Азенкур

– Он изнасиловал девушку, сэр Эдвард!

– Подумаешь, – нетерпеливо отмахнулся тот. – Преподобный сэр Мартин только этим и занимается.

– А еще со мной говорил Бог, – выпалил Хук.

– Что? – Сэр Эдвард уставился на Хука, словно тот объявил, что вместо неба теперь сыворотка.

– Со мной говорил Бог, – повторил Ник с несчастным видом. Вышло жалко и неубедительно.

Сэр Эдвард не ответил. Он задержал взгляд на Хуке, затем обернулся к рыночной площади. Еретик в костре уже не кричал – тело, перегнувшись, свесилось вперед, тут же вспыхнули волосы. Державшие туловище веревки наконец перегорели, и тело сгустком огня рухнуло вниз. Двое латников, орудуя вилами, принялись заталкивать горящий труп глубже в костер.

– Я слышал голос, – упрямо повторил Хук.

Сэр Эдвард небрежно кивнул, словно давая понять, что слова услышаны и повторять не нужно.

– Где твой лук? – неожиданно спросил он, не отрывая глаз от дымного облака, окутавшего горящую фигуру.

– В задней комнате харчевни, сэр Эдвард.

Сэр Эдвард глянул на ворота харчевни – там как раз появился ухмыляющийся Том Перрил, вытирая окровавленную руку.

– Я приказываю тебе вернуться в заднюю комнату и ждать, – тихо произнес сэр Эдвард. – Ждать, пока тебе свяжут руки, привезут домой и отдадут под суд, а потом повесят на дубе рядом с кузницей.

– Слушаюсь, сэр Эдвард, – отозвался Хук с угрюмой покорностью.

– А чего я тебе не приказываю, – продолжал латник все тем же тихим голосом, но явно настойчивее, – так это уходить из харчевни через главный вход. Не пробирайся в центральную часть Лондона, не находи там улицу, называемую Чипсайд, не отыскивай на ней постоялый двор «Две цапли». А в «Двух цаплях» не спрашивай о человеке по имени Генри из Кале. Слышишь, Хук?

– Да, сэр Эдвард.

– Генри из Кале набирает лучников, – пояснил сэр Эдвард, глядя, как человек в одежде с королевским гербом подтаскивает горящее бревно к столбу, где привязали второго предводителя лоллардов. – В Пикардию. За хорошие деньги.

– В Пикардию, – механически повторил Хук. Наверное, какой-нибудь мелкий английский городишко…

– Заработаешь там денег, пригодятся.

Хук, помедлив, осторожно спросил:

– Теперь я преступник вне закона?

– Ты покойник, Хук, а покойникам закон не писан. Ты все равно что труп. Я ведь приказал тебе остаться в таверне и ждать суда, а у лорда Слейтона на суде не будет выбора, кроме как вздернуть тебя на ближайшем дубе. Поэтому ступай и делай что говорят.

Прежде чем Хук успел ответить, от ближайшего угла раздался внезапный окрик:

– Шапки долой! Шапки долой!

Тут же послышался топот копыт, из проулка вынеслись всадники. Горячие кони рассыпались веером по площади и, резко осаженные, вздыбились и встали. Из ноздрей валил пар, копыта месили грязь. Мужчины и женщины, застигнутые на площади, стягивали с головы шапки и падали на колени.

– На колени, парень, – велел Хуку сэр Эдвард.

Среди всадников выделялся один – молодой, чуть старше Хука, с узким длинноносым лицом, излучающим спокойную уверенность. Темные глаза, тонкие суровые губы, тщательно выбритые – чуть ли не содранные лезвием – щеки. Вороной конь богато убран блестящей черной кожей и серебром. На всаднике черные штаны и сапоги, черная бархатная шляпа с щегольским черным пером и подбитый овечьей шерстью темно-пурпурный плащ поверх черного камзола, на боку меч в черных ножнах. Всадник обвел холодным взглядом площадь и пустил коня к ближайшей виселице рядом с «Быком», где на колокольных канатах болтались тела женщины и четверых мужчин. Порыв ветра бросил в жеребца клуб искристого дыма, конь заржал и прянул в сторону, молодой человек успокаивающе похлопал его по шее рукой в черной перчатке, на которой Хук разглядел богатые перстни с каменьями.

– Предлагали ли им покаяться? – требовательно спросил всадник.

– Многократно, мой государь, – елейно молвил сэр Мартин, который при появлении кавалькады выскочил из харчевни и теперь кротко преклонил колено перед властным всадником. Священник осенил себя крестным знамением; его тощая физиономия казалась чуть ли не ангельской, изображающей истинное радение за Христа. Как и всегда, когда сэру Мартину случалось выказывать себя святошей, дьявольский огонь в его глазах вдруг сменился выражением боли, чуткости и безмерного сострадания.

– Значит, их смерть угодна Богу и мне, – твердо произнес всадник. – Я освобожу Англию от ереси!

Взгляд его карих глаз, умных и проницательных, на миг задержался на Хуке – тот сразу же уставился в грязь под ногами; затем черный всадник отъехал ко второму костру, только что зажженному. Прежде чем опустить глаза, Хук успел заметить на узком лице шрам – боевой шрам от стрелы, угодившей между носом и глазом. Такой выстрел должен был стать смертельным, однако Господь для чего-то оставил этого человека в живых.

– Знаешь, кто это, Хук? – шепнул сэр Эдвард.

Знать было неоткуда, но догадаться ничего не стоило: перед Хуком впервые в жизни предстал граф Честерский, герцог Аквитанский и правитель Ирландии – Генрих, милостью Божьей король Англии.

А по мнению тех, кто притязал на знание путаных тенёт монаршего родословия, – еще и король Франции.

Языки огня коснулись второго предводителя еретиков, тот закричал. Король Англии, пятый по имени Генрих, спокойно наблюдал, как душа лолларда отправляется к чертям.

– Ступай, Хук, – тихо велел сэр Эдвард.

– Почему?..

– Потому что лорд Слейтон не хочет твоей смерти. Ты, вероятно, слышал Божий глас, а нам как никогда нужна Его милость. Особенно сегодня. Так что не медли.

И Николас Хук, лучник и законопреступник, двинулся в путь.

Часть первая

Святой Криспин и святой Криспиниан

Глава первая

Река Эна медленно вилась по широкой равнине, окруженной невысокими лесистыми холмами. Стояла весна, всюду буйствовала яркая молодая зелень. Длинные гибкие водоросли колыхались в воде там, где река сворачивала к Суассону.

Город состоял из стен, собора и замка – он служил крепостью для охраны Фландрской дороги, ведущей из Парижа на север. Теперь его заняли враги Франции. Одежду крепостной стражи украшал червленый крест Бургундии, над замком развевался пестрый флаг бургундского герцога – лев в малом щите посреди золотых королевских лилий и бургундских полос.

Лев воевал с французскими лилиями, но Николас Хук в этом не разбирался.

– Не понимаешь – и ладно, тебе-то что, – отмахнулся от него Генри из Кале еще в Лондоне. – Французы дерутся между собой, и одни нам платят за то, чтоб мы били других. Мое дело – набрать лучников и послать на войну. А твое дело – убивать кого там скажут. Стрелять можешь?

– Могу.

– Поглядим.

Стрелять Ник Хук умел, потому-то и стоял теперь на крепостной стене Суассона под флагом со всеми его полосами и лилиями. Он понятия не имел, где лежит Бургундия, он знал только, что ею правит герцог по имени Иоанн Бесстрашный, который приходится кузеном королю Франции.

– Король у французов помешанный, – говорил в Англии Генри из Кале, – шальной, что твой полоумный хорек. Примерещилось ему, будто он из стекла. Сидит теперь и дрожит: а ну как толкнут и разобьют в осколки? Репа у него вместо башки, куда ему воевать против герцога – у того-то голова на месте.

– А за что воюют? – спросил Хук.