Ильинский волнорез. О человеческом беспокойстве…

P. S.

Октябрьским днём друзья сидели на лавочке у подъезда Егора.

– Ну что, едем? – улыбнулся Степан.

– Погоди, Стёп, сейчас решим, – Егор с трудом вытащил забинтованной ладонью из кармана мобильник и, тыкая одним абсолютно здоровым пальцем, набрал номер.

– Свет, ну что? Отлично! Выйди, мы тут на качелях качаемся. Жду.

Минут через пятнадцать из подъезда выбежала огромная чёрная собака. За собакой следом на дорожку, ведущую к детской площадке, вышла хрупкая стройная девушка. Собака хотела было исчезнуть со двора, но, увидев Егора, жалобно заскулила и вернулась к хозяйке.

– Познакомьтесь, это Светлана, моя любимая девушка! – торжественно объявил Егор, делая насколько шагов ей навстречу. – Ну вот, теперь мы все в сборе. Можно ехать!

– А собака? – Степан стоял против солнца и щурился, глядя то на Егора, то на чёрное самодовольное животное.

– Анри очень любит путешествовать, – улыбнулся Егор.

– Правда, он предпочитает делать это в одиночестве, – рассмеялась Света, – но, думаю, хорошая компания ему не повредит!

– Да здравствует Джером Кей Джером! Вас приветствуют четверо в лодке, не считая собаки! – воскликнул Стёпа.

– Джером-то при чём, нас ведь четверо, не трое? – спросил Егор.

– Как при чём? За сто лет должно же было хоть что-нибудь измениться!

– Ладно, а почему тогда «в лодке»? – не унимался Егор.

– Да-а, Егорушка, тебе ещё поправляться и поправляться. Это же Ладья судьбы!

– Ты хочешь превратить нашу общую ладью в корабль Спасения?

– Вот-вот, именно. Егор, ты на глазах поправляешься!

– Это верно, – улыбнулся Порфирий, – без лодки нам никак нельзя, мы ж по Малому Енисею пойдём. На большой воде лодка нужнее хлеба!

Ильинский волнорез

Рассказ

Вступление

Человеку в жизни сопутствует огромное количество так называемой «житейской ткани». Эта ткань, как рыбацкая сеть, с годами обнимает нас плотным покровом. С одной стороны, её наслоения являются защитой от непогоды и стрел врага, с другой – сковывают движения, заставляют почувствовать власть времени и нашу личную несвободу. Единственное, над чем не властны житейские ткани, – это дух. И если тело порой не в силах разорвать сети, вернее, путы времени, то дух наш дышит, где хочет. Он свободен!

Часть 1

На заснеженной лавочке Сретенского бульвара, вмерзая в роскошный рождественский снегопад, сидел молодой, интеллигентного вида человек и читал книгу. Мокрыми пальцами юноша перелистывал страницы и всякий раз замирал на несколько минут, пока снежинки не укрывали строки очередным плотным желтовато-белым ковриком. Тогда он набирал в рот морозный воздух, сдувал с разворота непрошеное великолепие и продолжал чтение. Шапка и внушительные плечи чтеца напоминали трёхчастный пьедестал почёта, на котором три «спортсмена-снеговика» всё время увеличивались в размере, будто раздувались от удовольствия и важности происходящего.

Невзрачная потрёпанная книжонка то засыпала, как старушка, в руках молодого человека, то просыпалась и, стряхнув шубку, переворачивалась на другой бок. Казалось, юноша всё более хмелел от прочитанного и совершенно потерял счёт времени. Вот послушайте:

Осыпались листья над вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мёртвый, послушайте, милый,
Вы всё-таки мой…

Да-да, Илья, так звали засидевшегося в снегопаде юношу, читал стихи Марины Ивановны Цветаевой. По странному стечению обстоятельств поэзия этой словесной чаровницы только сегодня и то как-то случайно вспыхнула в его жизни. Девушка-библиотекарь положила перед ним заветный томик и спросила:

– Вам нравится это?

Илья взял в руки книгу, раскрыл случайный разворот и, пробежав пару строк глазами, с жаром ответил:

– Беру!

Девушка улыбнулась, вписала книгу в его читательскую карточку и добавила:

– Только не зачитайте.

Когда Илья вышел из библиотеки, в городе уже смеркалось. Небо заволокли серые тяжёлые тучи. Падал крупный мокрый снег. Зажглись первые фонари, посверкивая золотыми искорками сквозь вереницу белых рождественских мух. На календаре значилось шестое января. Повсюду, так или иначе, ощущалось приближение ночных рождественских событий.

Илья знал – мать и сестра ждут его к праздничному столу. В этот год из-за болезни мамы было решено смотреть Рождественскую службу по телевизору. Юноша взглянул на часы. Вечер только вступал в свои праздничные права. «Успею!» – подумал юноша, присел на ближайшую лавочку и, затаив дыхание, достал из рюкзачка томик Цветаевой.

Как вы понимаете, уважаемый читатель, фейерверк цветаевских рифм с первых же строк захватил воображение нашего героя. Ни снегопад, ни торопливые стрелки бульварных часов, ни улыбки прохожих, оглядывающих сидящий на лавочке сугроб, из которого во все стороны торчали части человеческого тела, не могли отвлечь Илью от привилегии созерцать несказуемое!

Наверное, именно так и надо вычитывать Цветаевские стихи. Необычно, хмельно, в кружении непогоды. На уютном диване, с чашечкой кофе в руке Маринины строки царапают нас, как отломанные от большого стебля ветки репейника, скрытые под клейкой словесной массой. Дерзкие и вызывающие, они сопротивляются беспечному течению нашей литературной слюны и уюту размеренного пищеварения. А вот среди мокрых от снега, как от слёз, страниц, среди рождественской вьюжки и колких прикосновений вечернего снегопада эти странные стихи чувствуют себя комфортно.

Наконец Илья оторвал от книги глаза и растерянно оглянулся вокруг. Непросто выбираться из зыбкого омута Марининых стихов на житейский бережок собственной судьбы. Даже в вечер грядущего Таинства всё предстоящее известно и объяснимо. В книге же под каждой строкой – чёрная яма! Строки, как соломенные мостики, колышутся над гулкими провалами в бесконечность. Забежал на мостик – ах! – под тобою пропасть, над тобою небо, вернее, Марина в звёздах…