Французский поход

– Это еще зачем? Не вижу в этом смысла, графиня, – занервничал поручик Кржижевский. – И вообще, кому нужны сейчас, в этом ночном лесу, ваши откровения?

– Смысл есть во всем, поручик. Тем более – в желании открыть истину монаху, который ради постижения ее ударился во все тяжкие.

Еще выше взошла луна. Стало достаточно светло, чтобы погасить факел, однако татарин все еще стоял с ним за спиной монаха.

Добив по приказанию поручика трех раненых на мосту, гусары подошли к графине и пленному, чтобы попытаться понять, что здесь происходит. Но любопытство их оказалось не ко времени.

– Я прошу всех отойти. Всех-всех! – приказала Диана. – Поручик, кучер, Власта… Готовьте к поездке экипаж и лошадей. Никого из вас я надолго не задержу.

Все, кроме Кара-Батыра, попятились от кареты. Татарин считал, что его эта просьба не касается, поскольку лично он всегда слышит только то, что ему позволено слышать.

– Ну, что вы топчитесь, как стреноженный конь? Выполняйте приказ графини! – прикрикнул он на какого-то зазевавшегося гусара.

15

В течение нескольких минут графиня рассказывала все, что знала об истории письма королевы, о ее «тронных страхах», об Ольгице, об этой поездке. Монах стоял на коленях и изумленно слушал ее. О том, что королеву испугала болезнь короля, что она начала метаться по королевству в поисках знахарей и влиятельной поддержки, монаху в общих чертах уже было известно. Поэтому в правдивости исповеди француженки он не сомневался.

Не мог он понять другого – почему графиня так откровенна с ним? Что заставило ее рассказывать о том, о чем должна была бы молчать даже под пытками тайной иезуитской инквизиции? Уж он-то знал, что графине де Ляфер было уготовано одно из тайных монастырских подземелий, где ей продемонстрировали бы полный набор приспособлений и способов пытки.

– Ну, что, я удовлетворила вашу любознательность, преподобный? – наконец спросила графиня, закончив свой рассказ.

– Да-да, – заикаясь, произнес монах, – это так неожиданно для меня. В-вы святая, графиня.

– Уже пытаетесь причислить меня к лику святых? – сочувственно улыбнулась де Ляфер. – Польщена, хотя лично мне это ни к чему. Да и зачем все эти лишние хлопоты?

– Н-но я д-действительно не ожидал.

– В этом-то и заключается ваша ошибка, преподобный. Соглашаясь на такое злодейство, вы, прежде всего, обязаны были предусмотреть именно такой, плачевный для вас, исход миссии. То есть обязаны были ожидать чего угодно.

– Вы н-не поняли меня. Я хотел сказать, что не ожидал услышать столь откровенный рассказ.

– Что вы, преподобный, с монахами я всегда откровенна, как ни с кем другим.

– В любом случае, позвольте мне встать с колен. Они уже не держат меня.

– Встать?! – удивилась графиня. – Нет, этого я вам не позволю. Вам еще только предстоит опуститься на колени, преподобный. Еще только предстоит – вот в чем дело. Я поведала обо всем, что вас интересовало. Ответила на все ваши вопросы. Следовательно, вам нечего таить обиду на меня, правда?

– Хранит вас Господь. Какая может быть обида? Вы беспредельно добры, – дрожащим голосом уверял ее монах Игнаций.

Странное дело, но чем добрее и нежнее становился голос этой прелестной девушки, тем страшнее она казалась монаху. Было в ее доброте что-то от заботливости палача, трогательно поправляющего петлю на шее обреченного.

Игнаций бормотал еще что-то: о доброте и всепрощении, о своей заблудшей душе, однако графиня укоризненно прервала его:

– Пересказывая мою исповедь в аду, не упустите каких-либо подробностей, – все так же мягко, почти нежно напутствовала его де Ляфер. – А теперь прощайте, мой безгрешный. Прощайте, прощайте… – И движением руки отстранив от Игнация своего телохранителя-татарина, разрядила пистолет прямо в голову монаху.

– Эй, кто стрелял?! – всполошился поручик Кржижевский, находившийся в стороне от кареты. – Графиня?! Кара-Батыр?!

А Диана, не давая своим спутникам опомниться, скомандовала: – Все, привал окончен! По коням! Мы и так потеряли уйму времени!

Но вместо того, чтобы готовиться к дороге, поручик, кучер и гусары бросились к месту казни.

* * *

Осознав, что произошло, несколько минут все оцепенело молчали. Даже поручик, и тот пребывал в шоке.

– В-вы… – удивительная женщина, – заикался Кржижевский почти так же, как только что это делал монах. – Мне еще не приходилось встречать…

– Могли бы ограничиться первыми двумя словами: «Вы – удивительная». И запомните: если по пути к Кракову со мной еще раз произойдет нечто подобное…

– Неужели подозреваете, что это случилось по моей вине? – изумился поручик.

– Я всего лишь подозреваю, что если нечто подобное действительно произойдет, вас вздернут вместе с вашей Марией-Людовикой Гонзагой де Невер, возомнившей себя королевой Польши, – озлобленно, хотя и вполголоса, объяснила ему графиня.

– Что вы, графиня! Если в этом лесу и случится что-либо страшное, то случится оно с нами обоими.

Выстрел прозвучал совершенно неожиданно, словно лесной отзвук далекого грома. Пуля прошла над пламенем факела, по которому, очевидно, и целился стреляющий, и вырвала кусок коры у дерева, в нескольких дюймах от лица графини.

Прежде чем кто-либо успел опомниться, де Ляфер выхватила из-за пояса второй пистолет и выстрелила на звук. Восприняв это как сигнал к атаке, поручик и гусары бросились к мосту. Лишь Кара-Батыр, не решаясь оставлять графиню одну, схватил ее за предплечье и увлек за широкий ствол ближайшего дерева.

– Я вижу его, – вдруг послышался рядом с ними отрешенный голос Власты. – Он садится на коня. Он слева от моста и садится на коня. Вот он ускакал. Какая-то усадьба в лесу. Какое-то строение. Монастырь? Он стремится туда.

– Хватит демонстрировать свое божественное ясновидение, – жестко оборвала ее графиня, только теперь резко освобождаясь от крепкой руки татарина и выходя из-за дерева. – Вы могли бы появиться с ним чуть раньше, когда этот злодей еще только подкрадывался к мосту и готовился стрелять.

– Увы, это не в моей воле.

– В чьей же тогда? – прошипела графиня. – Эй, гусары, назад! Поручик – к карете. Будем считать, что одного вы все же упустили, воины и провидцы. А значит, пока дотащимся до Кракова, еще раз пять попадем в засаду.

Поручик вернулся к графине ни с чем. Стрелявший сбежал. Вместо его головы Кржижевский смог бросить к ногам де Ляфер свою собственную вину.

– Двое гусар все время будут ехать впереди. Должны же мы когда-то выбраться из этого леса, – виновато объяснил он.

– Я свое слово сказала, поручик. – Голос графини опять начал обретать нежность, которая еще несколько минут назад так очаровывала монаха. Но Кржижевский уже научился улавливать эти ее «переходы к ангельской милости».

16

– Кто-нибудь! Помогите найти дорогу к карете!

– Это еще кто? – удивилась графиня, вырывая у Кара-Батыра догорающий факел.

– Похоже, что Ольгица.

– Где вы? Я никого не вижу!

Все удивленно смотрели в сторону реки. Как ни странно, в суете они совершенно забыли о слепой старухе. Все, даже Власта, вдруг почему-то забыли об Ольгице! Словно ее и не существовало.

– Еще одна провидица! – насмешливо бросила графиня. – О, теперь она нам тоже понарасскажет, как она все видела и заранее предвидела.

– Как вы смеете, графиня?! – возмутилась Власта. – Если бы не она, все мы лежали бы у моста, вместе с убитыми монахами.