Гибель королей

– Конечно нет, – возмутился Виллибальд, – хотя… – Священник вдруг замолчал.

– Хотя – что?

– О, ничего, – с деланой беззаботностью ответил старик и притворился, будто заинтересовался овцой. – Сколько у тебя черных овец?

– Может, мне стоит хорошенько потрясти тебя за ноги, пока я не вытрясу все новости? – предложил я.

– Просто Эдуард, в общем… – Священник заколебался, затем решил, что будет лучше все рассказать мне, пока я действительно не вздумал схватить его за ноги и потрясти. – Просто он захотел жениться на девушке из Кента, а его отец не согласился. Но это совсем не важно!

Я расхохотался. Пусть Эдуард еще слишком юн, но из него не получилось идеального наследника.

– Эдуард взбесился, да?

– Нет-нет! Все это был юношеский каприз, и он давно стал историей. Отец уже простил его.

Я больше не задавал вопросов, хотя, возможно, мне и стоило бы внимательнее отнестись к этой новости.

– Так в чем состоит послание Эдуарда? – спросил я.

Мы стояли на нижнем лугу моего поместья в Буккингахамме, которое находилось на востоке Мерсии. Формально земля принадлежала Этельфлэд, но я платил ей аренду продуктами, а поместье было настолько большим, что могло прокормить тридцать дружинников, многие из которых в это утро отправились в церковь.

– Кстати, а почему ты не в церкви? – уточнил я у Виллибальда, прежде чем он успел ответить на мой первый вопрос. – Сегодня же праздник, верно?

– День святого Алнота, – сообщил он с каким-то особенным удовольствием. – Мне нужно было найти тебя! – Его голос зазвучал восторженно. – У меня новости от короля Эдуарда. Каждый день похож…

– За редким исключением, – грубо перебил я его.

– Да, господин, – покорно произнес он, потом озадаченно нахмурился, – но чем ты тут занимаешься?

– Смотрю на овец, – ответил я, и это было правдой – я действительно смотрел на две или больше сотни овец, которые тоже глядели на меня и трогательно блеяли.

Виллибальд повернулся к отаре.

– Замечательные животные, – сказал он так, будто знал, о чем болтает.

– Всего лишь баранина и шерсть, и я решаю, какая овца будет жить дальше, а какая умрет.

Наступило время забоя овец, тот мрачный период года, когда мы резали наших животных. Несколько штук мы оставляли на развод весной, а бо?льшую часть резали, потому что на всю зиму для всех отар и стад корма не хватало.

– Понаблюдай за их спинами, – предложил я Виллибальду. – Быстрее всего снег тает на шерсти самых здоровых. Вот они-то и останутся в живых.

Я приподнял его шерстяную шляпу и потрепал старика по седеющим волосам.

– А на твоих волосах снега нет, – весело сообщил я, – иначе мне пришлось бы перерезать тебе горло.

Я указал на овцу со сломанным рогом:

– Бери эту!

– Слушаюсь, господин, – откликнулся пастух, маленький шишковатый дядька с бородой, закрывавшей пол-лица.

Он приказал двум гончим оставаться на месте, врезался в отару, с помощью крюка на своей палке зацепил овцу, подтянул ее к краю поля и погнал к другим животным, собранным в дальнем конце луга. Один из гончих псов – драный, покрытый шрамами, – принялся покусывать овцу за задние ноги, пока пастух не прикрикнул на него. Вообще-то, он не нуждался в помощи при выборе овец, которым предстояло жить или умереть. Пастух с детства умел отбирать животных, но господин, отдающий приказ забивать их, должен проявить к ним хоть крохотное уважение и провести с ними некоторое время.

– Судный день, – пробормотал Виллибальд, натягивая шляпу почти до самых ушей.

– Сколько уже? – спросил я у пастуха.

– Джиггит и мумф, – ответил он.

– Этого хватит?

– Хватит, господин.

– Тогда режь остальных, – велел я.

– Джиггит и мумф? – удивился Виллибальд, все еще ежась.

– Двадцать пять, – ответил я. – Яйн, тайн, тетер, метер, мумф. Так считают пастухи. Не знаю почему. Мир полон тайн. Некоторые люди даже верят в то, что трехдневный младенец может быть святым.

– Нельзя насмехаться над Богом, господин. – Отец Виллибальд старался сохранять суровый вид.

– Мне можно. Так чего хочет юный Эдуард?

– О, это самое замечательное, – с энтузиазмом начал Виллибальд и замолчал, потому что я поднял руку.

Оба пастушьих пса рычали. Оба припали к земле и смотрели на лес. Шел дождь со снегом. Я вгляделся в деревья, но ничего угрожающего среди черных зимних веток не увидел.

– Волки? – уточнил я у пастуха.

– Да я волков не видал аж с тех пор, когда рухнул мост, господин, – возразил тот.

У собак на загривках шерсть встала дыбом. Пастух пощелкал языком, успокаивая их, потом коротко свистнул, и одна гончая потрусила к лесу. Второй пес взвыл, недовольный тем, что его не пускают вперед, но пастух тихо произнес короткую команду, и тот успокоился.

А первая собака приближалась к лесу. Это была хорошо обученная сука. Она перепрыгнула через обледеневшую канаву и исчезла в зарослях остролиста. Один раз гавкнув, собака вышла из кустов и снова перепрыгнула канаву. На мгновение задержалась, оглянулась на лес и помчалась к нам. А из лесного мрака вслед ей полетела стрела. Пастух свистнул, и гончая ускорилась. Стрела упала позади нее.

– Разбойники, – бросил я.

– Или охотники на оленя, – предположил пастух.

– На моего оленя, – заметил я, продолжая вглядываться в лесную чащу.

Зачем браконьерам стрелять в пастушью собаку? На их месте самым правильным было бы убежать. Может, это очень глупые браконьеры?

Дождь усилился, к нему добавился холодный восточный ветер. На мне был толстый меховой плащ, высокие сапоги и лисья шапка, так что холода я не чувствовал, а вот Виллибальда, несмотря на шерстяную накидку и шляпу, уже по-настоящему трясло в его черном одеянии.

– Надо бы увести тебя в дом, – сказал я. – В твоем возрасте вредно мерзнуть.

– Я не ожидал, что польет дождь. – Вид у Виллибальда был жалкий.