Зрелость. Ответственность быть самим собой

В следующий раз, когда ты войдешь в храм Гаутамы Будды, наблюдай его статую. Потому что статуя создана таким образом, в такой пропорции, что наблюдая ее, ты впадешь в молчание. Это статуя медитации; она не имеет никакого отношения к Гаутаме Будде.

Именно поэтому все великие статуи выглядят как живые – Махавира, Гаутама Будда, Неминатха, Адинатха… Двадцать четыре тиртханкары джайнов… в одном храме ты найдешь двадцать четыре статуи похожие, одинаковые. В детстве я спрашивал отца:

– Объясни мне, пожалуйста, почему эти двадцать четыре человека одинаковы?

Один и тот же размер, тот же нос, то же лицо, то же тело… И он говорил:

– Не знаю. Я всегда сам недоумевал, почему они никак не различаются. Это почти неслыханно – в мире нет даже двух одинаковых людей, что сказать о двадцати четырех?

Но когда расцвела моя медитация, я нашел ответ – не услышал от кого-то другого, – что эти статуи не имеют ничего общего с людьми. Эти статуи относятся к тому, что происходит внутри этих двадцати четырех людей, а происходит в точности одно и то же. Мы не беспокоимся о наружном; мы настаивали, что внимание следует уделить внутреннему. Наружное неважно. Кто-то молод, кто-то стар, кто-то черный, кто-то белый, кто-то мужчина, кто-то женщина – это неважно; важно то, что внутри – океан молчания. В этом океаническом состоянии тело принимает определенную позу.

Ты замечал это сам, но не был бдителен. Когда ты в гневе, ты не замечал? – твое тело принимает определенную позу. В гневе ты не можешь держать руки открытыми; в гневе – кулак… В гневе ты не можешь улыбаться – или можешь? В определенной эмоции тело принимает определенную позу.

Эти небольшие вещи внутри глубоко связаны.

И эти статуи сделаны таким образом, что если ты просто сидишь в молчании и наблюдаешь, а затем закрываешь глаза, негатив, теневое изображение входит в твое тело, и ты начинаешь чувствовать нечто такое, чего никогда не чувствовал раньше. Эти статуи и храмы построены не для поклонения; они построены для переживания опыта. Это научные лаборатории – они не имеют ничего общего с религией! Веками применялась определенная тайная наука, чтобы будущие поколения могли войти в контакт с опытами предыдущих поколений. Не через книги, не через слова, но в чем-то более глубоком – в молчании, в медитации, в покое.

Вместе с молчанием растет твоя способность к дружбе, растет твоя любовь; твоя жизнь становится танцем из мгновения в мгновение, радостью, празднованием.

Ты никогда не задумывался, почему во всем мире – в каждой культуре, в каждом обществе – в году есть несколько дней для празднования? Все эти праздники только компенсируют – потому что общества отняли у твоей жизни все празднование, и если тебе ничего не дать взамен, твоя жизнь может стать опасной для культуры.

Каждой культуре пришлось дать тебе какую-то компенсацию, чтобы ты не чувствовал себя потерянным в страдании, в печали. Но эти компенсации ложны.

Салюты и фейерверки не могут позволить тебе радоваться. Они только для детей – для тебя это только головная боль. Но во внутреннем мире могут продолжаться огни, песни, радости.

Всегда помни, что общество выдает тебе компенсацию, когда чувствует, что то, что было подавлено, может взорваться в опасную ситуацию, если это не компенсировать. Общество находит какие-то способы позволить тебе высвободить подавленное – но это не истинное празднование и не может быть истинным празднованием.

Истинное празднование должно приходить из твоей жизни, в твоей жизни.

И истинное празднование не может соответствовать календарю – первого ноября вы празднуете… Странно, весь год вы были несчастны, а первого ноября внезапно выходите из несчастья и танцуете? Либо несчастье было ложным, либо ложно первое ноября; оба не могут быть истинными. И как только первое ноября кончается, ты снова возвращаешься в черную дыру, каждый – в свое несчастье, каждый – в свою тревогу.

Жизнь должна быть постоянным празднованием, праздником огней, который длится круглый год. Лишь тогда ты можешь вырасти, расцвести.

Трансформируй небольшие вещи в празднование.

Например, в Японии есть чайная церемония. В каждом дзэнском монастыре и в каждом доме, который может это себе позволить, есть небольшой храм для питья чая. Чай – больше не обычная, обыденная вещь; это трансформировали в празднование. Храм для питья чая сделан определенным образом – в красивом саду с красивым прудом; в пруду плавают лебеди, всюду цветут цветы. Когда приходят гости, они должны оставить обувь снаружи; это храм. В храме нельзя разговаривать; вам придется оставить свои мысли и речи снаружи, вместе с туфлями. Вы садитесь в медитативную позу, и хозяйка, женщина, которая готовит для вас чай, – ее движения так грациозны, как будто она танцует, приготавливая чай, расставляя перед вами чашки и блюдца, словно вы боги. С таким уважением… она кланяется, и вы принимаете поклон с таким же уважением.

Чай готовится в специальном самоваре, который издает прекрасные звуки, собственную музыку. И в церемонию входит, что каждый должен слушать музыку чая. И все молча слушают… снаружи в саду поют птицы, и самовар… чай создает свою песню. Вокруг покой…

Когда чай готов, и его наливают во все чашки, ты не должен его пить так, как везде обычно пьют люди. Сначала ты должен вдохнуть аромат чая. Ты смакуешь чай, словно он приходит из запредельного, медленно – спешить некуда. Кто-то, может быть, начнет играть на флейте или на ситаре. Обычная вещь – просто чай – а его сделали прекрасным религиозным праздником. Каждый выходит обновленным, свежим, чувствуя себя моложе, сочнее.

И то же, что и с чаем, можно делать со всем – с одеждой, с пищей. Люди живут почти во сне; иначе в каждой ткани, в каждой одежде есть собственная красота, собственное ощущение. Если ты чувствителен, одежда не только для того, чтобы закрыть тело; тогда это нечто выражающее твою индивидуальность, нечто выражающее твой вкус, твою культуру, твое существо. Все должно выражать тебя; на всем должна быть твоя подпись. Тогда жизнь становится постоянным празднованием.

Даже если ты болен и лежишь в постели, ты сделаешь эти мгновения лежания в постели мгновениями красоты и радости, мгновениями расслабления и медитации, мгновениями музыки и поэзии. Тогда не нужно быть грустным, потому что ты болен. Ты должен радоваться, что все ходят на работу, а ты лежишь в постели как король и отдыхаешь – кто-то готовит тебе чай, самовар поет песню, друзья предлагают прийти и поиграть для тебя на флейте…

Эти вещи важнее любого лекарства. Когда ты болен, позови врача. Но еще важнее, позови тех, кого ты любишь, потому что нет лекарства важнее любви. Позови тех, кто может окружить тебя красотой, музыкой, поэзией, потому что ничто так не лечит как праздничное настроение. Лекарства это самая низкая форма лечения – но, кажется, мы забыли все, и нам приходится полагаться на лекарства и быть подавленными и грустными, – как будто ты упускаешь великую радость, не ходя на работу! В офисе ты был несчастным – лишь один день дома, и ты и там цепляешься за несчастье – ты его не отпускаешь.

Сделай все творческим, сделай лучшее из худшего – вот что я называю искусством жить. И если человек прожил всю жизнь, наполнив каждое ее мгновение и каждую ее фазу красотой, любовью, радостью, естественно, его смерть будет высочайшей вершиной усилия всей жизни. Последние штрихи… его смерть не будет уродливой, как это обычно случается с каждым.

Если смерть уродлива, это значит, что вся твоя жизнь была пустой растратой. Смерть должна быть мирным принятием, любящим вхождением в неизвестное, радостным прощанием с друзьями, со старым миром. В ней не должно быть никакой трагедии.

Один дзэнский мастер, Лин-Чи, умирал. Тысячи учеников собрались, чтобы услышать его последнюю проповедь, но Лин-Чи просто лежал – радостный, улыбающийся, не говоря ни слова.

Видя, что он вот-вот умрет, и все же не говорит ни слова, кто-то напомнил Лин-Чи – старый друг, мастер по собственному праву… Он не был учеником Лин-Чи; вот почему он мог ему сказать:

– Лин-Чи, разве ты забыл, что должен сказать последние слова? Я всегда говорил, что у тебя плохо с памятью. Ты умираешь… ты что, забыл?

И Лин-Чи сказал:

– Слушайте.

На крыше бегали, шуршали две белки. И он сказал:

– Как красиво, – и умер.

На мгновение, когда он сказал: «Слушайте», воцарилось абсолютное молчание. Все подумали, что он скажет что-то грандиозное, но только две белки дрались, шуршали, бегали по крыше… Он улыбнулся и умер. Но он дал последнее послание: не делайте из вещей маленькие и большие, тривиальные и важные. Важно все. И в это мгновение смерть Лин-Чи так же важна, как и эти две белки, бегающие по крыше, нет никакой разницы. В существовании все равнозначно. Это было всей его философией, всем учением его жизни – что ничто не велико и ничто не мало; от тебя зависит, что ты с этим сделаешь.

Начни с медитации, и все это начнет в тебе расти – молчание, безмятежность, блаженство, чувствительность. И что бы ни пришло в медитации, попытайся внести это в свою жизнь. Делись этим, потому что все, чем ты делишься, растет быстрее. И когда ты достигнешь точки смерти, ты узнаешь, что смерти нет. Ты можешь попрощаться, но не нужно никаких слез печали – может быть, слезы радости, но не печали.

Но тебе придется начать с невинности.

Поэтому прежде всего выброси весь тот мусор, который ты носишь, – а каждый носит столько мусора! Интересно, зачем? Просто потому, что люди тебе говорили, что это великие идеи, принципы… Ты не был разумным с самим собой. Будь разумным с самим собой.

Жизнь очень проста, это просто радостный танец. И вся земля может быть полна радости и танца, но есть люди, которые все вложили в то, чтобы никто не наслаждался жизнью, чтобы никто не улыбался, чтобы никто не смеялся; что жизнь это грех, что это наказание. Как ты можешь наслаждаться жизнью, когда весь климат таков, что тебе постоянно говорят, что это наказание? – что ты страдаешь, потому что делал неправильные вещи, что это своего рода тюрьма, в которую тебя бросили страдать?

Я говорю тебе, что жизнь это не тюрьма, не наказание. Это награда, и она дается лишь тем, кто ее заработал, кто ее заслуживает. Наслаждаться – твое право; грехом было бы не наслаждаться. Против существования будет, если ты не украшаешь его, если ты оставляешь его таким же, как нашел. Нет, оставь его немного более счастливым, немного более красивым, немного более благоухающим.

Определения

От Невежества к Невинности

Зрелость означает то же самое, что и невинность, с одним лишь отличием: это невинность, на которую вновь предъявлены права, невинность, завоеванная вновь. Каждый ребенок рождается невинным, но каждое общество развращает его. Каждое общество до сих пор оказывало очень тлетворное воздействие на каждого ребенка. Все культуры основываются на том, чтобы эксплуатировать невинность ребенка, эксплуатировать ребенка, сделать его рабом, обусловить его для собственных целей, для собственных предназначений – политических, социальных, идеологических. Все их усилие было до сих пор в том, как обратить ребенка в рабство для какой-либо цели. Цели эти определяются интересами круговой поруки. Священники и политики состояли в глубоком заговоре, работали вместе.

В то мгновение, когда ребенок начинает становиться частью вашего общества, он начинает терять нечто безмерно ценное; он начинает терять связь с Богом. Он становится более и более подвешенным в голове, он совершенно забывает о сердце – а сердце это мост, ведущий к существу. Без сердца ты не можешь достичь существа; это невозможно. Из головы нет прямого пути в существо; тебе придется пройти через сердце – а все общества были разрушительны по отношению к сердцу. Они против любви, они против чувств; они осуждают их как сентиментальность. Они осуждали всех влюбленных всех веков по той простой причине, что любовь не принадлежит голове, она принадлежит сердцу. Человек, который способен к любви, рано или поздно обнаружит свое существо – а как только человек обнаруживает существо, он свободен от всех структур, от всех образцов. Он свободен от всех оков. Он – чистая свобода.

Каждый ребенок рождается невинным, но каждого ребенка общество делает знающим. Для этого существуют школы, колледжи, университеты; вся их функция в том, чтобы разрушить тебя, развратить тебя.

Зрелость означает, что ты вновь обретаешь невинность, вновь предъявляешь права на свой рай, вновь становишься ребенком. Конечно, есть разница – обычный ребенок обречен на то, чтобы быть развращенным, но когда ты вновь обретаешь детство, то становишься неуязвимым для развращения. Никто не может тебя развратить, ты становишься достаточно разумным – теперь ты знаешь, что с тобой сделало общество, ты бдителен и осознан и не позволишь этому случиться снова.

Зрелость – это второе рождение, духовное рождение. Ты рождаешься заново, ты снова ребенок. Свежими глазами ты начинаешь смотреть на существование. С любовью в сердце ты подходишь к жизни. С молчанием и невинностью ты проникаешь в самое свое глубочайшее ядро. Ты больше не одна голова. Теперь ты используешь голову, но только как слугу. Сначала ты становишься сердцем, затем ты трансцендируешь даже сердце…

Выйти за пределы мыслей и чувств и стать чистой есть-ностью – вот что такое зрелость. Зрелость это предельное цветение медитации.

Иисус говорит: «Пока вы не родитесь заново, вы не войдете в мое Царство Божье». Он прав, вы должны родиться заново.

Однажды Иисус стоял на рыночной площади, и кто-то спросил его:

– Кто достоин войти в твое Царство Божье?