Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Киммерийский закат

<< 1 ... 14 15 16 17 18 19 >>
На страницу:
18 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– В принципе можете выбирать: то ли посещать столовую, в которой для вас будет отведена отдельная кабина, то ли…

– Значит, я буду питаться… еще и в столовой? А то я уж подумал было…

– Вы не ответили на мой вопрос, – опять прервала его ржановолосая. И только теперь Курбанов обратил внимание, что женщина говорит с отчетливым, таким знакомым ему, прибалтийским акцентом.

– Если обед будете доставлять вы, то…

– Это не имеет значения, кто именно будет доставлять его.

– Не согласен, еще как имеет.

– Доставлять буду только я. Потому что только я имею право делать это.

– В таком случае от кабинки, пожалуй, откажусь. С вашего позволения, сеньора. Причем с условием, что заботиться обо мне будете именно вы. Впрочем, вы ведь работаете по сменам.

– Вам нужна еда или женщина? – Ржановолосая поднялась и величественным жестом сняла салфетку с расставленной на столе пищи, тем самым подтверждая, что лично она склонна утолять его жажду пищей, а не ласками.

– А нельзя ли каким-то образом соединить эти две приятные необходимости?

– Можно, – все так же спокойно и бесстрастно заверила она, не поднимая на мужчину глаз и не изменяя выражения лица. Наливая в тарелку суп, она искоса проследила за тем, как Виктор пододвинул к столу кресло, однако попытку усесться пресекла жестко и решительно.

– Вы собираетесь садиться за стол с немытыми руками?

Курбанов растерянно, как застигнутый врасплох школьник, взглянул на официантку, затем на свои руки, вновь на официантку.

– Пардон, сеньора. Я только что из бассейна.

– В бассейне рук не моют, тем более – с мылом. Там, насколько мне известно, плавают. Вам показать ванную комнату, майор?

– Спасибо, я уж как-нибудь сам, – поостыл в своих чувствах к ржановолосой Виктор, обратив внимание на то, что звание его для представительницы обслуживающего персонала не в новость.

Курбанова не столько задело ее замечание, как не хотелось терять те несколько минут, которые мог провести с ржановолосой, но которые уйдут на мытье рук. И потом, он не был уверен, что, вернувшись в столовую, опять застанет ее здесь.

– Когда я служил срочную, на первых же полевых занятиях, которые проходили в болотах, старшина заставил всех нас тщательно вымыть руки кипяченой водой из фляг. Подчинившись, мы старательно вымыли, и он лично осмотрел их. Знаете, что было потом? – Курбанов выдержал паузу, считая, что ржановолосая не удержится и спросит: «И что же было?» или скажет: «Не знаю», но вместо этого услышал:

– Потом вы достали свои немытые ложки из-за запыленных голенищ, где они лежали между наваксенной кирзой и зловонными портянками, – все так же безынтонационно довела до логического конца его байку ржановолосая, – и стали есть. А старшине даже в голову не пришло ни сделать вам замечание, ни хотя бы осознать абсурдность своей требовательности.

– Именно так оно все и было.

– Ай-я-яй, кто бы мог предположить?! – безжалостно добила его ржановолосая.

Потерпев еще одно сокрушительное поражение, Курбанов молча отправился в ванную и долго, старательно отмывал там руки, чтобы вернуться в столовую с растопыренными пальцами, как хирург, требующий, чтобы медсестра облачила его стерильные руки в такие же стерильные перчатки.

– Не разделите ли со мной эту изысканную трапезу, мадам?

– Только что вы называли меня сеньорой.

– Это имеет значение?

– Еще какое! Вы должны определиться. Обращение к женщине – показатель цивилизованности мужчины.

– В таком случае попробуем еще раз: «Не разделите ли вы со мной эту изысканную трапезу, сеньора?»

– Меня зовут Лилиан.

– Так не разделите ли вы со мной эту изысканную трапезу, сеньора Лилиан? – стоически не сдавался Курбанов.

– Кто же приглашает к столу, тем более – женщину, в такой форме: «Не разделите ли трапезу?». Вместо того чтобы сказать: «Нижайше прошу разделить со мной трапезу». Кажется, вам приходилось работать за рубежом?

Лишь огромным усилием воли Курбанов заставил себя сдержаться, чтобы не послать ее к черту.

– Характер работы у меня был откровенно специфический. На дипломатических приемах показываться приходилось редко.

– Пятнадцати минут для обеда вам должно хватить. Я проведу их на втором этаже, у телевизора, чтобы потом убрать и унести посуду.

Она повернулась и чинно, почти не двигая плечами, как аристократка – в приемной императора, вышла из столовой. Рослая, прекрасно сложенная, с мощным торсом и столь же мощными бедрами, она вполне могла бы служить воплощением идеала арийской женщины. Виктор готов был поклясться, что и происходит эта ржановолосая из прибалтийских немцев. Но как раз в ту минуту, когда он собирался спросить об этом, Лилиан остановилась и, не оглядываясь, уточнила:

– Не терзайте себя. На самом деле я – латышка. В ваших русских фильмах, – резануло слух Курбанова это ее «ваших», – такие обычно играют немок. Чаще всего эсэсовок.

– То есть вы – из тех латышей, чьи деды были латышскими стрелками?

– Из тех самых. Хотя лично я никогда не гордились этим.

– Успокаивайте себя тем, что предками с подобной родословной теперь мало кто гордится.

– Только стоит ли их упрекать в этом?

«И сия “классная дама” собирается опекать меня?! Она будет моей связной?! – мысленно возмутился Курбанов, припомнив фирменную, ехидную ухмылку полковника Бурова. – Нет, дело не в предках ее, латышских стрелках, а в принципе… – Неужели нельзя было подобрать что-нибудь более “воодушевленное”?! Буров, он что… нюх самца совершенно потерял?!

“Вам нужна пища или вам нужна женщина”?! Ты ж подумаешь: “латышский стрелок” выискалась!»

23

Путчисты все еще оставались на территории резиденции, когда Русаков поднялся, сначала на второй этаж своей виллы, а затем и на смотровую площадку.

Черный силуэт сторожевого корабля береговой охраны неподвижно покоился где-то между сумеречной синевой моря и млечной голубизной неба – далекий, недоступный и угрожающе-бесполезный.

С тоской взглянув на него, Президент поиграл желваками: еще вчера ему казалось, что он пребывает под самой мощной, продуманной и надежной охраной, какую только можно себе вообразить. Но сегодня понял, что все это время его жестоко обманывали, ибо самая большая опасность исходит как раз от того ведомства, которое призвано отвечать за его личную безопасность и безопасность государства – то есть от КГБ. И в этом смысле любой из «новых русских» полукриминалов мог куда увереннее чувствовать себя под прикрытием двух стволов своих отпетых наемников, чем он – под целой армией продажных кагэбистов.

Как-то ему на стол положили секретные материалы «О внедрении сотрудников госбезопасности в националистические движения союзных республик и провокационные разработки их с целью выявления наиболее радикальных элементов». В общем-то, материалы как материалы. Русакову приходилось просматривать сотни подобных, составленных по итогам различных кагэбистских «операций», а потому вряд ли он удосужился бы когда-либо вспомнить об этом докладе. Если бы не один факт. Не из современности, а из далекой истории, который как раз и приводился в этом материале в качестве примера выявления националистов способом национально-исторического, так сказать, раздражителя. И который буквально поразил Русакова.

В самый разгар освободительной войны Хмельницкий попросил турецкого султана, чтобы тот обеспечил ему охрану отрядом своих янычар. Узнав о такой просьбе, переданной через тайного турецкого посла, султан и его окружение, очевидно, опешили: сераскир казаков, этих извечных турко– и татароненавистников, ищет защиты у его янычар?! Однако охрану все же выделил. И приказал своим гвардейцам служить Хмельницкому так, как они служили бы ему самому.

До конца жизни Хмельницкий доверял охрану своей резиденции только турецким янычарам, не полагаясь при этом ни на своих казаков из отборных полков «чигиринцев» и «корсунцев», ни тем более – на запорожцев.

Просто из любопытства, из уважения к историческому факту Русаков попросил уточнить, так ли это было на самом деле, то есть подтверждается ли это какими-то документальными сведениями. И после нескольких дней копаний в каких-то там архивах клерки из аналитического отдела госбезопасности доложили: «Именно так все и было. Хотя украинские историки пытаются эти факты замалчивать. По крайней мере большинство историков».

Вспомнив об этом, генсек-президент вновь взглянул туда – на юг, на окаймленное морской синевой османское поднебесье, где, между ним и янычарами все еще восставал морской сторожевик, и неожиданно для себя подумал: «А черт его знает: может, именно там, в предместьях Стамбула, тебе и придется найти свое первое пристанище после побега из тобой же взбунтованной страны!» В ту же минуту орудия сторожевика, как ему показалось, грозно зашевелились, давая понять, что до янычар далеко, а до «десяти лет без права переписки…» – хоть сегодня, и в сей момент…

<< 1 ... 14 15 16 17 18 19 >>
На страницу:
18 из 19