Орел стрелка Шарпа. Золото стрелка Шарпа

Капитан покачал головой:

– Мсье. Сейчас я говорю не о гусарах. Мы всего лишь… – Он немного помолчал, подыскивая подходящее слово. – Авангард? Ваше положение, лейтенант, совершенно безнадежно. Поверьте, из меня плохой актер.

– Мне очень жаль, сэр, но я вас не понимаю.

Однако он очень быстро все понял. Краем глаза Шарп заметил движение на гребне холма, и не требовалась подзорная труба, чтобы сообразить, что происходит. Лошади, лошади без всадников, дюжина – но Шарп прекрасно знал, что это означает. Пушка, французы привезли пушку, полевое орудие, которое легко сметет его маленький отряд. Он перевел взгляд на капитана, тот пожал плечами:

– Теперь вам ясно, лейтенант?

Шарп продолжал смотреть на линию горизонта. Одна пушка? Скорее всего, небольшая, так почему же только одна? Откуда она взялась? Неужели французы потратили столько сил, чтобы доставить сюда всего лишь одну пушку? Если у них не хватает лошадей, значит остальные орудия растянулись на многие мили. Вероятно, гусары сообщили своим, что натолкнулись на два полка пехоты и им в подкрепление послали пушку.

У Шарпа мелькнула новая идея. Он взглянул на капитана:

– Это не меняет дела, мсье. Вы второй человек за сегодняшний день, пожелавший забрать мое оружие. Вам я отвечу так же, как и тому, первому. Попытайтесь отобрать его у меня.

Француз улыбнулся, поднял саблю и поклонился:

– С удовольствием, мсье. Я надеюсь, вы останетесь в живых и позднее окажете мне честь отобедать со мной. Хотя кормят здесь паршиво.

– В таком случае я рад, что не смогу воспользоваться вашим приглашением.

Шарп мысленно ухмыльнулся, глядя на гусарского капитана, а тот отдал какой-то приказ, и французы, развернув лошадей, поскакали вверх по склону. Для уличного ублюдка, сумевшего получить офицерский чин, он провел дипломатические переговоры просто мастерски!

Потом лейтенант вспомнил про Леннокса и торопливо зашагал обратно, пытаясь поймать ускользающую мысль. Еще столько всего нужно сделать, времени совсем не осталось, но он дал Ленноксу слово. Шарп оглянулся назад: по склону холма медленно съезжала пушка. У них есть еще полчаса.

Леннокс был жив. Он говорил тихо и очень быстро. Шарп и Харпер переглянулись, потом посмотрели на шотландца и обещали выполнить его последнюю просьбу. Шарп вспомнил мгновение на поле боя, когда французы увозили королевское знамя, и свою мысль, показавшуюся тогда бредовой.

– Я это уже обещал самому себе, – произнес он и сжал руку Леннокса.

– Я знаю, что могу на вас рассчитывать, – улыбнувшись, прошептал Леннокс. – Вы с Харпером справитесь, уверен.

Они оставили его умирать в одиночестве, у них не было выбора. Шотландец попросил еще только об одном – он хотел умереть с саблей в руке. Когда они отошли, сержант посмотрел на Шарпа:

– А мы сможем, сэр?

– Мы же обещали, верно?

– Да, только до сих пор никто ничего подобного не делал.

– В таком случае мы будем первыми! – В голосе Шарпа зазвучала ярость. – Давай, у нас куча дел!

Шарп не сводил глаз с приближающейся пушки, он не сомневался, что его идея сработает. Замысел вряд ли можно было назвать безупречным, возникала масса вопросов, на которые не было ответов, и Шарп ставил себя на место врага, пытаясь эти ответы отыскать. Харпер видел, что лейтенант что-то задумал, заметил, как пальцы Шарпа сжимаются на рукояти сабли, и терпеливо ждал приказа.

Шарп в это время пытался оценить расстояние, углы, линии огня. Он был возбужден, потому что, несмотря на вражескую пушку, у них появилась надежда.

Шарп созвал лейтенантов и сержантов и, стукнув кулаком по открытой ладони, сказал:

– Слушайте…

Глава девятая

Время печали придет позже – время скорбеть о погибших, время подумать о том, что ты жив и не ранен, и более всего время пожалеть, что не смог остаться рядом с умирающим Ленноксом до конца. Шарп вынул из ножен палаш, в левую руку взял ружье и повернулся к ста семидесяти солдатам, выстроившимся в три шеренги поперек дороги:

– Вперед!

Пока они шли, Шарп мельком подумал о своем разговоре с Ленноксом. Удалось ли ему убедить умирающего капитана? Вероятно, да. Леннокс был настоящим солдатом, он прекрасно понимал, что у них очень мало времени; лейтенант Шарп не сомневался, что видел облегчение на лице шотландца. Сдержать обещание – это уже другое дело; сперва надо справиться с текущими проблемами.

Форрест шагал рядом, оба офицера шли немного впереди одинокого знамени, развевавшегося над небольшим отрядом. Майор явно нервничал.

– Как вы думаете, Шарп, у нас получится?

– Пока все идет прекрасно, майор. – Высокий стрелок ухмыльнулся. – Враг думает, что мы спятили.

Форрест настоял на том, чтобы участвовать в сражении, и ни за что не хотел оставаться с ранеными у моста. Он еще не совсем пришел в себя после удара по голове и отверг предложение Шарпа командовать отрядом во время следующего наступления французов.

– До сегодняшнего дня я не принимал участия в боях, Шарп, – сказал Форрест. – Если не считать того, что однажды мне довелось подавлять голодный бунт в Челмсфорде, – вряд ли это считается.

Шарп понимал, почему майор нервничает, и был благодарен за то, что Форрест поддержал его отчаянный, безумный замысел. Тем не менее чутье подсказывало Шарпу, что план сработает. Наблюдавшим за ними французам казалось, что небольшой британский отряд вознамерился совершить самоубийство, погибнуть геройской смертью, бросившись в абсолютно безнадежную атаку.

Форрест спросил жалобным голосом, почему враг продолжает сражаться, ведь они уже и так одержали достаточно серьезную победу. Однако французы наверняка знали, сколь малочисленна армия Уэлсли – всего лишь немногим больше двадцати тысяч человек. Если они смогут уничтожить Южный Эссекский, британская пехота лишится одной тридцатой части своих солдат, таким образом, французам будет легче разбить Уэлсли во время решающего сражения. Кроме того, сейчас Шарп давал им возможность захватить второй британский флаг, который можно будет показать французским солдатам, чтобы убедить их в слабости нового противника.

– Уже пора, Шарп? – с беспокойством спросил Форрест.

– Нет, сэр, нет. Еще минута.

Они шли прямо по дороге навстречу пушке, находящейся в трехстах ярдах впереди. План Шарпа основывался на двух условиях – и враг в обоих случаях благородно пошел ему навстречу.

Во-первых, французы подвели легкую пушку максимально близко к британским позициям. Они не собирались стрелять по пехоте ядрами, пушка будет заряжена картечью – смесью из мушкетных пуль и кусочков железа, которая разлетается в разные стороны, сея повсюду смерть. Французы явно предполагали, что британские солдаты залягут на берегу, спрятавшись среди обломков моста, – картечь настигла бы их и там. Однако британцы шли прямо на пушку, точно овцы под нож мясника, так что французам требовалось сделать не больше пары выстрелов, внести в ряды противника панику и дать возможность кавалерии покончить с теми, кто останется жив.

Вторая идея Шарпа была связана с конницей. Он почувствовал огромное облегчение, когда всадники сосредоточились с правого фланга британского отряда. Шарп надеялся, что так и будет; если бы французы отошли на левый фланг, замысел стрелка провалился бы и им не оставалось бы ничего иного, как умереть у развалин моста. Земля справа была усеяна телами, но их было немного, зато с левого фланга британцев прикрывали многочисленные трупы людей и лошадей, и Шарп предполагал, что французский полковник, рассчитывая на поддержку пушки, захочет иметь свободу маневра для своих всадников, с нетерпением ждавших, когда пушка откроет огонь.

Артиллеристы не торопились – в этом не было никакой необходимости. Они поглядывали на британский отряд, который сам шел к ним в руки. Пушка была направлена прямо на Шарпа. Он уже мог разглядеть грязно-зеленый лафет и темное закопченное дуло. Опытные артиллеристы ловко повернули пушку так, что теперь она смотрела на дорогу, – а ведь орудие весило не менее трех четвертей тонны. Затем пушкарь в синем мундире засунул сумку с черным порохом в дуло. Второй принялся проталкивать ее внутрь шомполом, третий через специальное отверстие проткнул сумку, чтобы порох немного высыпался, для запала. Еще один пушкарь принес заряд картечи. Пушка будет готова к стрельбе через несколько секунд. Шарп поднял ружье и выстрелил.

Все сто семьдесят солдат, не обращая внимания на разбитые сапоги, побежали. У каждого из них было три заряженных мушкета, два на плече и один в руках. Они бежали неровной цепью, – если кавалерия начнет наступать, британцы успеют в единую долю секунды сомкнуть ряды и образовать непреодолимую стену, ощетинившуюся штыками.

Французские артиллеристы услышали ружейный выстрел и застыли на своих местах, во все глаза глядя на врага, бегущего навстречу смерти, а потом начали ухмыляться. Их развеселила глупость людей, бросившихся в атаку на легкую пушку. И тут ситуация неожиданно изменилась.

В течение двадцати минут после встречи Шарпа с капитаном французских стрелков британцы продолжали собирать раненых. Шарп не сомневался, что французы не обратили внимания на солдат, сгруппировавшихся возле того места, где были сложены тела погибших и где незадолго до этого Шарп и Харпер отбили полковое знамя. За эти двадцать минут Шарп сумел спрятать тридцать живых солдат среди мертвых – десять стрелков, временно одетых в красную форму, и двадцать человек из Южного Эссекского лежали, вжимаясь в землю. У каждого стрелка было по два ружья, а у остальных – по три заряженных мушкета. Французы в их сторону даже не смотрели. Они навели дуло своей пушки на цель и не интересовались тем, что происходило справа, всего в ста шагах от их позиции. Времени заняться мертвецами, посмотреть, чем тут можно поживиться, у них будет сколько угодно; сначала надо уничтожить наглецов-англичан, которые бегут навстречу смерти.

Харпер весь взмок в красном, взятом напрокат мундире, который был ему мал. Сержант разорвал мундир на рукавах по шву, но все равно чувствовал, как по спине стекают ручейки пота. Красные мундиры были важной частью плана. Французы уже привыкли к виду мертвых тел на земле; и если среди них вдруг появятся десять зеленых курток, враг обязательно заподозрит неладное. Больше всего Харпер боялся, что французы решат походить среди трупов и посмотреть, что можно прибрать к рукам, но пока неприятель не обращал на них внимания.

Тут Шарп, который находился примерно в двухстах пятидесяти ярдах, вдруг поднял в воздух свое ружье. Лейтенант Ноулз вздохнул с облегчением. Номинально командовал этими тридцатью солдатами он, но Харпер знал, что неопытный лейтенант не станет ничего предпринимать, не посоветовавшись сначала с ним. Шарп вполне определенно объяснил ему, что все решения должен принимать Харпер.

Над полем разнесся звук выстрела. Харпер с удовольствием потянулся и встал на колени:

– Давайте, ребята, стреляйте как следует. Только не спешите.

Спешка могла испортить все дело. Стрелки старательно прицеливались, разминали затекшие руки и ноги – первые выстрелы будут самыми важными. Хэгмен, как и предполагал Харпер, был готов раньше остальных. Сержант с довольным видом наблюдал за тем, как чеширский браконьер что-то проворчал и нажал на курок. Солдат у пушки – он как раз занимался запалом – отлетел от дула и упал на землю. В следующие две секунды восемь пуль настигли еще троих артиллеристов, а четверо оставшихся в живых бросились врассыпную, пытаясь спрятаться за лафетом и колесами пушки, которая оказалась совершенно обезвреженной, – выстрелить из нее стало невозможно. Картечь так и не успели зарядить, Харпер видел, что она лежит рядом с убитым стрелком, упавшим возле закопченного дула. Любой, кто попытается подобраться ближе, будет сражен метким огнем смертоносных британских штуцеров. Французы отказались от нарезного оружия на поле боя, поскольку на его перезарядку требовалось много времени, однако французские артиллеристы сегодня получили урок – неудобные винтовки имеют вполне определенные преимущества перед быстродействующими мушкетами, стреляющими не очень точно, особенно на расстоянии ста шагов.