Стас схватил собачонку и протянул Деду Морозу.
– Вот, забирайте! А когда вы подарите мне овчарку?
– Вечером тебе её приведу, мальчик. До свидания, – с этими словами Дед Мороз аккуратно взял Тяпу на руки и вышел в прихожую. Стас отправился туда же, чтобы открыть ему входную дверь.
Когда он вернулся, родители и Лёля сидели на диване втроем. Мама обнимала её, а папа что-то негромко говорил.
– Эй, вы слышали? У нас будет овчарка! – радостно крикнул Стас. – Лёлька, прикинь…
Он посмотрел на сестру и осёкся: её губы дрожали, а по щеке катилась слезинка.
– Ты чего, Лёль? – растерявшийся Стас наклонился к сестре, но она отвернулась и прижалась к матери. – Ты из-за Тяпы, что ли?.. Плюнь ты на эту малявку, овчарка гораздо лучше!
– Я Тяпу лю – ю – блю! – Лёля всхлипнула, и из её глаз потекли слезы.
– Ну, ты даёшь… – Стас удивленно посмотрел на сестру, хмыкнул и вышел из комнаты.
– Не плачь, Лёля, – огорчённая мама, которая тоже привязалась к Тяпе, погладила дочь по голове. Папа вздохнул. Вдруг за спиной у Лёли раздалось звонкое тявканье. Девочка обернулась. Рядом стоял Стас, а на руках у него…
– Держи, – Стас протягивал сестрёнке Тяпу. – Дед Мороз ещё не ушёл далеко, и я… Раз она тебе так нравится…
– Тяпа!!! – Лёля схватила собачонку на руки и крепко прижала к себе. Стас молча смотрел, как Тяпа слизывает слезинки с Лёлиного лица.
– Молодец, Стас, – папа положил руку ему на плечо. – Не огорчайся.
– Ты правильно поступил, сынок, – улыбнулась ему мама. – Лёля очень любит эту собачку. Не расстраивайся сильно…
– Проехали, – Стас вздохнул. – Жил без овчарки, и дальше проживу.
***
Наступил вечер. Стас, ведя на поводке Тяпу, вышел из подъезда и невольно залюбовался – с неба большими белыми хлопьями падали мириады снежинок. Огромная наряженная ёлка во дворе многоэтажного дома сверкала разноцветными огнями, вдалеке слышался треск петард и фейерверков.
– Вот и Новый Год скоро, – вздохнул Стас. – А овчарки у меня так и нет.
Тяпа, натягивая поводок, бежала впереди. Мальчик медленно шагал за ней. «Может, я зря её обратно забрал? – думал он, глядя на мелкую собачонку. – Была бы у меня овчарка. И гулял бы я сейчас с ней, а не с этой…»
Тяпа задрала ножку возле ёлки. Пробежала по всему двору, обнюхала все кустики и каждый камешек. Стас шёл за ней, погруженный в свои мысли. Вдруг собачонка звонко тявкнула, принюхиваясь к чему-то в воздухе.
– Чего ты? – Стас «очнулся» от размышлений и взглянул на наручные часы. – Пойдём, домой пора.
Он повернул было к дому, но Тяпа упорно не желала уходить. С громким лаем она рвалась с поводка.
– Вот упрямая! – разозлившись, Стас с силой дернул за поводок, и… тот вдруг остался у него в руках, а Тяпа, звонко гавкая, помчалась прочь и мгновенно исчезла из виду в снежной круговерти.
– Стой!!! – Стас бросился за ней, да куда там! Тяпа уже выбежала со двора и «летела» так, что за ней было не угнаться, пожалуй, даже взрослому. Запыхавшийся, испугавшийся, что Тяпа сейчас потеряется совсем (а как будет снова плакать Лёля!), Стас бежал изо всех сил, и вдруг, споткнувшись обо что-то, кубарем полетел в сугроб.
Разлепив глаза от попавшего снега, он с удивлением обернулся назад. Рядом лежало что-то большое и тёмное, а возле этого непонятного препятствия молча сидела Тяпа. Мальчик подошёл поближе и замер: на снегу лежала большая серая овчарка. Она почти не шевелилась, лишь вздымающиеся бока говорили о том, что она ещё жива. Тяпа жалобно лизала её ухо и тихонько поскуливала.
Стас наклонился над овчаркой и с ужасом увидел большую рану у неё на боку.
– Похоже, её сбила машина. Такая рана… – пробормотал он с жалостью, опускаясь рядом на корточки. Погладил собаку, а она вдруг лизнула его ладонь и, чуточку скосив глаза, посмотрела на него так преданно и грустно, что у него от сострадания защемило сердце.
– Ты же тут замерзнешь к утру, бедолага… – Стас осторожно приподнял голову овчарки. Та тихо заскулила, и он тут же опустил её обратно. Оставлять собаку одну он не решался, а тащить её было не на чем.
Стас растерянно смотрел на овчарку, не зная, что делать и чем ей помочь. Тут за спиной у него раздалось тихое порыкивание. Мальчик обернулся и увидел, что Тяпа вцепилась зубами в валяющуюся на снегу срубленную ёлку. Упираясь в неё лапами, она изо всех сил тянула её за собой.
– Молодец, Тяпа! Давай-ка её сюда, потом что-нибудь погрызешь.
Стас медленно и осторожно, то и дело останавливаясь, уложил скулящую овчарку на ёлку и поволок её домой.
***
Через несколько дней, после всех хлопот с вызовом ветеринара, уколами и перевязками, Стас сидел на ковре возле Альмы и гладил её по голове. Овчарка виляла хвостом и лизала ему руку. Рядом грызла тапочек Тяпа.
– Ну как она? – Лёля плюхнулась на ковер рядом с братом и тоже погладила овчарку.
– Поела и даже вставала недавно, – улыбнулся Стас. – Ветеринар сказал, что всё будет в порядке – я вовремя её нашёл. Вернее, Тяпа нашла. Знаешь, если бы не она…
– Значит, это Тяпа её спасла?
– Да. Хотя я до сих пор не понимаю, как она учуяла её на таком большом расстоянии.
– Новый Год же! – простодушно улыбнулась Лёля. – Дед Мороз мне говорил, что под Новый Год случаются чудеса.
Стас задумчиво посмотрел на сестрёнку.
– Может, это и правда было чудо, – согласился он. Улыбнулся и погладил маленькую Тяпу.
Артём Боев
Догоняй
Порой достаточно одного взгляда, чтобы воспоминания нахлынули нескончаемым потоком и прогнали из головы всё остальное. Стоило только прикоснуться к чему-нибудь, услышать знакомый звук или почувствовать запах, присущий только этому месту, как разум сразу терялся. Безудержным вихрем мыслей переносил туда, где эти ощущения наступали в последний раз. В далёкое-далёкое время. Время беззаботной юности и беспричинной радости.
Что-то подобное чувствовал Саша, когда входил в старый деревянный дом, в котором когда-то проводил летние каникулы. Он вспоминал, как просыпался от запаха свежеиспечённых бабушкиных пирожков, быстро поднимался с постели и садился за стол, даже не умываясь. Саша мог есть их постоянно, пока бабушка сама не останавливала его, говоря, что от такого количества съеденного заболит живот. Но мальчик редко её слушался и проглатывал ещё пару, а потом запивал всё это большой кружкой свежего молока, которое дедушка приносил рано утром от соседской коровы.
А готовила бабушка пирожки с любовью. Особенно, когда приезжал её любимый внук. Поздно вечером она подготавливала тесто, долго-долго месила его и оставляла прямо на столе, прикрыв марлей. Ложилась затемно, а просыпаясь, пока все ещё спали, продолжала готовить. Растапливала печь. Да ни какую-нибудь, а самую что ни на есть настоящую, русскую. Зимой то ещё удовольствие было спать на ней. Закончив растопку, бабушка готовила начинки. Сладкие и соленые: ягоды, грибы, повидло, капусту. И много чего ещё, а всё и не перечислить. Как только печка прогревалась до нужной температуры бабушка раскладывала пока ещё сырые пирожки на противне, смазывала их маслом, а потом укладывала в большое почерневшее от сажи горнило, откуда пылало таким жаром, что Саша порою боялся подходить слишком близко, чтобы не обжечь лицо. А когда пирожки были готовы, бабушка доставала их, и манящий запах мгновенно распространялся по всему дому, привлекая домашних.
Саша смотрел на покосившуюся, покрытую трещинами печку. Слишком долго её никто не растапливал, да и некому стало это делать, и парень пожалел, что не приезжал сюда раньше, когда была такая возможность. Многое изменилось в нём, пока он отсутствовал. Вместе с возрастом изменились интересы и увлечения. Со временем ему стало скучно отдыхать в деревне, а потом на это просто не было времени. Старшие классы, экзамены, поступление. И только сейчас, после университета, спустя много лет, Саша вновь оказался здесь, в опустевшем зелёном доме с большим двором и огородом, и радовался любой мелочи, которая возвращала его в детство.
Пытаясь вспомнить, когда он гостил здесь в последний раз, Саша не заметил, как оказался во дворе перед домом. Некогда казавшийся таким просторным, двор зарос высокой травой и был едва узнаваем. Под вишней, ветки которой отчасти уже высохли и больше не цвели, расположился старый неработающий холодильник. Саша вспомнил, как пытался достать до нижней ветки, подставляя доску. Теперь, думал юноша, он смог бы залезть на самую верхушку и без посторонней помощи. Около забора, куст калины так сильно разросся, что покосил ограду из тонких жердей, угрожающе нависая над ней. А сразу за оградой стояла лавочка из двух небольших пеньков и широкой доски, краска на которой когда-то была ярко-голубой, но теперь уже вся выцвела и местами облупилась, оголяя почерневшее дерево. Саша сел на неё, прикрыл глаза и, наслаждаясь шелестом легкого ветерка попытался вспомнить то время, когда его ничто не заботило, когда он – совсем мальчик – бегал без всякой цели по двору, лазил по деревьям, а в доме ещё жили его бабушка с дедушкой. Но в голове появлялись лишь куски воспоминаний, не создавая полной картины. Саша понимал, что непростительно долго не возвращался сюда.
Вдруг, он почувствовал, как к его руке прикоснулось что-то мокрое и холодное. Саша открыл глаза и увидел перед собой серого пса. Он был старым, лохматым, настороженно водил носом по руке, обнюхивая её, но заметив, что за ним наблюдают, сел на задние лапы и стал громко дышать, высунув от жары бледно-розовый язык.
– Я тебя знаю? – спросил парень, понимая что этот пёс ему знаком. Но тот лишь радостно гавкнул и начал вилять хвостом, раздвигая в стороны высокую траву. – Чей ты?
Словно в ответ, где-то вдалеке послышался женский возглас, но слов было не разобрать.