– Люди недовольны…
– Шарп – странный парень. – Лерой закурил длинную темно-коричневую сигару, которые поставляли португальские коробейники. – Обычно рядовые недолюбливают офицеров, поднявшихся снизу, но к Шарпу относятся с явной симпатией. Он их пугает. Они хотят быть такими же, как он.
– Не вижу ничего хорошего в том, что офицер пугает солдат, – проворчал Лоуфорд.
– На мой взгляд, весьма ценное качество, – не согласился американец. – Конечно, с ним нелегко, но солдат он чертовски хороший. Кстати, Слингсби обязан ему жизнью.
– Чепуха, – отмахнулся Лоуфорд. – Возможно, капитан Слингсби и завел роту слишком далеко, но, уверен, он и сам бы исправил свою ошибку.
– Я о другом. Шарп вчера подстрелил француза, который чуть было не отправил Слингсби в могилу. Должен признаться, лучшего выстрела я не видел.
Лоуфорд тем не менее не собирался обсуждать достоинства капитана:
– Стреляли вчера много, так что пуля могла прилететь откуда угодно.
– Может быть, – с сомнением сказал американец, – но признайте, полковник, Шарп был вчера чертовски полезен.
Лоуфорд насторожился. Уж не догадался ли Лерой, что именно Шарп посоветовал ему развернуть полк и ударить французам во фланг? Совет пришелся как нельзя кстати, позволив с честью выйти из трудной ситуации, но полковник уже убедил себя, что и без Шарпа принял бы точно такое же решение. Убедил он себя и в том, что капитан вознамерился поставить под сомнение его способность руководить полком, что совершенно недопустимо.
– Я лишь хочу, чтобы он извинился! – воскликнул Лоуфорд.
– Хорошо, я с ним поговорю, – пообещал американец, – но если мистер Шарп сказал, что не будет извиняться, то, боюсь, ждать вам придется до Судного дня. Разве что лорд Веллингтон заставит. Если Шарп кого и боится, так только его.
– Ну уж нет, Веллингтона я впутывать не стану! – встревожился Лоуфорд. Ему довелось послужить у генерала адъютантом, и он хорошо знал, что его светлость не любит, когда его донимают мелкими проблемами. К тому же такого рода просьба могла быть воспринята как доказательство слабости самого Лоуфорда. Получилось, конечно, некрасиво. Полковник понимал, что Шарп куда лучший офицер, чем Слингсби, но он обещал своей жене Джессике, что посодействует карьере Слингсби, а обещания надо выполнять. – Поговорите с ним. Предложите извиниться письменно, может, его это устроит? Пусть просто напишет. Я сам отнесу Слингсби, а потом порву.
– Предложу.
С таким обещанием Лерой отправился на тыльный склон, где и обнаружил временного квартирмейстера в компании полковых жен. Все смеялись, однако притихли, когда появился Лерой.
– Извините, что помешал, леди. – Майор снял треуголку в знак почтения и знаком отозвал Шарпа в сторону. – Можно на пару слов? – Они отошли на несколько шагов. – Знаете, с чем я пришел?
– Догадываюсь.
– И?..
– Нет, сэр.
– Я так и думал. Боже, а это еще кто?
В этот момент майор смотрел на женщин, и Шарп сразу понял, что он имеет в виду привлекательную длинноволосую португалку, присоединившуюся к полку неделей раньше.
– Ее нашел сержант Энейблз, – объяснил капитан.
– Господи! Ей ведь не больше двенадцати. – Лерой осмотрел остальных дам. – Черт, эта Салли Клейтон и впрямь хороша.
– Хороша, да замужем.
Лерой усмехнулся:
– Слышали историю об Урии? Хеттеянине?
– Хеттеянин? Кулачный боец? – спросил наугад Шарп.
– Не совсем. О нем упоминает Библия. У этого Урии была жена, и царь Давид возжелал ее, а чтобы муж не мешал, отправил Урию на войну и приказал поставить беднягу в передовую шеренгу. Там его и убили. Сработало.
– Я это запомню.
– Как же ее звали? Вылетело из головы. Только не Салли. Так что передать полковнику?
– Что у него теперь лучший в армии квартирмейстер.
Лерой усмехнулся и уже повернулся, чтобы уйти, но остановился:
– Вспомнил. Вирсавия.
– Вир… Что?
– Так ее звали. Вирсавия.
– Ну и имечко. Подошло бы кулачному бойцу.
– Только била она ниже пояса.
Американец еще раз приподнял треуголку и зашагал к полку.
– Он подумает, – доложил майор Лоуфорду через несколько минут.
– Будем надеяться.
Думал Шарп о чем-то или нет, сказать трудно, но извинения не последовало. Зато вечером армия получила приказ готовиться к отступлению. Французы уходили, очевидно узнав об обходной дороге, союзникам же предстояло выступить в направлении Лиссабона с рассветом. Исключение составил Южный Эссекский.
– Похоже, джентльмены, мы отступаем, – объяснил собравшимся офицерам Лоуфорд. За спиной у него ординарцы снимали палатку. Услышав удивленные голоса, полковник поднял руку. – Оставаться нельзя, иначе противник может нанести удар с фланга. Маневр необходим, чтобы не позволить им выйти нам в тыл. – Многие из офицеров недоумевали: зачем, одержав победу, отказываться от тактического преимущества. Между тем полковник продолжал: – У нас, джентльмены, приказ особый. Полк должен выступить уже вечером и поспешить в Коимбру. Марш предстоит долгий, но такова необходимость. Наша задача – уничтожить продовольственные запасы в складах у реки. Вместе с нами выступает и один португальский полк. Ответственность велика. Генерал хочет, чтобы вся провизия была уничтожена к завтрашнему вечеру.
– И что же, нам надо быть в Коимбре сегодня? – скептически спросил Лерой.
До города было никак не меньше двадцати миль – при всех условиях марш предстоял нелегкий, тем более что уже стемнело.
– Нам дадут повозки для багажа. На них погрузим и ранцы. Охранять их будут ходячие раненые. Женщин и детей также отправим с повозками. Пойдем налегке. И пойдем быстро.
– Как насчет передового отряда? – поинтересовался Лерой.
– Отправим квартирмейстера, он знает, что делать, – ответил Лоуфорд.
– Ночь. В городе, возможно, неспокойно, а тут еще два полка, которые нужно где-то разместить. На тыловиков рассчитывать трудно – они, скорее всего, будут пьяные. В одиночку даже Шарпу не справиться. Отправьте с ним меня.
Лоуфорд нахмурился, справедливо расценив предложение майора как выражение симпатии к опальному капитану, тем не менее, не найдя аргументов против, неохотно кивнул:
– Хорошо, так и сделаем. Что касается остальных, поступим так. Я хочу, джентльмены, чтобы мы вошли в Коимбру первыми. Нельзя допустить, чтобы нас опередили португальцы. Так что всем быть готовыми выступить через час.