Лес Воронов

– Приветствую местный народец, – произнёс лесной маньяк, оскалившись ещё сильнее; его островатые клыки торчали опасным предупреждением. Рядом с парнем с одним наушником в ухе стояла забавная девушка, она тряслась, как будто ею овладел холод, и, переминаясь с ноги на ногу, оборачивалась и посматривала на стоящие силуэты, – Ещё вчера хотел спросить, что у тебя с лицом?

– Кто это? – громко произнесла незнакомка, не удосужившись снять наушник; музыка орала так сильно, что несколько школьников обернулись и скорчили недовольную гримасу.

Юноша расслабился и прижался спиной к стене, такая невозмутимая сила, нависающая непредсказуемой тучей угрозы. Сильвия на краткий миг ужаснулась, и когда парень откинул голову и закрыл глаза, эта туча, казалось бы, растворилась, всего лишь ожидая удобного случая для атаки.

– Невинная девушка, которая попалась в руки маньяка, – сказал он и издал смешок, одновременно надменное растягивание и жуткая резкость звуков.

– Что означает: первый человек, которого я признал в этом городе другом, – влезла незнакомка, приглаживая пальцем короткую розовую чёлку, – Ведь правда, он не собирается даже ни с кем разговаривать в Хиддланде. Кстати, его друзья – мои друзья.

Она аккуратно засмеялась, когда юноша спешно произнёс:

– У меня для тебя хорошая новость. Сейчас ты с нами познакомишься. Впрочем, если только со мной. А если тебе придётся знакомиться и с этим варваром, тогда, увы, это плохая новость.

Девушка элегантно улыбнулась, показывая ровные ряды белоснежных зубов, и со всего маху ударила парня ребром ладони по животу; тот выпучил глаза, но сохранил положение.

– Буду рада знакомству, – сказала незнакомка и протянула руку, – Я Тэсия. Тэсия О'Салливан.

– Сильвия Кларк, – Сильвия пожала руку.

Тэсия положила ладонь на плечо парня собственническим жестом:

– А этот мрачный тип – мой брат. Даэрон.

– Странное имя, – сказала Кларк в унисон с лесным маньяком.

– Сильвана, – затем продолжил Даэрон, задумчиво беспокоя подбородок, – Это ведь из Варкрафта.

– Что уж говорить об эльфийском менестреле из Сильмариллиона?! И моё имя не Сильвана.

Тэсия наклонилась и дотронулась до лица Сильвии:

– Ma chеrie[13 - Моя дорогая (фр.)], кто это тебя так? Что за слабое груборукое существо обидело это миловидное личико? Не беспокойся, милая, синяк не вечен.

Сильвия вскинула брови, и Даэрон, исподлобья поглядывая на участниц беседы, отозвался:

– Она так успокаивается. Сумасшедшая девка просто обожает называть себя милой или другим подобным образом.

Девушка в ответ скорчила забавную гримасу и сказала:

– По крайней мере у меня нет байка, который могли бы разгромить на запчасти какие-то психи на крутой тачке.

Сильвия поинтересовалась:

– Они сломали его?

Тэсия продолговато хмыкнула.

– Да эти перцы сбили его машиной. И поигрались, как будто это был мяч. Даэрон даже не пытался остановить их безумство.

Парень сложил руки на груди и довольно улыбнулся:

– Когда я встречу этих двух несчастных и жалких отбросов, то сломаю им пальцы и, если мне посчастливится не оглохнуть от ора, я вырву их ногти.

2.3 Рюк

В детстве отец, каких нигде не сыщешь, потому что он был особенным, рассказал мальчику легенду. А потом он ушёл, но напоследок дал мальчику подарок. Подарок этот мальчик носил именем. Рюк. Он вырос и придумал себе новое имя. Практически никто не обращался к Рюку по старому имени, он запрещал, а сам позволял себе быть Рюком. Это имя стиралось из памяти всего мира, но Рюк хранил его, как и легенду отца, которая гласит, что..

..Город Рабштейн над Стршелой в Чехии создал волшебник. Однажды князь, хозяин здешних мест, устроил соколиную охоту. Одна из птиц во время охоты прикончила ворона. В его внутренностях охотники нашли магический камень, который принадлежал здешнему волшебнику. Волшебник пообещал князю щедро наградить его, если тот вернёт камень. Как только князь отдал находку, тьма спустилась на землю: не было видно ни зги. Когда же мрак рассеялся, все увидели на скалах прекрасный замок, который был назван Рабштейн, что значит "Камень ворона".

Ещё в детстве Рюк наслушался этой легенды, что сейчас не представлялось возможным разглядеть в этом мифическом сборнике слов неприятную фальш. Легенды – это проявления историй в переплетённом мире реалий и фантазии, когда историк – это посланник и путешественник, а мир людей, какой они построили в своих образах сами, всего лишь, подстраиваемая под эти образы, иллюзия.

Камень ворона – особый артефакт по сравнению с остальными тремя. Этот четвёртый компонент раскрывал истинность природы его хозяина, а властвовал над камнем тёмный царь – Король-Ворон. И когда все четыре артефакта соберутся воедино, когда небо потревожится птицами мрака, а смертный муж воспоёт слова ритуальные, тогда произойдёт то, что суждено – свершится пророчество.

Даэрон окрестил высшую школу Рейнгардта прибежищем завуалированного варварства, где ученики воплощали все семь смертных грехов, даже еле скрываемую отвратительную похоть. Это не творение Дьявола, это создание людей, верховный демон где-то в глубинах своего адского мира лишь потешался над тем, что человечество создавало.

Рейнгардт – смутно знакомая фамилия, казалось бы, так звали основателя Хиддланда, но имя как будто уплывало из без того мутной памяти. Конечно, такого ведь не сыщешь в учебниках истории, этой информацией, если не тайной, обладатели, которые находились на уровне засекреченной организации, стремились не распространяться.

Родители Даэрона намеревались устроить двух детей в частную школу города. Как же долго Рюку пришлось переубеждать Тэсию, которая во всём стремилась угождать предкам. Её натура, полная вольности безумных действий, не смогла бы продержаться в этом доме контроля и тотальной серьёзности, учитывая особенность контингента студентов, и месяц, ведь для неё это недостаток и скукота при замкнутых пространствах. Конечно, бывают и исключения, но об этом ей лучше не догадываться. В этой школе ничем не лучше, но здесь никто бы не уделял юноше повышенного внимания и уж тем более никто в своём уме не стал бы наблюдать за ним. Всё же, типичное американское учебное учреждение. Если попросить через неделю у памяти предоставить какой-нибудь запоминающийся фрагмент, всё, что она бы сделала, это фыркнула и послала бы на четыре стороны. Одно интересовало, что в стенах школы находилось дивное создание, которое почему-то не покидало навязчивых мыслей. Это создание встречалось в коридоре с книжкой в руках и бутербродом во рту; поистине, оно как будто отличалось от всего и имело ангельскую природу. Сравнимый с падшим ангелом, Даэрон находил это печальным, ведь даже простая мысль о том, чтобы тронуть такую чистоту, казалась мучительной, манящей и одновременно мерзкой.

Неказистое лицо, которое, правда, странным образом после внимательного наблюдения искажалось или просто расплывалось, а кожа переливалась, будто это лицо находилось под лучами света в прозрачной воде (если только Даэрон не сошёл с ума), и скромненькая фигурка – вот и всё, что увидел бы среднестатический человек. Но главным украшением внешности он считал её волосы, сверкающие алой пыльцой, будто на её голове горел огонь, и завораживающую белизну кожи, словно состоящей одновременно из солнечного и лунного света. Она как будто сошла с картин Герберта Джеймса Дрейпера – сияющая очаровательная героиня, представленная миру взглядов обнажённой спиной, настоящее лицо которой ты не мог увидеть, и оно оставалось самой таинственной загадкой в этом мире. А открыв для себя это лицо, ты вставал бы перед ним вновь и вновь, только чтобы испробовать вблизи вкус очаровательной чистоты.

Девушка делила своё общество с компанией типичных ребят, а зачастую с одним парнем, который также находился в компании, но его присутствия, казалось, не разглядывал и не видел никто, кроме, разве что, самой этой девушки. Стоит отдать ему должное, не важно использует ли он какие-то методики или парнишка продал душу Дьяволу за способность скрываться среди людей. Он отлично справлялся с ролью призрака, а ведь Даэрон мог замечать даже скрытые намерения людей. Наблюдение за парнем-призраком прошло с напряжением и раздражающей раздражительностью. Паренёк походил на мимный образ Батиста Дебюро традиционного по сей день представления о Пьеро. Картины Хуана Гриса с этим персонажем будто отображали всю неправильность, вечную беззвучность и отрешённость, и этого паренька художник словно рисовал вплоть до совершенства, а потом оживил, но стоило ему лишний раз шевельнуться или что-нибудь сказать, как он мгновенно терял весь шарм, а сравнивать двух таких людей печальной жизни: обычного сопливого подростка и великого персонажа – верх невежества и неуважения.

Тот день, когда Тэсия познакомилась с этим ангелом, пробудил в Даэроне что-то бессмысленное и надоедливое. В таких последствиях юноша винил собственное тело. Как же, порой, оно мешало и раздражало! Сильвия – так звали эту потрясающую чистоту, в последние дни уделяла внимание своему дружку из компании. Какой-то мелкий широкоплечий простой обыватель, похожий на более человеческую помесь жабы и крысы, после каждой переменки уводил девушку ко дворику школы и обучал кулачным ударам. Выглядело это, конечно, нелепо, но она со всей серьёзностью принимала даже такого учителя.

Эта девушка вызывала странный интерес, а оттого раздражение. Даэрон умел прочитывать людей, исходя из движений тела и лица, речи и поведения, а некоторых прочитывал даже с первого взгляда. На то, чтобы разгадать героиню навязчивых мыслей недели оказалось мало, а из-за того, что к разгадке подтягивался ещё больший интерес, раздражение приближалось к критической отметке, чего допускать нельзя ни в коем случае. Как только он пытался получить какие-нибудь ответы, то ещё больше запутывался. Она, как закрытая книга. Чтобы вытянуть из поверхности сокровищницы что-то потаённое, придётся сделать невозможное – понять девушку больше, чем она сама может понимать себя. Казалось, это единственный выход для создания необходимого ключа, но Даэрон шёл хитрым путём. Он перешагивал преграды и натыкался на шипы, разгонялся на тупики и разбивался о стену. Не получалось даже пробраться ко входу в запретное царство спрятанного и потаённого. И он решил потратить все силы на то, чтобы эта героиня сама создала ключ. Даэрон поставил цель, и он намеревался дойти до конца. Юноша сказал себе, что доберётся не только до поверхности, а также и до самых глубин.

2.4 Деметрий

Это не была настоящая невидимость. Люди просто привыкли его не видеть. Но если никто тебя не видит, существуешь ли ты на самом деле?

Патрик Несс. Голос монстра

Деметрий имел тайны, много тайн, казалось бы, жизнь юноши преисполнена таинствами. Многое из того, что он замечал, перестало быть чем-то обычным. Очень многое изменилось, и Ванберг пришёл к умозаключению, что изменения произошли из-за пророчества. Он сидел на подоконнике, спиной прислонившись к боковой поверхности оконного проёма, и смотрел на то, как Эрик учил Сильвию правильности нанесения ударов, кажется, сейчас он уже дошёл до применения хука. Время двигалось с тоскливой ползучестью. Но над людьми и всем недолговечным оно пролетало, а юноша словно бы жил в непроницаемом пространстве, где такое существо, как время, неподвластно, но и не властно над законами юноши. В понимании Ванберга время имело серый цвет. Безжалостные серые нити времени летали с такой скоростью, что, заключённые в свою суету, люди не замечали их. Человеческие создания, как муравьи, а эта планета – муравейник, только с одним различием, что существа этого муравейника всего лишь бессмысленные бесполезные паразиты, а Бог смысла ожидал, когда на таких муравьёв прибудет свой муравьед. Люди считают муравьишек паразитами, но так ли это, если они несут пользу для природы и мира в целом, когда сам человек эту природу губит?

Деметрий посмотрел на картину в коридоре, и её персонаж подмигнул юношеским мыслям. Все изображения, которые встречались в школе или во всём мире оживали и жили настоящей жизнью. Не то, что люди – полумёртвые, живущие своими телами – ходячими кусками мяса. Пугающие мертвечины, на которых сидели монстры и паразиты. У кого-то на шеях, у кого-то в умах, а у кого-то в сердцах. Ванберг затих внутренним солнцем в собственной душе бури, туч и гроз. Юноша прислушался к знакомому стуку сердца и, ощутив в нём блаженный покой, а затем родственную депрессию, посмотрел в окно, чтобы через стекло разглядеть рыжую макушку, серьёзный настрой и обучение драке на кулаках. Пыль, оседающая на пол и согреваясь солнечным светом, издала тоненькие приятные звуки. Деметрий поздоровался, а пыль продолжила звучание.

Она сказала:

– Это не покой, а пустота, – пыль оседала на одежду, а юноша задался вопросом: "Значит мне блаженна пустота?".

– Как ты делаешь это? – раздался где-то рядом чей-то голос, – С толпой ты сливаешься, а в единственном числе незаметен. Я многое вижу, но тебя заметить с первой попытки не удаётся, но это, разумеется, пока.

Ванберг вздрогнул и повернулся на голос, не учуяв во время чужака, а пах он действительно, как чужой, когда Деметрий принюхался. Это запах неизвестности и опасной непредсказуемости. Может незнакомца перебивал запах Сильвии – солнечный свет или какой-то другой – светлый и исцеляющий, свежий и вкусный. А ещё над чужаком висели остатки от мрака туч, но если Деметрий не властвовал над ними, когда они проявлялись только внутри и пожирали парня, то этот незнакомец наверняка их король. Он разглядел оболочку пришельца. Нет такой картины, которая описала бы то, как он выглядел и как ощущался на самом деле. Но Ван Гог приблизительно смог бы это сделать. "Я вижу в нём образ Смерти. В том смысле, что человечество – это пшеница, которую он пожинает… Но в этой смерти нет ничего печального. Она свершает свой путь под ясным солнцем, заливая всё светом чистого золота"[14 - О картине "Скирды пшеницы и жнец"]. Мрачность жнеца и что-то глубокое и мощное – личная сила, которая из бездны сверкала золотом.

Деметрий прочистил горло и произнёс:

– Я перестаю думать и двигаться. Я молчу. Всегда молчу, когда слова идут мне в тягость. Или я считаю их бессмысленными. Я, как скрытая болезнь, они сами не замечают меня.