– Вы кто? – сухо спрашиваю.
– Василина Григорьевна? – почти шипит одна из них, придирчиво меня осматривая.
Мда, после такого секс-спринта от меня наверняка несет пороком. Но я стараюсь выглядеть невозмутимой. С этими коршунами слабину давать нельзя. Расправляю плечи.
– С кем имею честь, дамочки?
– Служба опеки.
Вот твою ж!
– Нам поступил сигнал, что с ребенком плохо обращаются. Впустите нас, иначе мы будем вынуждены выломать дверь.
– Эм… и кто же насигналил? Документики покажите!
– Анонимно, – равнодушно чеканят тетки, доставая удостоверения, – социально ответственные граждане.
И что же за граждане? Уж не сучка ли Марина? Попадись мне, белобрысая коза, я тебе патлы точно повыдергиваю! Тетки убирают документы.
Блин, да они похожи на роботов! Не хочу пускать их домой!
– Вы права не имеете заходить! – перекрываю им вход.
– Мы обязаны проверить сигнал, – цедит самая крупная, высокая и опасная, – что ребенок предоставлен сам себе!
– Да что вы…
– Васечка? – тут дверь открывается и высовывается голова мамы.
Ой! Меня мгновенно отпихивают и бабищи вваливаются в квартиру. Что за беспредел?!
Я влетаю следом. Они невозмутимо поправляют свои пиджаки.
– Вон из моего дома! – рычу.
– Если наши данные верны, то квартира до полной выплаты ипотеки находится в залоге у банка? Кстати, об этом. В последние два месяца вы просрочили платежи.
– Как это касается опеки?
В коридоре появляется Саша. Черт! Он выглядит напуганным, переводит взгляд с меня на этих теток.
– Мам, уведи его пожалуйста.
– Ребенок останется, – голос высоченной звенит, как сталь.
– Вы его пугаете! – сжимаю руки в кулаки.
– Так, – она игнорирует меня, начинает командовать, – проверьте комнаты, холодильник. С финансами всё не очень хорошо. Где муж?
– Нет мужа, мы развелись, – цежу.
– То есть, мать-одиночка? – она что-то пишет на своём планшете.
Они ковыряются в моей квартире, а я чувствую, как тону в нахлынувших на меня чувствах. Реальность жестока. На меня натравили опеку, а они, как цепные псы, вцепились мёртвой хваткой.
– В холодильнике нет йогуртов, творожков, достаточного количества фруктов и овощей. Не вижу мяса!
– Я в магазин еще не ходила, – огрызаюсь.
– И когда планируете идти? – сухо спрашивает высоченная.
– Сегодня хотела, но вы ворвались в квартиру и все планы мои испортили!
– Все так говорят, – заявляет она, а я стону от ярости и безысходности.
– Я напишу жалобу!
– Пишите, – чеканит.
Вот же…
– В комнате не убрано, постель у ребенка в плохом состоянии, ножка надломана. Мамочка, он же упасть может ночью! Какая вы мать?! – качает головой пухлая, а я стараюсь дышать, чтобы не сорваться и не наделать глупостей, – и купите хорошее белье, а не эту дешевку.
Молчу, лишь исподлобья гляжу на этих теток, так грубо вторгшихся в нашу с сыном жизнь. Высоченная заканчивает писать.
– О результатах проверки вам сообщат в течение пары дней. И почините кровать, – сухо отмечает она, делегация покидает нашу квартиру.
Бегу к сыну, обнимаю его. Он напуган и плачет.
– Что она тебе сказала? – беру его личико в ладони, – не плачь, всё хорошо, я с тобой.
– Спрашивала, нравится ли ему жить здесь и знает ли он, где его отец, – мама пожимает плечами.
Черт! Сынок плачет, а я лишь глажу его. Не позволю никому ему навредить! Нужно сделать ножку эту клятую, Ромка до исчезновения обещал, обещал…
– Милый, ничего не бойся, всё хорошо, – успокаиваю, вытирая слезки у сыночка, – ты мне веришь?
– Дя.
– Ты у меня смелый! – улыбаюсь.
– Заситник! – вдруг заявляет ребенок, – так дядя Кай сказал! А мозно зефилку?
– КТО?! – мы с мамой роняем челюсти.
Кай? Что он делал рядом с моим сыном?
– Вася, – мама горой нависает надо мной, а я краснею помимо воли, – что за дядя Кай?