Азенкур

– Я веду брата в Сен-Омер, господин.

Всадник, принадлежал он к господам или нет, заметил трещотку Хука и резко отвернул коня.

– Зачем?

– Попросить благословения у святого Одомара, господин.

Отец Мишель сказал им, что в Сен-Омер, стоящий рядом с Кале, стекается немало паломников, ищущих исцеления у святого Одомара, и упоминать Сен-Омер намного безопаснее, чем признаваться, что идешь в завоеванный англичанами Кале.

– Храни вас Бог, – нехотя пробормотал всадник и бросил на землю монету.

– Господин! – окликнула его Мелисанда, и тот осадил коня.

– Что?

– Как называется это место, господин? И далеко ли до Сен-Омера?

– День пути, а то и больше. – Всадник подобрал поводья. – И что за нужда знать названия? Вы о здешних местах никогда не услышите!

– Конечно, господин.

Всадник, глянув на Мелисанду, пожал плечами.

– Вон та крепость, – показал он на запад, где за деревьями виднелась стена с бойницами, – зовется Азенкур. Желаю исцеления твоему брату.

Он пришпорил коня и поскакал дальше по ячменному полю.

До Кале путники добрались к концу четвертого дня. Шли медленно, стараясь не наткнуться на французские дозоры вокруг занятого англичанами города. На мост, от которого начиналась городская дорога, они ступили только ночью, и их сразу окликнула стража.

– Я англичанин! – крикнул Хук и, держа Мелисанду за руку, осторожно ступил в освещенное факелами пространство перед ведущими на мост воротами.

– Откуда ты, парень? – спросил седой воин в плотно облегающем голову шлеме.

– Мы бежали из Суассона.

– Бежали из… – Воин, шагнув вперед, вгляделся в Хука и его спутницу. – Боже милостивый! Входите, входите!

Хук переступил порог калитки, вырезанной в створке ворот, и они с Мелисандой оказались на территории Англии, где он считался преступником вне закона.

Святой Криспиниан сдержал обещание – Хук вернулся домой.

Глава третья

В главном зале крепости Кале было зябко даже летом. Толстые каменные стены не пропускали тепло, поэтому диваны в зале стояли рядом с жарко растопленным камином. Каменные плиты пола под ними покрывал большой ковер, на котором спали полдюжины собак. На расставленных вдоль стены стойках ждали своего часа мечи и копья с железными наконечниками, между потолочными балками перепархивали воробьи, сквозь раскрытые ставни слышался нескончаемый шелест прибоя.

Имени командующего гарнизоном – крупного чернобородого мужчины, сидящего на диване вместе с изящной дамой, – Хук не запомнил: слова скользнули мимо, и теперь он не знал, как к кому обращаться. Шестеро латников, выстроившихся позади командующего, враждебно и настороженно глядели на Хука с Мелисандой, стоящих на коленях за краем ковра, на каменном полу.

– Не понимаю, – гнусаво провозгласил священник, прохаживаясь по бордюру ковра, – не понимаю, почему ты бросил службу у лорда Слейтона.

– Потому что я отказался убить девушку, святой отец, – объяснил Хук.

– Ее смерти хотел лорд Слейтон?

– Нет, его священник.

– Сынок сэра Джайлса Фэллоби, – отозвался с дивана командующий; судя по тону, сэра Мартина он явно недолюбливал.

– Итак, служитель Господа определил девице умереть, – не замечая его слов, угрожающе продолжал священник, – а ты все решил по-своему?

– Она была совсем девочкой, – ответил Хук.

– Весь грех в мире появился из-за женщины! – с яростной готовностью подхватил священник.

Изящная дама приложила ко рту бледную узкую руку, чтобы скрыть зевок, и погладила собачку на коленях – клубок белоснежного меха с озорными глазками.

– Какая тоска, – произнесла она, ни к кому не обращаясь.

Наступила долгая тишина. Пес, дремавший у дивана, заскулил, и чернобородый командующий наклонился потрепать его по голове.

– Спросите про Суассон, святой отец, – велел он.

– Я так и собирался, сэр Уильям.

– Значит, собирайтесь скорее, – холодно молвила дама.

– Ты объявлен вне закона? – вместо этого спросил священник и, не получив ответа, повторил вопрос громче.

Хук по-прежнему молчал.

– Отвечай! – прикрикнул на него сэр Уильям.

– Очевидно, такое молчание красноречивее всякого ответа, – заметила дама. – Спросите его о Суассоне.

От ее властного тона священника передернуло, однако он повиновался.

– Расскажи, что произошло в Суассоне, – велел он, и Хук вновь описал, как французы вошли в город через южные ворота, как они насиловали и убивали, как сэр Роджер Паллейр предал английских лучников.

– И спасся лишь ты один? – ядовито осведомился священник.

– Мне помог святой Криспиниан.

– О! Сам святой Криспиниан? – повел бровью священник. – Как любезно с его стороны!

Кто-то из латников сдавленно хохотнул, остальные не скрывали неприязненных взглядов. Недоверие сгущалось вокруг коленопреклоненного стрелка так же плотно, как дым вокруг широкого камина. Еще один латник, не отрывая глаз от Мелисанды, что-то шепнул соседу, тот захихикал.

– А может, тебя отпустили французы? – резко бросил священник.

– Нет, – мотнул головой Хук.