Красная ойкумена

Надо было видеть испуганные глаза женщин. Бабьим чутьём они почувствовали беду. Над всеми нами кружил, как ворон, простой вопрос: зачем было играть в революцию десять дней подряд, если сейчас, затаив страх, искать причину для того, чтобы остаться дома?

Помню глубокий умоляющий взгляд Марины «Останься!» и слова Вали, сказанные мне вслед: «Боря, береги Юру!»

Думаю, главное препятствие, которое из века в век мы преодолеваем в стремлении к счастливой жизни, – наше генетическое беспамятство. Почему немец бережно складывает в коробочку документальные свидетельства рода, а те, кто побогаче, создают галереи фамильных портретов? Почему юного Deutsche приучают смотреть на мировую историю через призму собственной родословной?

Мы же считаем себя вправе ради «высшей справедливости» предать родителей, какими бы плохими они нам ни казались. Для нас гвинейский негр порой становится ближе кровного брата. Помните, у Высоцкого – «наш гвинейский друг»? Почему мы позволили иудушке Троцкому увлечь нас в омут интернационализма? Выходит, одурманенные идеей всеобщего блага, мы способны на самоубийство!

Эта порча. Откуда она? Кто и когда подменил наши родословные ценности «общечеловеческими»? Помнится, великий русский святой, преподобный Серафим Саровский говорил: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Почему мы опять и опять не следуем святым распоряжениям?!

За примерами далеко ходить не надо. Предали русский язык, заговорили по-французски – получили Наполеона. Задумали совершить мировую революцию – получили собственную гражданскую войну. Запамятовали свои имперские обязанности – выставили Родину на посмешище и поругание.

Разве не достаточно?

Часть 4. Ночь перед безумием

Белый дом был окружён со всех сторон баррикадами. Сейчас, зная, как хрустели под гусеницами современных БТРов старенькие кровати, перила ограждений, какие-то баки и прочее, впору удивиться: на что рассчитывали защитники московской «Парижки», перевязывая проволокой «элементы укреплений», добытые в соседних дворах? Я вам отвечу и ещё раз повторюсь – люди готовились к бою.

Но к бою не с гусеницами бронемашин, а с ОМОНом, вооружённым дубинками и слезоточивым газом. Против транспорта и поливальных машин варили коктейль Молотова. Где-то раздобыли и раздали металлические щиты. Всем женщинам было приказано: «Как только начнётся штурм, бежать в Белый дом». То, что ЭТО вот-вот начнётся, уже понимали – накануне власть смотала спираль Бруно и отвела караулы. Все препятствия перед ощетинившимися баррикадами были сняты.

Повзводно «высшие» командиры ополчения распределяли добровольцев на дежурство. Нам с Юрой досталась баррикада на Горбатом мостике.

Стемнело. В первом часу ночи стали поступать машины с ранеными из Останкино. Это произвело шок. Каждый втайне надеялся, что власть не переступит брутальную черту крови. Все посторонние звуки смолкли. Над баррикадами тишину нарушали только крики раненых, короткие команды и… гул окружающего города. Город, как ни в чём не бывало, спешил по своим делам, пьянствовал в кабаках, сопел и щупал женщин в темноте наступающей ночи.