Голос Артема:
– Я вас тоже поздравляю!..
«Пора! – нервно задергал правой щекой Крестный. – Ну!»
Он нажал кнопку на пульте. И не дожидаясь фронта взрывной волны, бросился вниз по лестнице. Волна взрыва догнала его уже на семнадцатом… Его повалило на площадку перед лифтом.
Крестного переполняла радость от удачно совершенной работы, но улыбаться, вроде бы, ситуация не позволяла. Сразу после взрыва захлопали квартиры, зашумели голоса, завизжали женщины…
«Чего это я разлегся, однако, как на пляже! – подумал Крестный. – Сейчас, ведь, припекать начнет. Надо пойти жильцов проинформировать, что рвануло что-то на восемнадцатом этаже… И что пожар…»
Огня Крестный еще не видел, дымом не пахло. Но Крестный знал, что пожар непременно случится. Мина-то – зажигательная…
Жильцы всех квартир, те, что дома оказались, высыпали в коридор. Поднявшийся на ноги Крестный пошел им навстречу с лестницы…
– На восемнадцатом пожар! – закричал он. – Где телефон?
– Что случилось?
Спрашивали сразу все, поэтому можно было не отвечать. Да Крестный и не собирался этого делать. Откуда, ему, в самом деле знать, что там случилось… Мало ли отчего пожары бывают…
– Не знаю! – кричал он, пытаясь спровоцировать панику. – Нужно пожарных вызывать! Где телефон? Сгорим все на хрен!
Кто-то бросился звонить, остальные ломанулись по квартирам, и минуты через две на лестнице, ведущей вниз, уже была давка.
Крестный понимал, что нельзя спрашивать, где находится черный ход, который его сейчас интересовал. Даже в такой напряженной обстановке у кого-то может возникнуть недоумение – почему, собственно, он сам этого не знает? А сообщать всем и каждому, что он не живет в этом доме, Крестный не собирался. Когда начнутся разборки с ментами, те сразу же обратят внимание на присутствие человека, который не является жильцом дома. Он и так уже достаточно нарисовался со своими криками: «Пожар! Пожар!»…
Но спрашивать ничего и не пришлось. Часть жильцов бежала в сторону, противоположную лестнице у лифта, куда-то в конец коридора. Направившись за ними, Крестный убедился, что там-то и находится еще одна лестница – вокруг грузового лифта, который не работал также, как, наверное, и пассажирский…
Лестница была узкая, без окон, застрять на ней в давке было гораздо более вероятно, но этот путь вниз больше устраивал Крестного. Встречаться с разъяренным, как предполагал Крестный, Иваном, который, наверное, пробивается сейчас наверх через поток спускающихся вниз жильцов, в его планы не входило…
Когда он, наконец, выбрался на улицу и уже садился в свою машину, появились первые пожарные машины. Крестный посмотрел наверх. Из окон восемнадцатого этажа выбивалось пламя…
«Ну, что ж, Ваня, – подумал Крестный, – до скорой встречи!»
И включил зажигание.
Глава четвертая.
…Иван ушел из больницы, в которую его отвезли вместе с другими, обожженными на пожаре, утром следующего после взрыва дня.
В больнице он сначала бредил, повторяя лишь два слова: то – «Надя», то – «Крестный». Его чем-то укололи, он затих и проспал до вечера, не почувствовав, как его осматривали несколько врачей. Иван не слышал, как они совещались прямо рядом с его кроватью и решили, что он очень легко отделался – незначительными ожогами кожи головы и более сильными ожогами кожи рук.
Их даже удивляло его бессознательное состояние, они пожимали плечами, но потом решили, что это результат нервного потрясения во время взрыва… Ивану сделали еще укол и оставили в покое…
…Иван проснулся, словно вынырнул из толщи вязкой непрозрачной жидкости, не пропускающей ни света, ни звука. Он долго лежал без движения и разглядывал потолок у себя над головой. Ни одной мысли не шевелилось у него в мозгу… Так он пролежал часа два…
Наконец, не выдержавшие неподвижности мускулы лица заставили его брови слегка дрогнуть, и тут же резкой болью отозвалась обожженная кожа на голове. И одновременно в мозгу вспыхнули два коротких слова: «Надя!» и «Пожар!», которые через мгновение уже слились в короткую мысль: «Надя умерла!»…
Иван резко сел на кровати, морщась от боли. Находиться в неподвижности он уже не мог… Мысль, которая только что возникла в его голове, гнала его из больницы, где все, во что упирался его взгляд, утверждало, что Надю можно было бы спасти, если бы он успел раньше… Иван знал, что это ложь, он понимал, что его Надежда умерла сразу, во время взрыва, а не во время пожара, но видеть больничную обстановку тоже не мог.
Он встал и рассмотрел, во что он был одет. Больничный халат, в зеленую полоску на сером фоне, и трусы – больше ничего…
Иван вышел из своей двухместной палаты, вторая кровать в которой пустовала, и заглянул в соседнюю. Там спали женщины. Одна из них открыла глаза и посмотрела на Ивана с недоумением… Иван сдержанно-вежливо кивнул ей, молча выругался и вышел…
С третьей попытки он нашел палату, в которой лежали мужчины, но ни у кого из них не оказалось одежды… Иван разозлился и решил разыскать какие-нибудь штаны, чего бы этот ему ни стоило. Вернее – их владельцу. Иван не хотел привлекать своим халатом внимания ни милиции, ни прохожих, когда покинет стены больницы…
Он спустился по лестнице на первый этаж и разыскал приемное отделение… На улице уже рассвело, хотя было всего часа четыре утра. Нянечки и санитарки еще не начинали свою утреннюю возню со швабрами, суднами, пузырьками с мочой и прочими больничными прелестями… В коридорах было пусто и тихо…
В приемном дежурный врач, мужчина лет тридцати пяти, спал, уронив голову на стол, напротив него сидела со спицами в руках пожилая медсестра и вязала что-то большое и по-зимнему пушистое..
– Ты это чего? – строго спросила она у показавшегося в двери Ивана.
– Мне бы одежду свою найти, – Иван слушал себя с удивлением, словно и не он говорил сейчас таким просящим, униженным тоном. – паспорт я в рубашке забыл… И страховка на квартиру там была…
– Сразу, что ль, не мог сказать, когда тебя переодевали?..
Иван хотел возразить, что он был без сознания, когда его привезли в больницу, поэтому сказать ничего не мог, но тут же понял, что в этом нет никакой необходимости. И даже смысла нет. Поскольку никакого паспорта и никакой страховки в карманах его одежды, конечно, не было… Спор получился бы чисто теоретический…
Поэтому он промолчал, только принял еще более виноватый вид…
– На складе, значит, твоя одежда… Где ж еще ей быть?.. – буркнула медсестра. – До утра, что ль, дотерпеть не можешь?
– Беспокоюсь я, – промычал Иван, – не пропали бы мои вещи…
– Анну Иванну буди, раз приспичило… – медсестра хихикнула. – Пожалеешь, что в живых остался!… Она на складе сейчас и спит!..
И медсестра захохотала вслед Ивану.
Склад Ивану удалось разыскать минут через двадцать. Он порядком поблуждал по закоулкам первого и второго этажей больницы, натыкаясь на закрытые двери, заваленные хламом лестницы, заставленные кроватями коридоры… Склад оказался в подвале, где, несмотря на душную августовскую ночь стояла приятная прохлада, что Иван сразу же почувствовал обожженной кожей. Дверь склада была закрыта изнутри на швабру – самый надежный «замок». Открыть дверь, запертую таким образом не под силу было бы открыть и десяти таким как, Иван, – они могли бы ее только снять с петель или выломать вместе с косяком…
Иван принялся барабанить в дверь ногой, поскольку каждое прикосновение к коже рук вызывало резкую боль… Он барабанил минуту, не меньше, прежде чем за дверью раздался визгливый мат и в течение следующих трех минут Иван слушал чрезвычайно конфиденциальные и даже можно сказать интимные подробности о жизни не только своих родителей, но и бабушки с дедушкой, а также своих детей, которых у него никогда не было, а также братьев и сестер. Подробности касались, в основном их сексуальной ориентации, а также количеству случайных связей, которые они имели с представителями дикой и домашней фауны, что и привело, в конце концов к рождению Ивана.
Иван просто замер и заслушался, потому что это было что-то вроде соловьиной трели – природное и совершенное по форме…
– Анна Ивановна! – подал он голос, дождавшись паузы, – как бы мне деньги свои найти, что в одежде остались… Триста долларов…
– Нету здесь никаких денег! – тут же отреагировал только что мастерски матерившийся голос, причем совершенно спокойно, без всякого возбуждения. – А ты в чем одет-то был?
– Да ты эти деньги и не найдешь сама, Анна Ивановна, – попытался убедить ее Иван. – Они ж в подкладке зашиты были…
– А это уж не твоя забота, чего я найду, чего нет! – отрезала Анна Ивановна. – Ты вали отсюда, пока сторожа не кликнула…
Иван понял, что избрал неверную тактику и тут же ее скорректировал.
– Анна Иванна, ты сама уж, пожалуйста, не шарь, – просяще-испуганным тоном запричитал Иван. – Не ровен час, уронишь… Доллары-то у меня вместе с гранатой спрятаны были…
Иван услышал, как загремела швабра по полу, визгливый голос вновь что-то заорал, но теперь уже Иван увидел его обладательницу. Дверь распахнулась. В ней появилась невысокая сухонькая старушонка, лет семидесяти-семидесяти пяти, в грязном мятом больничном халате неопределенного цвета, с всклокоченными седыми волосами и круглыми от страха и возмущения глазами.