Медитирующий должен быть абсолютно беспристрастным, без каких-либо готовых умозаключений. Он должен быть чисто научным наблюдателем. Он просто наблюдает, отмечает для себя все, что происходит в его уме. Подмечайте, пусть ничто не остается незамеченным, вот и все. И красота наблюдательности заключается в том, что все несущественное начинает исчезать само по себе, а все существенное начинает расти. Ваши энергии начинают концентрироваться вокруг существенного и покидают несущественное. Отсюда возникает своего рода дисциплина, никем не навязанная извне.
Многие люди, в особенности индийцы, спрашивают меня в своих письмах, почему я не предлагаю своим саньясинам никакой дисциплины. Я не могу – я им не враг. Я здесь ни в коем случае не для того, чтобы над кем-то доминировать, я здесь не для того, чтобы диктовать. Я могу помочь вам понять, а дальше уже вам решать. Если что-то в вашей жизни произойдет благодаря вашему пониманию, хорошо, но если это случится оттого, что я так сказал, тогда это уродливо. Тогда рано или поздно вы пожалеете, и рано или поздно вы мне отомстите.
Я – ваш друг. Я могу помочь вам быть более бдительными, в этом вся моя задача. И тогда то, что хорошо, последует так тихо, как ваша тень. Оно придет без шума, не провоцируя в вас эго. По мере того, как вы становитесь более осознанными, все эго исчезает. Вы становитесь все более и более смиренными, все более и более простыми, все более и более обыкновенными. И эта обыкновенность божественна, эта простота священна. Но в вас должна возникнуть дисциплина. Я могу раскрыть вам свое понимание, могу поделиться своим опытом, вот и все – а там уже вам решать, что делать, а чего не делать.
Мои саньясины должны научиться жить в свободе. Я знаю, что для вас это трудно – даже мои саньясины просят: «Если ты дашь нам определенные правила, которым мы могли бы следовать, нам будет легче». Я знаю, что так будет проще, потому что это то, чем вы занимались всю свою жизнь. Кто-то давал вам указания, и вы следовали им – это вошло в привычку. Вы бы хотели, чтобы и я вел себя по-отечески: просто говорил вам, что делать, а чего не делать. Тогда все становится простым и ничего не стоит: вам не нужно беспокоиться, вы можете просто полагаться на меня. Но это порождает зависимость, и вы утрачиваете нечто невероятно ценное: вы теряете свою свободу, свою независимость, вы теряете свою индивидуальность, теряете себя. А я не преследую здесь такой цели.
Моя цель здесь в том, чтобы вы становились все более и более уникальными индивидуальностями, более и более подлинными индивидуальностями. Я бы хотел, чтобы вы полностью переложили ответственность за свою жизнь на свои плечи и освободились от каких бы то ни было отеческих образов. Это великое блаженство и великое благословение.
Второй вопрос:
Ошо,
Пожалуйста, скажи нам что-нибудь о вчерашней смерти Свами Прем Чинмайи.
Прежде всего, смерть Прем Чинмайи вовсе не была смертью. Он умер очень осознанно. Он умер так красиво! Это было редким явлением. Десять лет назад, когда он пришел ко мне, я боялся, что он может умереть прежде, чем ощутит вкус бессмертия, потому что он страдал от такого заболевания… оно было неизлечимым.
Но он был особенным человеком. Все эти десять лет он жил исключительно за счет силы своей индивидуальности. Его тело было неспособно жить. Врачи были озадачены, терапевты не верили своим глазам, но я знал, в чем секрет. Он не боялся смерти, но хотел дорасти до определенной точки, прежде чем наступит смерть. И ему это удалось!
В тот момент, когда он был готов, я позволил ему уйти. Я сказал ему: «Теперь ты можешь отбросить свое тело».
Между нами возник глубокий контакт. Из-за своей болезни он не мог приходить ко мне – так иногда под маской скрываются благословения. Из-за того, что он не мог физически видеться со мной, мало-помалу установился внутренний контакт.
Позавчера я позвал в свою комнату Шилу, просто чтобы сказать ей: «Пришло время. Чинмайя может уйти – он готов. Теперь ему больше не нужно выносить страдания в теле. Он сделал все, что требовалось, он достиг определенной внутренней целостности. Да, он родится еще раз, но это великое достижение».
Он умер из шестого центра. Прийти к седьмому центру в таком состоянии было бы почти невозможно, даже и это было почти чудом – умереть на такой высоте.
Как только Шила подошла к комнате Чинмайи, он тут же спросил: «Ошо приглашал тебя в свою комнату?» Она удивилась, потому что я редко кого-то зову в свою комнату. За эти шесть лет я, может быть, трижды звал Шилу, так что это не было обычным делом. И Шила была, пожалуй, единственной, помимо Вивек и Лакшми, кого я когда-либо звал в свою комнату. Но он сразу же спросил: «Ошо звал тебя к себе в комнату? Что он сказал? Что он просил передать?»
В последнее время установилась очень глубокая связь. И когда Шила рассказала ему: «Ошо сказал, что ты должен отдыхать, расслабляться, погрузиться в себя и забыть о своем теле»… Забыть о теле было очень трудно, потому что его тело испытывало невыносимую боль. Это была не обычная боль, не помогало ни одно обезболивающее. Ему не удавалось даже заснуть – боль была такой сильной, что не давала ему спать.
Он засмеялся и сказал: «Да, я это сделаю!»
Трижды за ночь он снова и снова просил Шилу: «Пожалуйста, повтори еще раз послание моего мастера. Я не хочу забыть его послание в последний момент».
И каждый раз, когда она говорила: «Он сказал только три слова: отдыхай, расслабляйся, погружайся глубоко в себя», – он отвечал: «Да, теперь я помню», – и снова засыпал.
Он сказал Шиле, что хочет послушать этот цикл дискурсов, – он надеялся, что сможет послушать хотя бы первую лекцию. И ему это удалось! Вчера он прослушал всю лекцию – в полном сознании. Несмотря на всю боль, он слушал лекцию. Потом он в последний раз спросил о послании, и затем закрыл глаза и исчез.
Это не смерть, это нечто гораздо более прекрасное. Это отпускание, сдача. Это любовь! Он доверял мне настолько тотально. Он умер красиво, тихо, в полном расслаблении. Я рад за него.
Я боялся, что он может не прожить даже этих лет, но благодаря его совершенной решимости, его совершенной силе воли он выжил. Его тело должно было умереть как минимум шесть лет назад – на протяжении шести лет он вел своего рода посмертное существование. Он бы жил и дальше – он смог бы протянуть еще как минимум три месяца – но я не видел в этом смысла, потому что в этом теле невозможно было достичь больше того, чем достиг он. Тело становилось гнилым, абсолютно гнилым, а он находился в таком хорошем пространстве, что я не хотел, чтобы его внутреннее пространство что-то потревожило, я хотел, чтобы он ушел. Бывают моменты, когда кто-то должен уйти. Он находился в таком позитивном настроении в таком негативном теле, он был в таком здоровом настроении в таком нездоровом теле.
Буквально на днях, когда я рассказывал вам анекдот про Иисуса и человека, страдавшего от рака, я вспомнил Чинмайю, и он слушал! Должно быть, он смеялся, потому что он любил анекдоты.
Те ангелы, которые провожали его, должно быть, были озадачены, потому что он опоздал как минимум лет на шесть.
Трое итальянцев прибывают в рай. Святой Петр спрашивает первого:
– Кто ты?
– Я – Карлетто из Милана.
– Очень хорошо, – говорит святой Петр, – ты вовремя – входи.
– А ты кто? – спрашивает он второго.
– Я – Джинаро из Рима.
– Ты опоздал на шесть часов. Как это случилось?
– Ну, сан-Петро, из Рима досюда – долгое путешествие. По дороге я остановился, чтобы немного отдохнуть.
– А ты кто такой? – спрашивает святой Петр третьего.
– Я – Паскаль из Неаполя.
– Паскаль, – говорит святой Петр, – это уж слишком! Ты опоздал на два месяца!
– Не сердитесь, сан-Петро. Я был прикован к постели – я болел.
Не знаю, что собирается говорить Чинмайя, потому что шесть лет – это поистине слишком! Возможно, они уже совсем о нем забыли. Им придется порыться в папках – у них уйдет несколько дней, чтобы выяснить, кто этот человек! Но, думаю, к этому моменту они уже должны были познакомиться с оранжевыми людьми и понять, что это ненадежные люди. Они приходят в самое неподходящее время, они совершенно не думают о времени, не следуют никаким правилам – они понятия не имеют о дисциплине!
Ему нравились анекдоты. Он писал мне прекрасные анекдоты. В память о нем я расскажу вам несколько анекдотов.
В полицейский участок входит мужчина и говорит, что пропала его жена.
– Когда она пропала? – спрашивает полицейский.
– Пять или шесть лет назад, – отвечает тот.
– Пять или шесть лет назад! – восклицает полицейский. – Почему же вы не пришли раньше?
– Ну, видите ли, я просто не мог в это поверить!
В Москве коммунистический лидер видит, как старик стоит на коленях перед иконой. Он останавливается и спрашивает его:
– Старик, ты молишься?
– Да, молюсь, – отвечает старик.
– Ты молишься за нас, ведь так?
– Конечно.
– И ты молишься за нас так же, как в старые времена молился за царя?
– Да, точно так же, – отвечает старик.