Квартира на двоих

Сердце сжимается. От любви? Или просто судороги? На этой стадии отношений сказать трудно. И тем не менее.

Я: Ты… ты уверена?

Кей, твердо: Да. Я так решила. И никакой работы по выходным, о’кей? Выходные – для меня.

Справедливо.

Я: Спасибо. Спасибо. И если не сложно, скажи ей про…

Кей: Да-да, сказать про чудика из пятой квартиры и предупредить насчет лис.

Определенно, сжимается от любви.

Кей: Напрасно ты думаешь, что я никогда тебя не слушаю.

До палаты «Ламинария» бежать еще добрую минуту. Не рассчитал силы, будто новичок. Ошеломлен жуткой напряженностью смены: умирающими, пролежнями, лукавыми пациентами с деменцией – и забываю про элементарные правила выживания в хосписе. Рысью, а не галопом. Всегда знай, сколько времени. Не теряй свою ручку.

Кей: Леон, ты что?

Забыл, что надо ответить. Только пыхтел. Наверное, звучало зловеще.

Я: Спасибо. Люблю тебя.

5. Тиффи

Раздумываю, не надеть ли темные очки. Нет, в них я буду смахивать на диву, а на дворе февраль все-таки. Кому нужна соседка-дива?

Хотя, еще вопрос, что хуже: дива или павшая духом дамочка, которая рыдала два дня подряд.

Напоминаю себе, что соседкой, по большому счету, и не буду, – нам с Леоном жить вместе и не придется. Какое ему дело, даже если я на досуге реву белугой?

– Пиджак! – командует Рейчел.

Не настолько я еще пала, чтобы меня одевали, но Рейчел вчера осталась ночевать, а если она здесь, значит, возьмет дело в свои руки. Даже если «дело» – всего-навсего облачить меня утром в мои же шмотки.

Я не в силах протестовать. Надеваю пиджак. Вообще-то я его люблю. Сшила из гигантского вечернего платья, которое откопала в благотворительном магазине, – распорола и перекроила, оставив вышивку так, что фиолетовые блестки и бисер украшают правое плечо, спину и лиф под грудью. Смахивает на костюм конферансье в цирке, но сидит идеально, и, как ни странно, бисер под грудью выгодно подчеркивает талию.

– Разве я тебе его не подарила? – Хмурюсь. – Прошлым летом, кажется…

– Чтобы ты с ним рассталась?! – Рейчел гримасничает. – Знаю, ты меня любишь, но, ей-богу, на свете нет человека, ради которого ты бы пошла на такую жертву.

Это правда. Я в полном раздрае и плохо соображаю. Хотя сегодня мне не все равно, что надеть. Вот когда напяливаю первое попавшееся – дело дрянь. И, кстати, окружающие сразу замечают: с моим специфическим гардеробом любой непродуманный наряд сразу бросается в глаза. В четверг я наделала шума, явившись на работу в горчичных вельветовых брюках, кремовой блузке с оборками и длинном зеленом кардигане, – когда зашла на кухню, у Ханы из отдела маркетинга случился приступ кашля – она как раз отхлебнула кофе. К тому же никто не может взять в толк, с чего я вдруг расклеилась. Думают: «И что она опять ревет? Джастин же ушел давным-давно».

Они правы. И я понятия не имею, почему отношения Джастина с другой женщиной до сих пор меня так задевают. Я твердо решила, что в этот раз точно съеду. Я вообще-то и не хотела, чтобы он на мне женился. Просто думала, что он вернется… Раньше так всегда и случалось: он уходил, хлопал дверью, игнорировал меня, не отвечал на звонки, а потом сознавал свою ошибку и, в тот момент, когда я свыкалась с мыслью о нашем разрыве, вдруг протягивал руку и звал в какое-нибудь удивительное приключение.

Но на сей раз это ведь конец, да? Он женится. Это… Это…

Рейчел молча передает мне салфетки.

– Придется заново краситься, – бормочу я.

– Нет, некогда! – Рейчел показывает мне часы на экране телефона.

Ох черт! Половина девятого. Если не выйду прямо сейчас, опоздаю, а этого допустить никак нельзя – если мы намерены жить по сменному графику, надо продемонстрировать Леону, что я хотя бы понимаю, что показывают часы.

– Очки? – спрашиваю я.

– Очки, – кивает Рейчел и протягивает их мне.

Хватаю сумочку и бегу к двери.

Колеса электрички стучат по туннелям Северной линии. Замечаю в оконном стекле свое отражение и перестаю сутулиться. Выгляжу я хорошо. Мутное, исцарапанное стекло тут на руку – вроде фильтра в «Инстаграм». Я в своем любимом наряде, чистые волосы горят медью, и, хотя всю подводку я, вероятно, уже проплакала, помада в порядке.

Вот она я. И я справлюсь. Отлично справлюсь сама.

Такое настроение держится до Стоквелла. У выхода со станции какой-то мужик орет из машины: «Убери свою задницу!» – и этого внезапного хамства достаточно, чтобы с размаху швырнуть меня в прежнюю Тиффи – с дерьмовой жизнью и разбитым сердцем. Расстраиваюсь настолько, что даже не указываю ему на анатомические сложности, которые возникли бы, попытайся я выполнить его просьбу.

Минут через пять подхожу к нужному дому. Думая о том, что вот-вот обрету новое жилище, тщательно вытираю слезы и осматриваюсь. Типичное приземистое кирпичное строение с двориком, поросшим унылой лондонской травой. Для каждого жильца – парковочное место, на одном навалено безумное количество ящиков из-под бананов.

Звоню в третью квартиру и вдруг замечаю движение со стороны мусорных баков. Лиса. Замерла и нагло смотрит, приподняв лапу. Впервые вижу лисицу так близко – какая-то облезлая и гораздо более неприглядная, чем рисуют в книгах. Лисы же хорошие, да? Такие хорошие, что теперь нельзя убивать их забавы ради, даже если ты аристократ на лошади. Замок пикает и открывается; захожу в подъезд.

Вокруг все очень коричневое: ковер, стены цвета печенья. Ладно, пустяки – главное, как оно в квартире.

Стучусь в дверь и почему-то сильно волнуюсь. Да я почти в панике. Я серьезно готова делить кровать с незнакомцем? Съехать от Джастина?

О господи! Может, Герти права, и это чересчур? Представляю, как возвращаюсь в квартиру Джастина, где все сияет хромом и белизной и дышит надеждой на его возвращение. От этих мыслей кружится голова. Но, надо сказать, картинка уже и не столь заманчива. Видимо, две недели назад, в четверг в одиннадцать вечера, квартира изменилась. И я вместе с ней.

Я стараюсь особо не думать об этом. Я слишком далеко зашла и теперь не отступлюсь.

Эта квартира обязана мне понравиться, у меня просто нет выбора. И потому, когда дверь открывает не Леон, я уже настолько прониклась решимостью, что принимаю это как должное. Даже не удивляюсь.

– Привет!

– Здравствуйте, – отвечает женщина в дверях.

Невысокая, со смугло-оливковой кожей и растрепанной мальчишеской стрижкой, которая делает девушек с небольшой головой похожими на француженок. Рядом с ней я настоящий бегемот.

Шагаю через порог, чувствуя на себе оценивающий взгляд. Изучаю обстановку – о, темно-зеленые обои, настоящие, семидесятых годов! – однако от пристального внимания женщины мне неуютно. Поворачиваюсь и смотрю на нее в упор.

Ага. Его подружка. По лицу ясно читается: «Я боялась, что придет эффектная цыпа, устроится в постели моего парня и уведет его, но сейчас понимаю, что на эту он никогда не клюнет. Так что да! Милости просим!»

Теперь она улыбается. Ну и славно, мне плевать. Главное – получить это жилье. Пренебрежением ей меня отсюда не выкурить, она и понятия не имеет, как отчаянно мне нужно жилье.

– Я Кей, девушка Леона. – Протягивает руку.

Крепкая хватка.

– Я так и поняла, – улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. – Приятно познакомиться. А Леон в… – Киваю в сторону спальни. Он или там, или в гостиной, один угол которой отведен под кухню. Другого места тут, собственно, и нет. – … в ванной? – пытаюсь угадать, видя, что в спальне пусто.