Флотская богиня

Прежде чем ответить, русский оглянулся на фон Штубера, как бы испрашивая у того разрешения, а затем пожал плечами:

– Это был огромный чертеж. Он охватывал и старые выработки, то есть катакомбы, оставшиеся здесь с незапамятных времен, и новые, проложенные заключенными. Целый лабиринт ходов, в том числе и под рекой, на левобережье Буга, а также в ближайший лес. Под землей должны были появиться какие-то большие залы, возможно, склады и казармы, а также просто крохотные комнатушки. Да только, в большинстве своем, все это существовало только на бумаге.

– Не все, майор, не все, – обронил Штубер, не желая разочаровываться в масштабах того, что им с подполковником предстояло увидеть под землей.

– Я к тому, что построено было не так уж и много. Грунт в здешних местах твердый: в основном дикий камень да гранит; ни с киркой, ни даже с отбойным молотком особо не разгуляешься.

– Неужели у начальника службы безопасности не имелось плана объекта? – задал Ранке свой последний вопрос.

– Не имелось; очевидно, секретность объекта не позволяла, – Гайдук произносил все это спокойно, как профессионал, понимающий: сведения, предоставляемые им противнику, теперь не стоят и ломаного гроша.

Штубер и подполковник переглянулись. Продолжать допрос не имело смысла – простая потеря времени. Решив, что остальные вопросы зададут уже во время путешествия в бункере, они приказали майору вести их вниз.

14

Оранжевый диск луны то одаривал окрестную степь своим голубоватым сиянием, то неожиданно скрывался за серой вуалью тучки, вместе с которой плыл в вечернем сумраке.

– Это кто здесь лунатизму предается?

Увлекшись своими размышлениями, Евдокимка не сразу обратила внимание на возникшие из придорожных зарослей силуэты мужчин, однако голос признала без всяких сомнений – он принадлежал тому не очень вежливому офицеру морских пехотинцев, с кем она случайно встретилась у подбитого самолета. Да и рослая, плечистая фигура ночного скитальца соответствовала образу, успевшему запечатлеться в ее девичьем воображении.

– Она самая и предается… – с наигранной грустью поведала Евдокимка.

– Позвольте представиться: лейтенант Лощинин. Сергей Лощинин, если помните…

– Да, помню, лейтенант Лощинин, помню вашу атаку. Еще бы: взять штурмом подбитый самолет с погибшим экипажем…

– Э, нет, попрошу без искажения фактов, – столь же наигранно обиделся лейтенант. – Я попросту обязан был появиться на месте падения. По приказу и обстоятельствам военного времени: самолет-то – вражеский.

– Ну да, ну да, – вроде бы согласилась с его доводами Евдокимка, но тут же съязвила: – Не каждому боевому командиру посчастливилось начинать войну с такого геройства.

Она хотела уточнить «…как убиение раненого летчика», но вовремя, и вполне благоразумно, воздержалась. Все-таки речь шла о враге; к тому же лейтенант очень четко объяснил свой поступок, назвав его «выстрелом милосердия». И вообще ему, человеку военному, виднее.

– А вот я вас надолго запомню, Степная Воительница, – постарался сохранить радушие морской пехотинец, пропуская мимо ушей колкость девушки.

– С чего бы это? – с прежней долей язвительности поинтересовалась Евдокимка. Присутствие двух патрульных «морпехов», как называли их в поселке, девушку не смущало. Даже как-то подзадоривало.

– Просто, запомнится, и все тут, – лейтенант явно не ожидал столь беспардонного вопроса, а посему еще сильнее стушевался.

В минуты этого нечаянного свидания он оказался как бы между двух огней: с одной стороны – эта девчушка, кому палец в рот не клади, с другой – сослуживцы, прислушивающиеся к флирту своего командира и «понимающе» посмеивающиеся.

– Еще бы не запомнить: такая амазонка – да на таком борзом коне! – тут же вклинился в разговор один из краснофлотцев. – А как она держалась в седле!

– Отставить!

– Да я ж по факту…

– Только не надо шуметь под нашими окнами, – тут же осадила обоих Евдокимка. – Отец мой отдыхает перед отправкой на фронт.

Исходя из того, что позади лейтенанта переминались с ноги на ногу двое рядовых с винтовками за плечами, Евдокимка определила, что тот командует дозором. Подобные дозоры военных и ополченцев она видела теперь в городке круглосуточно.

– Понял. Уходим. Служба, видите ли, – счел за благо ретироваться морской пехотинец.

– А почему ретируемся, командир?! – вновь не удержался краснофлотец-балагур, правда, теперь уже вполголоса. – Включайте эту красавицу в наш патруль, и я готов мужественно переносить все тяготы службы хоть до самого утра.

– Вот-вот, правильно, включайте, – неожиданно ухватилась за эту подсказку Евдокимка, теперь, по голосу, узнав моряка – это был все тот же Будаков, которого краснофлотцы называли «батальонным женихом». Именно он пытался познакомиться с ней, как только батальон расположился неподалеку от их дома, на территории школы.

– Однако дальнейшее патрулирование, – возрадовался «жених», – доверьте нам, двоим.

– А коней попридержать не хочешь? – саркастически поинтересовался второй краснофлотец.

«Попридержать» самого Будакова оказалось уже непросто.

– Остальные могут быть свободны, – входил он в раж. – При такой охране ни один диверсант в город не сунется. Подтверди правоту, Евдокимка.

– Главное, не успокаивайся, мечтай, – в своем духе напутствовала его девушка, отметив про себя: «Вот проныра! Уже и про “Евдокимку” узнал! Доболтаешься ты у меня – “неотразимый жених”!»

Откуда-то издалека вдруг донеслись приглушенные раскаты, очень похожие на отзвуки грома. Евдокимка уже научилась определять, что на самом деле это эхо орудийных выстрелов.

– Странно… По ночам артиллерия обычно помалкивает, – нарушил напряженное молчание лейтенант.

– И доносятся эти выстрелы не с запада, со стороны Буга, – заметила Евдокимка, – а с севера, куда уходит железнодорожная колея. Видно, через нее и прорываются.

Все четверо вновь помолчали. «Если уже с севера, – подумалось каждому из них, – значит, городок пытаются взять в окружение».

Однако ночь быстро, после двух раскатов, снова вернула себе право на убаюкивающую тишину.

– Так что, товарищ лейтенант? – девушка с вызовом провоцировала Лощинина. – Почему приумолкли? Прикажете вооружаться карабином и идти с вами?

Поняв, что и дальше участвовать в словесной дуэли своего командира с казачкой – «на чужом пиру – похмелье», краснофлотцы неспешно пошли дальше, к окраине села. В такой ситуации лейтенант еще больше занервничал: получалось, что подчиненные несут службу, в то время, как их командир занимается черт знает чем.

– Не прикажу. Не имею права.

– Не имеете смелости, так будет справедливее. Хотя, как говорит наш эскадронный старшина, «даже сломанный клинок – в бою лишним не бывает».

Лейтенант замялся, встревоженно посмотрел в спины своим морпехам, и девушка поняла: «Нет, все-таки не согласится».

– Видите ли, во время патрулирования отвлекаться на женщин не положено, – с явной досадой в голосе объяснил офицер. – Тем более в вечернее время. Однако через каких-нибудь сорок минут нас должны сменить, и тогда, вне службы, мы с вами можем пройтись…

– Не выйдет, товарищ лейтенант, – язвительно отомстила ему Евдокимка. – Вне службы я на мужчин не отвлекаюсь. Тем более – в вечернее время.

– Жаль. Может, все-таки?..

Девушка оглянулась на окна родительского дома и пожала плечами:

– Вообще-то с часик я здесь еще посижу. Независимо от того, появитесь вы, лейтенант, или нет.

Эти слова Лощинин услышал, уже вполоборота пятясь вслед за своими бойцами. Так, на ходу, он и проговорил в ответ: