Рыцарь

Моя кровь была перенасыщена углеродом. Я стала воплощением бурления. И я должна была скрывать это еще целых сорок девять минут.

Когда наконец прозвенел освободительный звонок, я выскочила из своего панциря и ринулась в дверь. Я собиралась найти Ланса, чтобы отдать ему куртку (и попытаться снова дотронуться до него), когда Энджел Альварез, новенькая, которую я пару раз видела беседующей с Джульет, вдруг позвала меня с другого конца коридора.

У Энджел было тело взрослой женщины, которое она прятала под одеждой гангстера из Л.А. Все эти обвислые джинсы и свободные майки… Ну и манеры под стать.

Буквально подпрыгивая на месте, я остановилась перед ней и спросила:

– Ну, чего?

Энджел прищурилась и спросила:

– Что, тяжкий денек?

Склонив голову набок, я задумалась, с чего это она такое спрашивает, когда она показала на капюшон, покрывающий мою голову.

Ах, это.

Откинув капюшон, я излишне бодро заявила:

– Вообще-то у меня офигенный день.

Вообще-то я еле сдерживаюсь, чтоб не начать плясать чечетку.

Энджел громко цыкнула зубом и сказала:

– Черт, Би! Да у тебя стрижка зашибись!

Я уже почти забыла о стрижке. Вот же еще одна причина быть невозможно счастливой – моя новая стрижка!

– Спасибо! – прочирикала я. – И у тебя тоже!

Длинные черные волосы Энджел были когда-то в прошлом высветлены перекисью, так что теперь там торчало сантиметров десять отросших темных корней, и она скрутила их в неопрятный пучок. Как будто кто-то приляпал ей на темные волосы бледно-желтую плюшку. Наверняка большинству все это показалось бы быдляцким, но я честно считала, что эффект получился шикарный.

– Псссш. Да брось. У меня на голове жопа. – Состроив гримасу, Энджел дотронулась до своего пучка, но я увидела, как она улыбнулась, оценив комплимент.

– Я хотела сказать, что видела тебя с этим придурочным наци возле твоего шкафчика.

Да неужели?

– Слушай, я знаю, это не мое дело, но, если этот козел к тебе пристает, ты только скажи. Мой брат и его ребята будут только рады вломить этому белому куску дерьма. И бесплатно.

Бесплатно? Божечка, напомни мне оставаться с хорошей стороны Энджел.

– Спасибо, что сказала, но я и так уже почти перестала ходить из-за него в свой шкафчик. – Я повернулась к ней спиной и улыбнулась из-за плеча, демонстрируя пушечное ядро, прикованное к моей спине.

Снова повернувшись лицом, я излишне бодро продолжила:

– Ну, и пока он был просто… настойчивым. – Если можно назвать настойчивостью этот синяк в форме ладони на моем правом бицепсе. – Но если ему потребуется хорошая порка, я тебе скажу.

Мы обе рассмеялись и вместе пошли к парковке. Ну, верней, Энджел шла, а я, в этой куртке, с ощущением тепла Лансовых губ и того, что эти губы запустили по моим венам, буквально парила.

Увидев на парковке Джульет, прислонившуюся к капоту машины Тони, я припустилась бегом. Я торопилась, чтобы показать подруге куртку Ланса, и рассказать обо всем, что случилось в сортире, и показать синяк на руке, и рассказать, как Рыцарь вел себя за обедом как псих, и что я что-то съела, и уж не знаю, что это было, но мне оно страшно нравится! Джульет заметила меня и сделала было смущенное лицо… Но тут я к ней подбежала.

Обхватив ее руками, я стала раскачивать ее туда-сюда, причитая:

– Божемой, божемой, божемой, божемой, божемой!

Джульет отпихнула меня и, держа на расстоянии вытянутой руки, сразу заметила, что на мне куртка Ланса. И тут вся такая слишком крутая для школы Джулс начала прыгать на месте вместе со мной.

– Он дал тебе свою куртку?!?! Ни фига себе, Би!

– Ну да! – визжала я. – Я постриглась, и ему нравится, и он меня любит, и он поцеловал меня в туалете, ну, или я так думаю, трудно сказать, потому что он сунул мне в рот эту желтую фигню, как леденец, и теперь я от нее вся под кайфом!

Я не могла перестать прыгать и улыбаться. Ну, по крайней мере, мне казалось, что я улыбаюсь. Я не могла сказать точно, потому что совсем не чувствовала своего лица.

Джульет перестала прыгать. Она огляделась вокруг, чтобы понять, кто мог услышать мою идиотскую болтовню, открыла заднюю дверь машины и затолкала меня и мой огромный рюкзак на крошечное заднее сиденье.

– Господи, Биби. Ну, давай, еще погромче расскажи.

– Прости, – громко прошептала я. – Привет, Тони.

Тони кивнул мне в заднее зеркало, пока Джульет садилась рядом с ним, хлопнув дверцей так, что в ней задрожало стекло. Обернувшись ко мне с потрескавшегося переднего сиденья, Джульет сказала:

– Да тут-то уже можешь не шептать, идиотка.

Мы обе расхохотались, а Тони вывел с парковки свой громко протестующий шумом глушителя «Корвет».

Джульет сказала:

– Так, дай я разберусь. Лансу нравится твоя прическа, он поцеловал или не поцеловал тебя в туалете, и он сунул тебе что-то, но ты не знаешь что?

– И он меня любит. Ты забыла главное. И на мне его куртка.

– Которую ты, наверное, должна вернуть, – поддразнила меня Джульет, но я видела, что она искренне рада за меня. А может, она была рада за себя. Это же ей приходилось слушать все мое нытье и стоны насчет Чертова Ланса Хайтауэра с тех пор, как он сел со мной рядом на уроке продвинутой алгебры в восьмом классе.

– Я бы отдала! – закричала я. – Но меня остановила Энджел – ну, эта новенькая из твоего английского класса, – а когда мы вышли, он уже ушел.

– Как же, как же, – продолжала дразниться Джульет. – И ты, и я знаем, что ты никогда не вернешь эту толстовку. Да тебя в ней скорее похоронят.

– Заткнись, мерзавка! – И я ткнула ей кулаком в лицо, нарочно промахиваясь. Хихикая, мы начали мутузить друг друга, как две мелкие школьницы, какими и были.

– Эй, Би, – прервал Тони нашу притворную драку, глядя на меня в заднее зеркало своими бисерными глазками. – Я и не знал, что ты любишь веселиться. Но в любой момент, как ты снова захочешь эту желтую штуку, только скажи. Я тут же тебе достану.

Я посмотрела на Джульет, которая только приподняла свои нарисованные брови и чуть виновато пожала плечами.

«Выходит, Тони еще к тому же и местный дилер. Офигеть. Да ты нашла себе просто чемпиона, Джульет».

Я сделала ей большие глаза и нырнула в свой заклепанный и заплатанный кокон любви. Даже при том, что на улице было примерно тридцать градусов, а на заднем сиденье машины Тони все сто тридцать, – мне было плевать. Я танцевала диско, а танцоры диско не потеют. Они кружатся.