Король зимы

– Мне он нравится.

Я был так же смущен, как и тогда, отвечая на подобный вопрос Артура.

Огромная косматая голова Овейна повернулась ко мне.

– Ага, он неплох, – пробормотал он. – Артур мне всегда нравился. Все любят Артура, но только боги ведают, знает ли кто-нибудь его до донышка. Разве что Мерлин. Ты думаешь, Мерлин жив?

– Я знаю, что он жив! – порывисто воскликнул я, ничего на самом деле не зная.

– Хорошо, – кивнул Овейн.

Я прибыл с Тора, и Овейн полагал, что у меня есть волшебное знание, недоступное другим людям. Вдобавок среди его воинов распространилась весть о том, что я избежал ямы смерти друида, и это убеждало их, будто я нахожусь под покровительством богов.

– Мне нравится Мерлин, – продолжал Овейн, – хотя он и отдал этот меч Артуру.

– Каледфолх? – спросил я, назвав Экскалибур правильным именем.

– Ты не знал? – изумленно поднял брови Овейн.

Он явно расслышал в моем голосе удивление, ибо и на самом деле Мерлин никогда не говорил мне, что сделал Артуру такой щедрый подарок. Он иногда толковал об Артуре, но знал его лишь то короткое время, которое тот провел при дворе Утера. Мерлин всегда говорил чуть снисходительно, как будто Артур был прилежным, но слишком медлительным и непонятливым учеником, чьи будущие великие подвиги превышали все ожидания. Но известие о том, что Мерлин дал Артуру знаменитый меч, вдруг высветило совсем другое его отношение к своему питомцу.

– Каледвулх, – поправил меня Овейн, – был выкован в ином мире Гофанноном. – (Гофаннон был богом кузнечного дела.) – Мерлин нашел его в Ирландии, – продолжал Овейн, – где меч носил имя Кадалхольг. Он выиграл его у друида в состязании толкования снов. Ирландские друиды утверждают, будто тот, кто обладает Кадалхольгом, оказавшись в беде, может ткнуть меч в землю, тогда Гофаннон покинет иной мир и придет ему на помощь. – Он с почтительным изумлением покачал головой. – Скажи мне, почему Мерлин сделал такой подарок именно Артуру?

– А почему бы и нет? – осторожно спросил я, потому что уловил в голосе Овейна затаенную ревность.

– Потому что Артур не верит в богов, – уверенно проговорил Овейн. – Он не верит даже в этого непонятного Бога, которому поклоняются христиане. Насколько я могу судить, Артур не верит ни во что, кроме своих больших лошадей. А лошади, малыш, на войне не нужны. Разве только разведчикам.

– Но почему?.. – начал было я.

– Потому, – Овейн словно угадал, о чем я хочу спросить, – что лошади нужны лишь для того, чтобы сломать вражескую стену щитов. Но если враг стоит твердо, лошадь только помеха. Боги станут помогать Артуру, коли он попытается побиться пешим, одетым в эти чешуйчатые рыбьи доспехи. Единственный металл, который нужен воину, – это меч и кусок железа на конце копья. Остальное – просто лишний груз, малыш. – Он глянул вниз на огороженное пространство форта, где к забору, окружавшему тюрьму Гундлеуса, была прикована Лэдвис. – Артур не останется здесь надолго, – уверенно проговорил он. – Одна неудача – и он поспешит убраться в Арморику, где только и можно удивить большими лошадьми, тяжелыми латами и волшебными мечами.

Он вдруг ожесточенно сплюнул, и я с огорчением понял, насколько далеко зашло соперничество между этими людьми. Я любил обоих. Овейн улыбался, глядя на страдания Лэдвис.

– Она верная сука, тут не поспоришь, – хмыкнул гигант. – Но я ее все же сломаю. Это твоя женщина?

Овейн кивнул в сторону Линет, которая как раз проносила мимо кожаный мешок с водой.

– Да, – сказал я и покраснел от этого признания.

Линет, как и моя пробившаяся борода, была моим знаком возмужания, и оба эти достоинства меня еще смущали. Линет решила остаться со мной, а не возвращаться в Инис-Видрин вместе с Нимуэ. Я все еще не мог освоиться с новым своим положением, а для Линет все было ясно. Она вошла в мою хижину, подмела, заслонила вход ивовым плетнем и как ни в чем не бывало завела доверительный разговор о нашем совместном будущем. С Нимуэ, правда, жить было невозможно. После того как ее изнасиловали, Нимуэ ни с кем не разговаривала, любую попытку начать беседу встречала враждебной замкнутостью. Моргана залечила кровоточащую глазницу, а тот же самый кузнец, что ковал маску для Морганы, предложил взамен вырванного глаза сделать золотой шарик. Линет, как и все остальные, стала побаиваться этой новой, злобной и угрюмой Нимуэ.

– Хорошенькая девочка, – пробормотал Овейн. Он порылся в кармане куртки и вынул маленькое золотое колечко. – Отдай ей.

Я, запинаясь, поблагодарил его. Считалось, что военачальники должны одаривать своих воинов, но для меня, которому еще предстояло драться и доказать свое умение, золотое колечко было слишком щедрым подарком. Некоторые мужчины не гнушались украшений и носили золотые кольца, но я страстно желал получить простой железный обод, какие заслуженные воины выковывали из наконечников копий поверженных врагов. Овейн носил в бороде множество таких колец, а его пальцы тяжелили почерневшие от времени трофеи. Артур, как я заметил, колец вообще не носил.

Свой собственный урожай вокруг Кар-Кадарна мы убрали и отправились кружить по всей Думнонии, собирая налоги и оброк. Мы наведывались к зависимым королям и вождям в сопровождении чиновника из сокровищницы Мордреда, который подсчитывал доходы.

Меня удивляло, что Овейн, этот неукротимый боец, всегда рвавшийся в битву, не пошел на Дурокобривис, не вернулся в Гвент, а вместо этого занялся скучной работой по сбору налогов. Однако, как я узнал позднее, налог для Овейна был гораздо важней любого убитого или взятого в плен сакса. Для мужчин, которые не желали заниматься черным трудом, налоги становились самым лучшим и верным источником дохода.

В каждой усадьбе толковали о плохом урожае и старались снизить налог. Овейн набивал свой собственный кошелек взятками, полученными в обмен на подложные документы. Он был настолько незамысловат, что и не старался скрывать это.

– Утер не позволил бы проделывать подобные штуки, – сказал мне Овейн, когда мы шли вдоль южного берега в сторону римского города Иска. – Старый бастард был хитрецом и всегда точно знал, что ему причитается. Но что знает Мордред, этот младенец?

Он посмотрел налево. Мы двигались по плоской голой вершине большого холма, на юге мерцало пустынное море, и сильный ветер гнал по свинцовым волнам белые полосы. На востоке, где тянулся узкий галечный берег, темной стеной вздымался каменный мыс, о него разбивались, превращаясь в пенистый кружевной воротник, высокие волны. Мыс соединялся с материком лишь узкой дамбой, возведенной из обломков камней и гальки.

– Знаешь, что это? – спросил меня Овейн, дернув подбородком в сторону мыса.

– Нет, лорд.

– Остров Смерти, – сказал он и сплюнул на всякий случай, чтобы отвратить напасть, а я остановился и уставился на ужасное место, вместилище думнонийских кошмаров.

Это был приют безумцев, подобных Пеллинору, необузданных сумасшедших с яростными душами, они считались мертвецами с того момента, как пересекали охраняемую дамбу. Остров Смерти был под опекой Крома Даба, темного хромого бога, и поговаривали, что Пещера Круахана, вход в иной мир, находилась как раз в конце Острова. Застыв, я с ужасом глядел на него, пока Овейн не хлопнул меня по спине.

– Не бойся, малыш, Остров Смерти тебе не грозит, – сказал он. – У тебя редкая голова на плечах. – Овейн повернулся и зашагал на запад. – Где мы остановимся сегодня вечером? – прокричал он Ливеллину, чиновнику сокровищницы, чей мул был нагружен пачками подложных документов.

– У принца Кадви в Иске! – ответил Ливеллин.

– А, Кадви! Мне нравится Кадви. Что мы взяли в прошлом году у этого уродливого плута?

Ливеллину не надо было справляться в своих записях-зарубках на деревянных бирках. Он выпалил на память весь длинный перечень шкур, мешков овечьей шерсти, рабов, слитков олова, сушеной рыбы, соли и молотой кукурузы.

– Хотя большую часть он заплатил золотом, – добавил прощелыга-чиновник.

– Он мне еще больше нравится! – хохотнул Овейн.

Усадьба принца Кадви оказалась построенным еще римлянами просторным домом с портиком и колоннами. Дом был повернут в сторону лесистой долины с широким руслом впадающей в море реки Экс. Кадви был принцем думнониев, племени, которое дало название всей нашей стране. Одновременно Кадви был и вождем расползавшегося во все стороны племени, что населяло землю между Иской и Керновом. Было время, когда все племена Британии считались отдельными, и человек из Катувеллани нисколько не был похож на жителя Белги, но римляне всех перемешали. Лишь некоторые племена, вроде племени Кадви, сохранили свой особый облик. Это племя считало себя самым главным среди бриттов, и люди его татуировали лица символами своего клана. В каждой долине обитал отдельный клан, обычно состоявший из дюжины семей. Соперничество между кланами было жестоким, но ничто не могло сравниться с враждой и соперничеством между всем племенем принца Кадви и остальной Британией. Столица племени Иска, римский город с крепкими стенами и каменными строениями, своей роскошью и великолепием могла поспорить с лучшими городами Гвента. Однако Кадви предпочитал жить вне города в собственном поместье.

Земли Кадви были богатыми, но принц желал сделать свои владения еще богаче.

Тем вечером мы сидели на открытой площадке под портиком, смотревшей прямо на обширные угодья Кадви. Вечер был мягким, и ужин подали отличный.

– Бывал на торфяниках? – спросил принц у Овейна.

– Никогда, – сказал Овейн.

Кадви хрюкнул. Я видел его на Высоком совете Утера, но сейчас мог хорошенько разглядеть этого человека, чьей обязанностью и честью было охранять Думнонию от набегов со стороны Кернова или из далекой Ирландии. Принц был низеньким, лысым человечком средних лет, крепко сбитым, с голубыми племенными отметинами на щеках, ногах и руках. Он носил одежду бриттов, но обожал свою римскую виллу с мощеными дорожками, колоннами и водопроводной водой, которая бежала по каменному желобу через весь внутренний двор прямо к портику, где образовывала небольшой пруд для мытья ног. Кадви, решил я, живет хорошей жизнью. У него богатые урожаи, его овцы шерстисты, а коровы тучны, его многочисленные жены веселы и счастливы. Саксы не угрожают его владениям. И все же ему явно этого было мало.

– На торфянике есть деньги, – хвастливо проговорил Кадви. Он был здорово пьян, его люди, сидевшие вокруг стола, тоже отяжелели от вина и еды. – Олово. И золото. Может быть. Но олова много.

Ужин кончился. Кадви раздал девушек-рабынь воинам, и теперь они с Овейном, оставшись наедине, просто болтали. Я сидел так тихо и неподвижно, что они меня, наверное, и не замечали.

– Хочешь олова? – спросил Кадви. – Олово хотят многие люди. Без олова нельзя сделать бронзу, и потому в Арморике, не говоря уж о наших землях, за него дают большую цену. – Он повел расслабленной рукой, словно охватывая всю Думнонию, потом рыгнул, удивленно потряс головой и попытался успокоить свой желудок добрым глотком вина. Затем нахмурился, явно стараясь припомнить, о чем говорил. – Олово, – наконец произнес он, вспомнив.

– Ну, расскажи мне о нем, – наклонился к принцу Овейн.

Он косил взглядом на одного из своих людей, который раздел донага девушку-рабыню и лил ей на живот масло.

– Это не мое олово, – сказал Кадви.