Повелитель войн

– И надежные союзники, – эхом повторил я. За спиной у скоттов упало полено, разбрызгивая искры.

Домналл плеснул себе эля.

– Лорд Утред, вот только в этот раз, – продолжил он, – союзников у тебя нет. – Говорил он тихо и вновь в его тоне прорезались нотки сочувствия.

– Разве? – переспросил я. Больше слов у меня не нашлось.

– Ну а кто тебе друг? Король Константин очень тебя уважает, но он не союзник для Нортумбрии.

– Верно.

Домналл наклонился ближе, пристально посмотрел мне в глаза и проговорил так тихо, что люди в конце скамей напрягли слух:

– Мерсия в прошлом твой лучший друг. Вот только она мертва.

Я кивнул. Пока Мерсией правила Этельфлэд, дочь Альфреда, она действительно была мне союзником. И любовницей.

– Хивел из Диведа восхищается тобой, но Уэльс далеко отсюда, – безжалостно продолжал Домналл. – И с какой стати Хивелу идти тебе на помощь?

– Не знаю причины, зачем ему это нужно, – согласился я.

– Да и с чего любому другому валлийскому королю пособлять тебе? – Шотландец помедлил, ожидая ответа, но я хранил молчание. И Домналл продолжил: – Что до норманнов Нортумбрии, то они тебя на дух не переносят. – Речь шла про обитателей диких западных земель Нортумбрии, расположенных за горами. – Ты слишком часто бил их.

– Не достаточно часто, – буркнул я.

– Они плодятся, как мыши. Убей одного, ему на смену придет дюжина. И твой собственный король Гутфрит тебя недолюбливает. Он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь тебе.

– Он меня ненавидит, – подтвердил я. – С того самого мига, как два дня назад я приставил ему меч к горлу. – Домналл, который не слышал еще про побег Гутфрита из Эофервика, явно удивился. Я невозмутимо продолжил: – Насколько понимаю, он направлялся к вам.

– И ты его остановил? – осторожно осведомился Домналл.

Я решил не раскрывать, что мне известно о встрече шотландских послов с Гутфритом, поэтому просто пожал плечами:

– Его люди изнасиловали нескольких женщин в моих деревнях. Мне это не понравилось.

– Ты убил его?

– Я предоставил ему выбор: сразиться со мной или пойти домой. Он пошел домой.

– Значит, Гутфрит тебе не союзник. – Домналл заинтересовался историей, но понимал, что больше из меня ничего не выжмет. – Так кто же твой союзник? Этельстан?

Я дал ему ответ, которого он не ожидал.

– Овейн из Страт-Клоты – враг твоего короля, – напомнил я. – А стало быть, как мне кажется, рад будет обрести союзника. Впрочем, он в нем не особенно нуждается. Сколько вы уже пытаетесь одолеть его?

Тут пришел черед Домналла меня удивить. Он повернулся к человеку, сидящему справа от него: тому самому мрачному воину с длинными белыми волосами с крестом и молотом на груди.

– Это Дифнвал, – представил шотландец по-прежнему вкрадчивым тоном. – Брат Овейна.

Мне не удалось скрыть удивление, и на суровом лице Дифнвала появилось насмешливое выражение.

– Дифнвал… – Я не без труда выговорил это имя. Оно было валлийским, потому как Страт-Клота входила в число валлийских королевств. Его основали бритты, оттесненные на север вторжением саксов. Большинство бриттов ушли, понятное дело, в Уэльс, но часть нашла прибежище на западном побережье Альбы, где их маленькую державу усиливали норманны, ищущие земель.

– Овейн из Страт-Клоты заключил с нами мир. У нас теперь союз, – пояснил Домналл. – Так что у короля Константина нет врагов к северу от Беббанбурга. Овейн с нами, как и Гиблеахан с Островов. А вот кто твой союзник, лорд Утред?

– Эгил Скаллагримрсон.

Жалкий ответ, и я понимал это. Эгил мой друг, норманн, великий воин, но у него было мало людей, едва на две корабельные команды. Я пожаловал ему земли к северу от Беббанбурга, что тянутся вдоль южного берега Туэда – реки, образующей границу между Нортумбрией и Альбой короля Константина.

– Сколько у Эгила воинов? Сотня? – высказал предположение Домналл, почти соболезнуя мне. – Ну, полторы. Все они отборные бойцы, но Эгил – не тот союзник, что способен внушить страх целому народу.

– Осмелюсь предположить, что по пути сюда ты старался держаться подальше от его берегов?

– Это так, – признал Домналл. – Мы взяли сильно дальше. Не стоит ворошить осиное гнездо без нужды.

– А с кем ты сравнишь меня? С навозным жуком?

Домналл улыбнулся.

– Ты – могучий воин без сильных союзников, – сказал он. – Или ты думаешь, что Этельстан – твой друг? – Шотландец помолчал, как бы взвешивая следующие свои слова, прежде чем произнести их. – Друг, нарушающий клятвы.

А эта встреча, подумалось мне, ничем не отличается от переговоров Гутфрита с послами Константина. Узнав о них, я рассердился, однако вот я сам сижу и принимаю Домналла в своей крепости. Этельстан непременно услышит об этой беседе: в Беббанбурге есть его люди. Так или иначе, его шпионы при дворе Константина позаботятся сообщить весть. Выходит, он должен услышать то, что выгодно мне.

– Король Этельстан не нарушал никаких клятв, – заявил я твердо.

– Неужели? – вкрадчиво спросил Домналл.

– Нет, – отрезал я.

Домналл откинулся и сделал большой глоток эля. Потом он утер рот и бороду рукавом и кивнул маленькому священнику, сидевшему рядом:

– Отец Колуим?

– Немногим более месяца назад, – начал поп своим на удивление звучным голосом, – на праздник святой Кристины, девы и мученицы… – он сделал паузу, чтобы осенить себя крестом, – в большом соборе Винтанкестера архиепископ Контварабургский произносил перед королем Этельстаном проповедь. И в проповеди этой архиепископ утверждал, весьма убедительно, что клятва, данная язычнику, не является обязательной для христианина. На самом деле он даже заявил, что христианское благочестие обязывает нарушать такие клятвы.

Я помедлил с удар сердца, потом сказал:

– Король Этельстан не в ответе за блевотину, которую изрыгают попы.

Грубость моя не задела отца Колуима.

– В тот же самый день, – невозмутимо продолжил он, – король наградил архиепископа, передав ему на хранение копье Карла Великого, полученное в дар от Гуго, правителя франков.

Я ощутил холодок внутри. В Винтанкестере были те, кто снабжал меня новостями, но никто не упомянул про ту проповедь. Впрочем, клятвы, которыми мы с Этельстаном обменялись, должны были оставаться в тайне.

– Это то самое копье, – заговорил поп снова, – коим римский воин пронзил ребро Господа нашего. – Колуим перекрестился. – И на следующий день, день памяти святого апостола Иакова, – еще одна пауза и еще одно крестное знамение, – архиепископ произнес проповедь на книгу Второзакония, порицая языческие капища и побуждая короля исполнить священный долг христианина и искоренить их среди своей страны и народа.

– Порицая, – повторил я непривычное слово.