Рок-звезда

– Смешно. История была единственным уроком, на котором мне приходилось списывать. Мне просто всегда было плевать, что делали толпы злобных людей много лет назад. Типа, мне все ясно. Они дебилы. Проехали.

Ганс фыркнул в свое пиво. Мне нравилось его смешить. У него были прекрасные зубы. И прелестные губы. Его улыбка не была огромной, мегаваттной улыбкой суперзвезды, хотя он и казался ею. Его улыбка была тихой. Почти стеснительной. Такой ужасно милой.

– Ну, Джолин, – поддразнил он, – а чем увлекаешься ты?

«Твоим лицом».

Пытаясь придумать ответ получше, я отхлебнула пива. Что меня увлекает? Парни. Обнимашки. Секс. Искусство, музыка и кино. Психология, забота о людях, права женщин. Мои родители, моя собака, мои друзья. Я люблю читать, писать, рисовать и раскрашивать. Мне хочется путешествовать. Я люблю моду и фотографию. Пить, курить и нарушать правила. В мое сознание одновременно ворвалось столько всего, что у меня просто вылетело: «Всем. Я увлекаюсь, на хрен, всем».

– Всем, кроме толпы старых злобных людей много лет назад.

– Точно, – ухмыльнулась я, направляя на него палец. – Кроме этого. Ну, и еще Чумбавамбы.

Ганс снова рассмеялся, и от этого звука мне показалось, что легкие пивные пузырьки в моем желудке начали танцевать по всему телу. Я заметила, что, начиная смеяться, Ганс всегда на секунду опускает глаза, ровно настолько, что его чернильно-черные густые ресницы успевают смягчить суровое, мужественное лицо. Ровно настолько, чтобы я успела вздохнуть так, чтобы он не заметил.

Схватив со стола пачку «ньюпорта», Ганс сунул в рот сигарету. Перед тем как прикурить, он замер, зажав ее в зубах. Взглянул на меня, и все веселье исчезло с его лица, которое стало каким-то слишком серьезным.

– Ты уезжаешь в колледж?

Настала моя очередь фыркать.

– Блин, нет. Я буду прямо тут, – я указала куда-то в сторону кампуса Университета Джорджии, который был отсюда в нескольких кварталах. – Я получила стипендию на обучение, так что, пока я остаюсь в пределах штата, мое обучение бесплатно. И у меня уже есть несколько баллов за продвинутые курсы, так что если я буду рвать жопу и дальше, то стану бакалавром психологии раньше, чем получу право покупать спиртное.

Ухмыльнувшись, Ганс толкнул меня под столом ногой.

– Может, не стоит кричать об этом слишком громко, Джолин.

Тепло пробежало по моему телу от той крошечной точки, где соприкоснулись наши ботинки, вверх, внутрь моих штанов из кожзама, прямо туда, где сходились бедра.

– Ой, правда, – покраснела я, озираясь, чтобы убедиться, что Мария нас не услышала. – Я хотела сказать, что я и без того достаточно взрослая, чтобы пить, – я повысила голос, чтобы меня мог услышать весь ресторан.

Ганс снова пихнул меня ногой, чтобы я затихла, и я чуть не кончила на месте.

– Ну, а ты идешь осенью в колледж? – спросила я, стараясь сосредоточиться на его ответе, а не на том, что его нога все еще касалась моей.

– Не-а, – Ганс наконец закурил и протянул мне открытую пачку в безмолвном предложении.

Я взяла ментоловую сигарету и потянулась к нему, чтобы прикурить. Пламя согрело мое лицо, а от первой затяжки защипало в горле.

– Я пока собираюсь сосредоточиться на своей музыке. Родители хотят, чтобы я шел в колледж, и даже предложили пойти в эту дико дорогую музыкальную школу в городе, но я не хочу изучать чей-то стиль. Понимаешь? Я хочу найти собственный.

Я кивнула, открывая в этом сидевшем напротив меня человеке новые качества. Ганс не хотел стать просто еще одной рок-звездулькой. Он был настоящим артистом. От этого понимания мне стало немного грустно. Я знала это чувство. Оба моих родителя, дядя с отцовской стороны, несколько двоюродных братьев и обе бабушки были творческими людьми. Казалось бы, вырастая в семье, полной поэтов, художников и музыкантов, я тоже могла бы позволить расцвести собственным творческим способностям. Но нет. В нашей семье считалось тяжелым бременем родиться с тягой к творчеству. Это не оплатит твоих счетов. Это только разобьет тебе сердце.

Мой отец и его брат, которые выросли, вместе играя в рок-группе, во взрослом возрасте впали в депрессию. В качестве музыкантов они не зарабатывали даже на покрытие основных потребностей, так что им приходилось с утра работать на унизительной работе в магазине, и это надорвало их чувствительные души. Мой папа привык не спать по ночам, пить и играть на своей электрогитаре сам для себя, выкрутив громкость на самый минимум. Его рок-н-ролльный дух был практически сломлен.

– Надо быть умной – только на этом можно построить будущее. А не на таланте и уж точно ни хрена не на том, как ты выглядишь, – вдалбливал мне папа.

– Лучше быть умной, чем красивой, – шептал он мне на ухо перед сном каждый божий день.

– Искусство разобьет тебе сердце, – предупреждал он.

– В наши дни надо иметь как минимум степень магистра. Бакалавры и так пятачок за пучок. Найди работу с бонусами, а может, и с пенсионными. И тогда с тобой все будет хорошо, – убеждал он.

«Ради бога, не стань такой, как я», – умоляли его глаза.

Я и сама не хотела стать такой, как он. Мне совсем не нравилось быть голодающим артистом. Я знала, какая у нас бедная семья. В каком напряжении и депрессии они все живут. Я хотела помогать таким, как они, а не становиться одной из них.

Ганс вот, например, точно голодал. Этот поганец жрал больше, чем все, кого я видела. Мария принесла столько тарелок с тако, что они возвышались в ее руках, как фарфоровая лестница, и еще два пива – в качестве предложения мира.

Я с искренней улыбкой взяла у нее пиво и решила, что она все же мне нравится.

Она попыталась поставить передо мной несколько тарелок, но я покачала головой и отправила их все на тот конец стола.

К тому моменту, как все тарелки оказались на столе, Ганс успел сожрать первый тако.

– Налетай, – указал он мне на выбор разнообразных тако, стоящих перед нами.

– Мне хватит, – я подняла руки, в одной – сигарета, в другой – пиво. – Вот мой ужин.

Ганс перестал есть и, снова посерьезнев, уставился на меня. Его лицо напомнило мне, что он все еще может оказаться серийным убийцей.

– Ты что, не будешь есть?

– Да я еще с обеда сыта. Бургер был просто огромным! Но спасибо. Кстати, ты не хочешь потом пройти мимо универа Джорджии по пути в Табернакль? Я еще не очень ориентируюсь в кампусе, но мне все равно не хочется заказывать одну из их дурацких экскурсий.

Улыбнувшись, Ганс снова откусил тако.

– Конечно, – пробормотал он с набитым ртом, нисколько не возражая против смены темы. – Я тоже хочу посмотреть. Может, я смогу потом заскакивать за тобой и ходить сюда обедать. Эти тако просто потрясные.

– Ага, – я отхлебнула пива, чтобы скрыть улыбку, грозившую разорвать мое лицо. – Может быть, – я затянулась сигаретой. – Было бы неплохо, – я выдохнула.

«Господи боже, черт побери, – вопила я про себя. – Ганс хочет еще встречаться со мной!»

6

Ганс заплатил, даже не глядя на счет, а просто отдав Марии свою кредитку. Для голодающего артиста он явно не страдал от нехватки денег. Мне захотелось спросить, нет ли у него другой работы, кроме работы бас-гитариста в никому не известной группе, но мне было неловко вдаваться в подробности его финансов, потому что мы и сутки не были знакомы.

Мы снова проехали на эскалаторе сквозь время, за несколько минут поднявшись из темной романтической Атланты 1920-х в обжигающе жаркую, адски шумную Атланту 1990-х. Контраст был ошеломительным. Нам не только пришлось кричать друг другу, чтобы хоть что-то расслышать сквозь какофонию сирен и автомобильных гудков, но на нашем коротком пути – всего пять кварталов – до Университета Джорджии к нам пристало как минимум пять уличных попрошаек.

Папа всегда учил меня не давать денег бездомным. Он говорил, что они потратят их на наркоту и спиртное. Но, очевидно, Гансу никто этого не говорил, потому что, пока мы дошли до универа, он успел раздать всю свою мелочь и половину сигарет.

Кампус Университета Джорджии представляет из себя не столько кампус, сколько просто набор старых, не сочетающихся между собой зданий в южном конце Персиковой улицы. Мы с Гансом пошатались там и сям, пытаясь зайти в запертые здания и забираясь по лестницам, чтобы посмотреть, куда они ведут. В нормальном состоянии я, может, была бы немного поражена размерами своего нового учебного заведения, но во мне было две дозы пива, так что меня ничто не могло ошеломить.

Единственным общественным местом, которое нам удалось обнаружить, была большая бетонная площадка примерно двумя этажами выше уровня улицы. Мне там понравилось. Мы с Гансом были там совершенно одни и при этом в самом центре всего. На площадь выходили фасад библиотеки, нескольких зданий, названных в честь каких-то злобных древних людей, и Факультет Наук и Искусств.

Пихнув Ганса под ребра – еще один предлог прикоснуться к нему, – я указала на здание напротив.

– Смотри, если ты все равно придешь сюда, чтобы пообедать со мной, можешь заодно и записаться. И тогда мы смогли бы даже учиться в одном здании.