Мы встретимся

– Я тебя не пущу! – Вера встала между ним и дверью.

Молчание, как цветок, раскрыло свои бессловесные лепестки, захватив пространство прихожей.

– Вера, – подбирая слова, через минуту отозвался Артём, – выходит, мы с Тишкой ходили туда все эти дни зря? Покуражиться и поиграть в Парижскую коммуну? Как мне прикажешь жить дальше, когда все мои собеседники сейчас там?

– Я не знаю! – Вера глотала комья подступающего рыдания. – Не знаю ничего. Но тебе нельзя туда, понимаешь, Артёмка, нельзя!

– Папа, я с тобой! – Тиша вжался в живот отца. – Мама, нам надо!

Вера не выдержала, опустилась на табурет и зарыдала.

– Прости, не сдержалась. Тишу оставь… – с трудом выговорила она минуту спустя.

– Тихон, ты остаёшься с мамой, это приказ! – Артём отпустил руку сына, и тот зарылся в платок матери. Так щенок зарывается в сухую траву в минуту опасности.

Артём набросил на плечи пальто, рванул с крючка кепку и вышел за дверь.

– Артёмушка… – Вера поднялась, обняла Тишу и, по-бабьи подвывая, пошла к иконе.

– Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словеси мятежна…

Она шелестела губами молитву, правой рукой непрерывно крестилась, а левой гладила голову сына.

– Тиша, Тишечка, молись за папу. Тяжесть выпала ему нынче, ох, тяжесть, не приведи Господь…

Артём прошёл постовых и через минуту оказался на Горбатом мосту, где расположился его взвод.

– Бруно сняли. Значит, вот-вот жди гостей, – недобро усмехнулся усач, качая головой.

– Константин Олегович, давайте ужинать! – улыбнулся молодой знаток приближающейся смерти. – Что б ни крошки врагу не досталось! Нам с вами ещё надо успеть переварить и, так сказать, увеличить количество заградительного биоматериала!

– Ну и репей же ты, Антошка! – улыбнулся в ответ усач. – На. У меня как раз для тебя два с сыром и один, хоть ты и не моряк, с сёмгой.