божии никогда не могут исполняться с попранием Его правды. Но послушайте еще кое-что.

3. Вениамин нарушил свой долг, и все другие колена взялись за оружие, чтобы наказать его. Сам Бог повелел им сделать это и вместе с тем поставил во главу их вождя, который повел их в сражение. И вот они впали в руки врагов, хотя превосходили их числом, хотя их дело было правое и, что самое главное, с ними было благорасположение Всевышнего. «Как страшен Бог в делах над сынами человеческими» (см. Пс 66 (65), 5)! Те, кто должен был совершить возмездие за преступление, бежали от тех, над кем они должны были его совершить, а войско более многочисленное обратилось вспять и бежало от меньшего числом. Но они воззвали к Богу, и Бог сказал им: «Вернитесь и сражайтесь вновь». Они сделали по слову Его и были поражены во второй раз. Так праведные мужи, удостоверившиеся прежде в милости Божией, повинуясь его приказаниям, сражаются за правое дело и терпят поражение. Но чем более они были обмануты в своих чаяниях, тем более могучей становилась их вера.

Что, по Вашему мнению, подумали бы обо мне наши верующие, которые по моему слову во второй раз вернулись на поле сражения и вновь были побеждены, если бы я сказал им: «Возвращайтесь в третий раз и сделайте то, в чем уже дважды потерпели поражение»? Конечно, чада Израиля, ни во что не ставя первое и второй поражение, в третий раз повинуются Божественному повелению и, наконец, одерживают победу. Быть может, наши христиане скажут: «Кто уверит нас в том, что вашими устами говорит Бог? Какие знамения вы совершаете, чтобы мы поверили вам? Не мое дело – давать на это ответ, и чувства, которые побуждают меня хранить молчание, хорошо понятны; но Вы, Евгений, ответьте за меня и скажите, что видели своими глазами и слышали своими ушами. Или, вернее, ответьте так, как велит Вам Господь.

4. Но, быть может, Вы спросите себя, почему я так настаиваю на предмете, казалось бы, никак не связанном с тем, о чем решил писать. Нет, я вовсе не упустил из виду главное, однако сказанное мною только что не кажется мне чуждым этого предмета. В самом деле, если я не ошибаюсь, я беседовал с Вашим Святейшеством как раз о размышлении; а предмет, которого я только что коснулся, слишком велик [для меня], чтобы требовать моего усердного размышления. Если великое заслуживает внимания великих, то кому более чем Вам, равного которому нет на земле, подобает вглядеться в него пристальным взором? Но это Вам надлежит сделать с мудростью и властью, которую вы получили свыше, дабы уразуметь, что следует делать в нынешних обстоятельствах. Не мне, скромному монаху, говорить Вам: поступайте так или этак. С меня довольно напомнить, что Вам необходимо что-либо предпринять, чтобы утешить Церковь и заградить уста ее хулителей. С вашего позволения да послужат мне эти строки оправдательной речью. Надеюсь, что я вложил в Ваше сердце доводы, которые способны извинить меня и тем более Вас. Свидетельство доброй совести – лучшее оправдание, и я нимало не забочусь о том, что обо мне думают те, кто зло называет добром, а добро злом, тьму почитают светом, а свет – тьмою (см. Ис 5, 20). Впрочем, если ропот неизбежен, пусть лучше ропщут на меня, чем на Бога, и я буду невыразимо счастлив служить Ему своего рода щитом и принимать на себя острые стрелы злоречивых и отравленные копья хулителей, дабы они не достигли Его. Я охотно отдам за бесценок свое доброе имя, дабы Его имя почиталось и дабы Он явил мне милость, позволив воскликнуть вместе с пророком: «Ради Тебя я несу поношение, и бесчестием покрывают лицо мое» (Пс 69 (68), 8). Ибо я не желаю иной славы, кроме уподобления Божественному Искупителю, чтобы вслед за Ним сказать: «Злословия злословящих Тебя падают на меня» (Пс 69 (68), 10).

Однако время вернуться к моему предмету и двигаться к цели, которую я себе поставил.

Глава 2

5. Прежде всего благоволите заметить, что я разумею под собственно размышлением. Я не хочу, чтобы его во всем смешивали с созерцанием. Ибо последнее предполагает истину уже познанную, тогда как первое имеет целью как раз поиск истины. Потому созерцание я бы определил как ясное и несомненное интуитивное видение вещей духовным взором, или, иными словами, акт, посредством которого дух объемлет уже познанную и несомненную истину. Что касается размышления, я сказал бы, что это усилие мысли, усердие ума в поиске истины. И все же оба слова часто употребляют одно вместо другого.

Глава 3

6. Чтобы приблизиться теперь к самому предмету размышления, думаю, можно сказать, что таковых есть четыре рода, которые сами приходят на ум: это Вы сами, затем то, что ниже Вас, то, что вокруг Вас, и то, что выше Вас. Пусть Ваше размышление начинается с Вас самого; не направляйте его на то, что вне и вокруг Вас, пренебрегая собой. Ведь что Вам пользы, если Вы приобретете весь мир, а душу свою потеряете (см. Мф 16, 26)? Будете ли Вы сколь угодно мудрым, Вашей мудрости всегда будет чего-то недоставать, если Вы не мудры в отношении самого себя. Чего именно недоставать? Да, полагаю, всего. Если Вы даже познаете сразу все тайны – как обширна земля, как возвышенно небо, как глубок океан, – но при том не будете знать самого себя, Вы уподобитесь человеку, который строит, не имея основания, и вместо того, чтобы довести дело до конца, окажетесь посреди развалин. Все, что Вы построите вне себя самого, подобно кучке праха, взметаемой всяким ветром. Итак, никто не может считаться мудрым, если не мудр в отношении себя, потому всякий мудрец прежде всего мудр с собою и первым пьет из своего собственного источника. Следовательно, пусть Ваше размышление не только начинается, но и заканчивается Вами. Если же оно начнет блуждать в других местах, то ради Вашего спасения всегда хорошо вновь вернуть его к себе. Будьте первым и последним его предметом и берите пример с Верховного Создателя всего сущего, Который посылает Свое Слово [в мир] и вместе с тем удерживает [при Себе]. Ваше же слово – Ваше размышление; как бы далеко оно ни отправилось, оно не должно вовсе Вас покидать. Пусть совершает прогулки, но жилищем его пусть всегда остается Ваша душа. Если говорить о спасении, никто не озабочен Вашим спасением больше, чем сын Вашей матери. Так что да не будет в Ваших мыслях ничего не только противного, но и инородного Вашему спасению. Если же Вашему уму предстанет что-либо, не связанное с ним так или иначе, гоните таковое прочь.

Глава 4

7. Размышление о самом себе делится на три различные части. В самом деле, Вы можете размышлять о том, что Вы такое, кто Вы и какой Вы. То, что Вы такое, относится к естеству; кто Вы – к личности, а каковы Вы – к нраву. Итак, что Вы такое? Человек. Кто Вы? Папа, верховный Понтифик. Наконец, каковы Вы? Благожелательны, кротки и так далее. Хотя размышление о первом из этих трех предметов более прилично философу, чем преемнику апостолов, все же в определении человека, которого часто именуют разумным животным и существом смертным, есть нечто, заслуживающее Вашего внимания, и если позволите, мы на этом немного остановимся. Впрочем, я не вижу в этом исследовании ничего, что претило бы Вашему званию, и даже вижу некоторую пользу для Вашего спасения. Если Вы размышляете о том, что Вы одновременно разумны и смертны, то Вы тотчас приходите к двойному заключению, достойному мудрого и рассудительного человека: что факт смертности унижает разумность, но факт разумности утешает Вас в Вашей смертности. Если по этому поводу можно сделать еще кое-какие замечания, то я сделаю их позднее и, возможно, с большей пользой, чем теперь, ибо необходима определенная последовательность предметов, которые мы рассматриваем.

Глава 5

8. Итак, что Вы есть ныне и чем были прежде? Вот что нам надобно теперь установить. Однако по поводу последнего (чем Вы были прежде) я думаю, что лучше умолчать и оставить это Вашему собственному разумению. И все же да будет мне позволено сказать, что не достичь совершенства было бы недостойно Вас, раз Вас избрали из среды самых совершенных. Разве Вы, в самом деле, не испытываете стыда, видя, как Вы ничтожны теперь, занимая столь превосходный пост, и вспоминая, как были велики в скромном положении монаха? Вы ведь вовсе не забыли своих первоначальных обетов. Никто да не изгладит их из Вашего сердца и из памяти, хотя их и похитили из Ваших рук. Потому небесполезно всегда иметь их перед глазами при исполнении верховной власти, при решении дел, поступающих в Ваш суд, и во всех Ваших начинаниях. Это размышление заставит Вас презирать почести, будучи ими окруженным, а это уже немало; пусть же оно никогда не покидает Вашего сердца и пусть послужит защитой от такого смертоносного свойства: «Сподобившись высших почестей, он не уразумел своего достоинства» (ср. Пс 49 (48), 13).

Итак, скажите сами себе: я стоял в доме Бога моего совсем низко; как же случилось, что, будучи столь убогим и неразумным, я оказался вознесен над царствами и империями? Кто я и чем был дом отца моего, что я воссел на первом в целом мире престоле? Несомненно, сказавший: «Друг, пересядь выше» (Лк 14, 10), подумал, что я всегда останусь Ему другом. Если же я перестану им быть, для меня это будет несносно, ибо Возвысивший меня может меня и унизить. И тогда поздно будет стенать: «Господи, вознеся меня, Ты низверг меня» (ср. Пс 102 (101), 11). Великое возвышение не имеет в себе ничего пленительного, ибо заботы, которые оно влечет за собой, еще более велики. Одно есть сеть и западня, другое – испытание для дружбы. Так что будем готовиться преодолеть их, если не желаем, чтобы однажды нас с позором прогнали на последнее место.

Глава 6

9. Невозможно утаить Ваше возвышение; однако для чего Вы были вознесены выше других? Вот что заслуживает Вашего внимания. Едва ли для того, чтобы господствовать, ибо пророк, видя, что вознесен подобно Вам, услышал такие слова: «Чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать» (Иер 1, 10). Находите ли Вы в этих словах хоть что-то, говорящее о величии и роскоши? Скорее, я вижу в этих выражениях, говорящих о полевых работах, образ тяжких трудов, присущих духовному управлению. И каким бы высоким ни было наше мнение о себе, Вы должны нас убедить, что мы призываемся не для того, чтобы повелевать, как господа, а для того, чтобы трудиться, как истинные служители. «Я не стою выше пророка, а если бы я и получил власть, равную его власти, я все-таки не сравнился бы с ним в заслугах». Вот что Вы должны себе говорить; вот урок, который Вам надлежит преподавать себе, ибо Вы поставлены просвещать и наставлять других. Смотрите на себя как на пророка, разве этого мало? Думаю, даже слишком много; ведь только по милости Божией Вы есть тот, кто есть. Кто же Вы? Пророк, если хотите, или Вам надо большего? Если Вы мудры, то должны довольствоваться той мерой, какой измерил Вас Господь, а все, что свыше, исходит из худого источника. Итак, учитесь по примеру пророка занимать первое место лишь для того, чтобы самому делать, а не заставлять делать то, чего требует время, и будьте уверены, что для подражания пророку Вам понадобится скорее кирка, чем скипетр, ибо Вам известно, что он был возвышен для искоренения сорных трав, а не для господства. Но найдете ли Вы, что делать на поле Господнем? Конечно, и очень много! Ибо пророки не смогли очистить его полностью и оставили кое-что апостолам, пришедшим после них, а те – Вам. Не сомневайтесь, что и Вы не завершите этого тяжкого труда, унаследованного от своих отцов. Вы оставите его своему преемнику, а тот – своим, и так до конца. Ведь и евангельских работников, стоявших праздно, нанимали и посылали в виноградник вплоть до одиннадцатого часа. Вашим предшественникам, апостолам, было сказано: «Жатвы много, а делателей мало» (Мф 9, 37). Итак, примите наследство своих отцов, ведь если Вы им сын, то и наследник (см. Гал 4, 7). А чтобы доказать, что это так и есть, принимайтесь за дело и не стойте праздно, если не хотите услышать: «Что вы стоите здесь целый день праздно?» (Мф 20, 6).

10. Еще хуже, если Вас найдут посреди всякого рода наслаждений, роскоши или мирской суеты, ибо не их Вы получили в наследство. Что же Вам причитается, согласно воле завещателя? Если придерживаться смысла завещания, то это не почести, не богатства, а лишь заботы и тяготы. Льстит ли кафедра Понтифика Вашему самолюбию? Тогда вспомните, что она – не что иное как возвышенное место, с которого Вы, подобно часовому, должны озирать все вокруг. Ибо имя епископа заключает в себе обязанности, а не владычество. Ведь именно для того, чтобы видеть все зорким оком, Вы поставлены на высокое место, откуда видно все разом, и естественное следствие этого бдения – не покой, а труд. Так можно ли помышлять о славе, когда даже отдых Вам возбранен? Ведь нет места для отдыха под бременем неотступных забот обо всех Церквах? Что оставил Вам Апостол, сказавший: «Что имею, то даю тебе» (Деян 3, 6)? Что это? Верно знаю, что это не серебро и не золото, ибо он говорит также: «Серебра и золота нет у меня» (там же). Итак, если у Вас оно есть, употребляйте его не на свои прихоти, а на нужды времени; тогда Вы будете ими пользоваться, как не пользующийся. Если же для души богатства сами по себе не хороши и не дурны, то все же нельзя отрицать, что должное использование их есть благо, злоупотребление ими – зло; стремление к ним – худшее из зол, а искание их – позор. Я желал бы, чтобы в некоторых случаях Вы могли требовать серебра и золота, однако никогда – как преемник Апостола, ибо он не мог оставить Вам в наследство того, чем не обладал. Все, что имел, он Вам передал, а именно, как я уже сказал, попечение обо всех Церквах; но можно ли видеть в этом власть господствовать над ними? Послушайте его, он сам ответит: «Мы не господствуем над наследием Божиим, но подаем пример стаду» (1 Петр 5, 3); а чтобы Вы не думали, будто он говорит так только из смирения, а не из убеждения в истинности своих слов, послушайте слова самого Господа в святом Евангелии: «Цари господствуют над народами, и владеющими ими благодетелями называются. А вы не так» (Лк 22, 25). Вы видите: совершенно ясно, что господство апостолам возбраняется.

11. После этого попытайтесь счесть апостольство атрибутом высшей власти или высшую власть – следствием апостольства; ясно, что Вы не сможете притязать на то и другое одновременно. Пытаться обладать и тем и другим – значит потерять и то и другое.

Впрочем, не считайте, что Вы исключены из числа тех, о ком Бог сетует, говоря: «Поставляли царей сами, без Меня; ставили князей, но без Моего ведома» (Ос 8, 4). В конце концов, если Вы желаете царствовать без помощи свыше, Вы тоже стяжаете славу, но не у Бога.

Теперь, когда мы увидели, чего делать нельзя, посмотрим, что следует делать. «Кто из вас больший, будь как меньший, и начальствующий – как служащий» (Лк 22, 26). Таково правило апостолов. Им подобает исполнять долг, а не начальствовать. Хотя и сам законодатель Своим примером подтверждает это, продолжая: «Я посреди вас как служащий» (там же, 27). Так разве можно обесчестить себя, приняв звание, которое первым принял Господь? И святой Павел справедливо хвалится им, говоря: «Они Христовы служители? И я», – и продолжает: «В безумии говорю: я больше. Ибо гораздо более [был] в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти» (2 Кор 11, 23). Сколь почетное служение! Разве это не лучше, чем царствовать? Итак, если желаете славы, у Вас есть пример святых, Вам предлагается слава самих апостолов. Неужели этого мало? Ах! Кто даст мне однажды сравняться в славе со святыми? Вот как говорит об этом пророк: «Господи, любящие Тебя исполнены славы; власть их прочна и незыблема» (ср. Пс 139 (138), 17). И Апостол, в свой черед, восклицает: «Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал 6, 14).

12. Дай Бог, чтобы Вы всегда могли хвалиться столь превосходным образом и предпочитать ту славу, которой одной желали пророки и апостолы и которую они предоставили Вам искать после них! Признайте своим наследием крест Спасителя, то есть труды и тяготы. Блажен сказавший: «Я более всех потрудился» (1 Кор 15, 10)! Вот где слава, в которой нет ничего от суетности, изнеженности и праздности. Если труд пугает Вас, то пусть вдохновляет награда, ибо несомненно, что каждый будет вознагражден в ту меру, в какую потрудился. Однако, хотя этот великий Апостол потрудился больше всех, все же он сделал не все, и Вам есть чем заняться. Так что пойдите на поле своего Господина и исследуйте его тщательно, и тогда Вы увидите, насколько оно и в наши дни зарастает сорной травой и колючками древнего проклятия. Да, идите в мир, но не как хозяин своих владений, а как арендатор, который должен наблюдать за ними и выполнять работу, за которую однажды даст отчет. А когда я говорю: идите, то это значит – стопами бодрствующего; я призываю Вас отправиться туда по примеру получивших повеление идти по всему свету; а они не сами отправились во все концы земли, но достигли их действием своего духа. Итак, и я скажу Вам: возведите очи свои от размышления и взгляните, не иссохли ли земли, не чернеют ли они, попаленные огнем, вместо того, чтобы побелеть под серпом жнеца? Увы! Как часто то, что с первого взгляда Вы принимаете за богатый урожай, при тщательном рассмотрении оказывается лишь зарослями колючек! Да что я говорю «колючек»! Хуже того: мертвыми стволами деревьев, источенных годами и тлением, неспособных более приносить плода, кроме разве желудей и рожков, которые дают в пищу свиньям. До каких пор они будут напрасно занимать землю? Не сомневаюсь, что если Вы выйдете и взглянете на поле Отца семейства, вы устыдитесь при виде подобного состояния вещей, ибо по Вашей вине бездействует топор и нет пользы от серпа, который апостолы оставили Вам в наследство.

13. В это поле вышел некогда патриарх Исаак, в тот день, когда Ревекка впервые предстала пред ним. Писание гласит: «Вышел Исаак в поле поразмыслить» (Быт 24, 63). Но если он вышел для размышления, то Вам надлежит пойти туда, чтобы искоренять. Довольно размышлять, настало время действовать, и теперь слишком поздно для Вас вопрошать себя, что делать. Это прежде, следуя совету Спасителя, Вы должны были сесть, рассмотреть предстоящий труд, уяснить свои силы, спросить себя, способны ли Вы на такое предприятие, запастись заслугами и вычислить, какую совокупность добродетелей Вам придется пустить в дело, чтобы довести его до конца. Итак, к делу! Пришло время резать по живому, если, конечно, в свое время Вы размышляли. Если Ваше сердце уже взялось за дело, пусть язык и рука действуют в согласии с ним. Препояшьтесь мечом, то есть мечом духовным, который есть слово Божие (Еф 6, 17). И да покроет себя Ваша десница славой, «совершая мщение над народами, наказание над племенами, заключая царей и вельмож их в оковы железные» (Пс 149, 7.8). Вот как Вы почтите свое служение, а оно почтит Вас. Это и значит исполнять верховную власть и выгнать из своих наследственных уделов хищных зверей, дабы Ваши стада могли без страха пастись на пастбищах. Однако, изгнав волков, Вы не должны господствовать над овцами, ибо Вы их получили не для этого, а для того, чтобы пасти. Если Вы хорошо поняли, кто Вы, то знаете, какие обязанности на Вас возложены. А если знаете и не исполняете, то это грех великий (см. Иак 4, 17), ибо Вы, без сомнения, помните слова: «Раб, который знал волю господина своего и не делал по воле его, бит будет много» (Лк 12, 47). Взгляните на пророков и апостолов, сражавшихся без устали. Никто не видел их почивающими в неге на шелковых подушках. Итак, если Вы – потомок апостолов и пророков, следуйте их примеру и докажите, что идете их путем, что Вы их род, который известен святостью поведения и крепостью веры. Ведь именно так они «побеждали царства, творили правду, получали обетования» (Евр 11, 33). Да, таково подлинное завещание Вашего Отца. Я открыл его пред Вашим взором, дабы Вы сами уразумели, какова в нем Ваша доля. Потому облекитесь в крепость, ибо это одеяние – Ваш удел; вступите во владение верой, благочестием, мудростью святых, которая есть не что иное как страх Божий; и вот Вы, хозяин своего имения, обладаете им полностью, и нет в нем никакого недостатка.