Воины бури

Когда жеребца Кинлэфа проводили мимо меня, конь фыркнул, а на его крупе я разглядел выжженное клеймо в виде букв «К» и «Х».

– Он всех лошадей так метит? – полюбопытствовал я.

– Даже собак. Кончится, наверное, тем, что бедняжке Эльфинн тоже выжгут его имя на ляжках.

Я посмотрел на Кинлэфа, который, помедлив между большими колоннами у входа в главный дом, раздавал указания двум слугам. Юноша был приятный на внешность, с узким лицом и темными глазами, в дорогой кольчуге с богатым поясом, на котором висели ножны из красной кожи, окованные золотом. Эти ножны я узнал. Они принадлежали Этельреду, покойному мужу Этельфлэд. Щедрый дар, подумалось мне. Кинлэф перехватил мой взгляд и поклонился, затем повернулся и скрылся за высокими римскими дверями.

– Откуда он пожаловал? – спросил я.

– Западный сакс. Был дружинником у короля Эдуарда, но, повстречавшись с Эльфинн, перебрался в Глевекестр. – Мереваль помолчал немного и косо улыбнулся. – Не думаю, что Эдуард сильно переживает, лишившись его.

– Родовит?

– Сын тана, но ей кажется, что от его задницы исходят солнечные лучи, – пренебрежительно бросил Мереваль.

Я расхохотался:

– Он тебе не нравится.

– Это никчемный самоуверенный хлыщ, – заявил мой друг. – Однако леди Этельфлэд думает иначе.

– Драться умеет?

– Вполне, – ворчливо признал Мереваль. – Не трус, и не обделен честолюбием.

– Не самое плохое качество, – заметил я.

– Вот поэтому ему и неймется занять мое место.

– Этельфлэд тебя не отодвинет, – уверенно сказал я.

– Не поручусь, – мрачно проронил он.

Вслед за Кинлэфом мы вошли в зал. Этельфлэд восседала в кресле за отдельным столом на возвышении, Кинлэф расположился на стуле справа от нее, Осферт – слева. Она знаком велела мне и Меревалю присоединиться к их обществу. Огонь в центральном очаге чадил, а проникающий через дыру в римской крыше ветер заставлял дым густо стелиться по просторному помещению. Зал медленно заполнялся людьми. Многие из моих дружинников, кто не уехал с Финаном или не стоял в карауле на высоких каменных стенах, пришли послушать привезенные Этельфлэд новости. Я послал за Этельстаном, и ему тоже велели сесть за стол Этельфлэд, где уже разместились близнецы Сеолнот и Сеолберт. Остальное пространство помещения заполнили воины Этельфлэд. Слуги принесли воду и полотенца, чтобы знатные гости могли вымыть руки. Подали эль, хлеб и сыр.

– Так что случилось? – спросила Этельфлэд, когда разлили эль.

Я предоставил Этельстану поведать историю про сожжение кораблей в Брунанбурге. Ему это давалось тяжко – он определенно подвел тетю, не проявив должной бдительности, но парень твердо довел рассказ до конца и не пытался увильнуть от ответственности. Я был горд за него, а Этельфлэд обошлась с ним мягко, сказав, что никто не мог ожидать появления драккаров на Мэрсе ночью.

– Почему мы не получили предупреждения о приходе Рагналла? – резко осведомилась она.

Никто не ответил. Отец Сеолнот заикнулся было, поглядывая при этом на меня, но потом почел за благо прикусить язык. Этельфлэд поняла, что хотел он выразить, и посмотрела в мою сторону.

– Твоя дочь ведь замужем за братом Рагналла, – напомнила она с укором.

– Сигтригр не поддерживает брата, – промолвил я. – И допускаю, не одобряет поступка Рагналла.

– Но он должен был знать о планах морского конунга?

Я замялся.

– Да, – признал я наконец.

Было немыслимо, чтобы Сигтригр и Стиорра не ведали о затее, и мне оставалось предположить, что они не пожелали предупредить меня. Вдруг моя дочь теперь хочет, чтобы Британия стала языческой? Но почему тогда Сигтригр не присоединился к вторжению?

– И твой зять не послал весточки? – уточнила Этельфлэд.

– Может, и послал, – предположил я. – Но Ирландское море коварно. Его гонец мог утонуть.

Это неубедительное объяснение вызвало презрительное фырканье со стороны отца Сеолнота.

– Быть может, твоя дочь предпочла… – начал он, но Этельфлэд оборвала его.

– По части новостей из Ирландии мы, как правило, полагаемся на Церковь, – язвительно напомнила она. – Неужели вы перестали переписываться с клириками и монастырями этой страны?

Я с интересом наблюдал, как правительница выслушивает неловкие оправдания церковников. Этельфлэд – старшая дочь короля Альфреда, самая одаренная из всего большого выводка. В детские годы она была шустрой, счастливой, смешливой девчонкой. И вот выросла в настоящую красавицу со светло-золотистыми волосами и синими глазами. Брак с правителем Мерсии Этельредом наложил отпечаток суровости на ее черты. С его смертью большинство огорчений исчезло, однако женщина стала повелительницей Мерсии, и от забот о королевстве в ее пряди вкралась седина. Этельфлэд была теперь скорее просто приятной, чем прекрасной, со строгим узким лицом, всегда настороженным. Настороженным, потому что находились еще мужчины, считающие, что женщине не пристало править, хотя большинство мерсийцев любило ее и повиновалось охотно. От отца дочь унаследовала не только набожность, но и ум. Я знал, какой страстной она может быть. Правда, с течением лет Этельфлэд все больше полагалась на священников, которые уверяли, что пригвожденный Бог христиан на ее стороне. Вполне вероятно, так оно и было, потому что правление ее оказалось успешным. Мы оттеснили данов, вернув украденные ими у Мерсии земли. И вот теперь объявился Рагналл и поставил под удар все, чего достигла Этельфлэд.

– Это не случайность, что он прибыл под Пасху! – настаивал отец Сеолнот.

Я никакого значения этому факту не придавал, как, судя по всему, и Этельфлэд.

– Отче, при чем тут Пасха? – удивилась она.

– Мы отвоевываем земли, – пояснил Сеолнот. – Строим бурги, чтобы оберегать их, и надеемся, что воины защитят эти бурги. – Последняя фраза сопровождалась быстрым и ядовитым взглядом в моем направлении. – Однако земли не могут быть в полной безопасности, пока Церковь не будет простирать оберегающую длань Господа над новыми пажитями! Об этом и говорит псалом: «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться».

– Бе-е-е-е! – заблеял я и был вознагражден свирепым взором Этельфлэд.

– По-твоему, – обратилась она к близнецу, – Рагналл хочет помешать рукоположению?

– Потому он пришел сейчас, – заявил Сеолнот. – И вот почему нам нужно расстроить его злой умысел, возведя Леофстана на престол!

– Думаешь, он нападет на Сестер? – спросила Этельфлэд.

– А что еще ему тут делать? – с жаром заявил Сеолнот. – Он привел больше тысячи язычников, чтобы сокрушить нас.

– Теперь уже две, – поправил я его. – И часть из них христиане.

– Христиане? – вскинулась Этельфлэд.

– У него в войске есть ирландцы, – напомнил я ей.

– Язычников две тысячи? – впервые за все время заговорил Кинлэф.

Я не обратил на него внимания. Если хочет получить ответ, ему следует проявить больше вежливости. Но вопрос был разумный, и Этельфлэд он тоже волновал.

– Две тысячи? Ты уверен, что их так много?

Я встал и, обойдя стол, оказался у переднего края помоста.