Количество жизни

– Так много? – не поверил Гриша.

– А вы как думали? Грипп – дело серьёзное! А теперь давайте измерим давление. – Девушка улыбнулась и присела рядом с Гришей так, что её колени упёрлись в его левое бедро. Гриша затаил дыхание.

– Ну вот, так я и знала, – огорчённо пропел девичий голосок. – Три тысячи четыреста рублей! У вас очень высокое давление. Нужна срочная госпитализация. День стационара стоит четырнадцать тысяч пятьсот рублей. Вам необходимо лечь минимум на три года. Положение очень серьёзное!

От последней цифры Гриша вздрогнул, шумно втянул в лёгкие воздух и открыл глаза.

– Что с тобой, тебе плохо? – не оборачиваясь, спросила встревоженная жена.

Гриша с минуту анализировал происходящее, потом хмуро откинулся на спинку сиденья и буркнул: «Маша, домой!».

След прошлого…

Узкая улочка в одном из рабочих кварталов уездного городка. По улице идёт человек явно нездешний, благополучный, или, как говорили раньше, фартовый. Невдалеке остановилась и переминается с ноги на ногу, как стрекозка на листике, молодая хрупкая девушка. Она не решается продолжить движение вглубь улицы. Поравнявшись с девушкой, человек спрашивает:

– Простите, я могу вам чем-нибудь помочь?

– Д-да, – отвечает девушка и стыдливо вжимает в плечи прелестную головку, – не могли бы вы сопроводить меня? Я живу недалеко, на соседней улице, а здесь мне ходить страшно, здесь…

…Весело, стараясь не походить на испуганных чужаков, они шли по узкому коридору старой обшарпанной улицы.

Однако их нарочитая весёлость сразу привлекла внимание обитателей этого сумрачного и грязного каньона.

– Эй, ты, там! – гаркнул молодой парень с балкона второго этажа. – Тебе говорю, стой!

– Не слушайте его, идёмте, – шепнула девушка своему провожатому и торопливо засеменила дальше. Дмитрий (так звали нашего героя), не оборачиваясь, также ускорил шаг.

– Не понял, – поперхнулся парень и бросился к чёрному ходу.

Через пару секунд он выбежал на улицу метров на пять впереди и преградил дорогу, застыв в отвратительной позе пьяного сатира.

– Ты чё, глухой? – выдавил парень сквозь зубы, предчувствуя привычное удовольствие – размочить чужака на собственной территории.

– Сойди с поляны, баклан! – спокойно ответил ему Дмитрий и отпустил руку девушки.

– Чё?..

Парень выхватил перо и как кошка прыгнул на чужака. Но случилось непредвиденное: наглец выронил нож, шарахнулся в сторону и, ударившись головой о выступ открытой оконной рамы, стал медленно и безвольно оседать на брусчатку улицы. Алая кровь брызнула на его белую накрахмаленную рубашку.

– Ой! – вскрикнула девушка, заметив на одной из косточек запястья правой руки Дмитрия лёгкую ссадину.

На шум и кровь потянулась местная шпана. Серые стены каменного колодца буквально сочились человеческой плотью. Вскоре вокруг Дмитрия и девушки образовалось плотное кольцо обитателей квартала. Дело принимало явно непредсказуемый оборот.

– Пропустите нас, я обещаю вернуться, – спокойно обратился Дмитрий.

Толпа аморфно перетекала из одного эмоционального состояния в другое. Агрессия сменялась то болезненной весёлостью, то гробовым молчанием.

– Хана тебе, бык, ты моего братана завалил! – визгнул в лицо Дмитрию рябой парень лет семнадцати.

Вдруг всё стихло. Из толпы вышел обыкновенный человек, не торопясь докурил сигарету и затушил её о ладонь рябого. Тот взвыл от боли, но покорно продолжил стоять на месте.

«Авторитет, – мелькнуло в голове Дмитрия. – Значит, суда Линча не будет. Это радует».

– Вернёшься, без базара? – с усмешкой спросил авторитет и, подтащив к себе рябого за волосы, добавил: – А то гляди…

– Вернусь, – повторил Дмитрий, глядя прямо в глаза хозяину улицы.

– Иди, у тебя час. Этого убрать.

Авторитет указал рукой на забрызганный кровью комок человеческой плоти, который так и лежал у стены, не приходя в сознание.

Толпа расступилась, пропуская Дмитрия и девушку.

– Почему они не стали нас бить? – отойдя от толпы метров на двадцать, взволнованно спросила девушка.

– Пока не знаю, – ответил Дмитрий.

Они дошли до конца злополучной улицы, повернули за угол и вскоре подошли к дому, где проживала девушка.

– Мы пришли! – всей грудью выдохнула девушка. – Я вам так благодарна! Может, зайдёте? Мама будет вам рада.

– Спасибо, я вас навещу чуть позже. А теперь я должен идти: мой час на исходе.

…Дмитрий подошёл к забрызганному кровью участку улицы и оглянулся. Вокруг не было ни души. Напряжением слуха он различил тончайшее трепетание воздуха. Память мгновенно классифицировала звук, Дмитрий отпрянул в сторону. Рядом с местом, где он только что стоял, в оконную раму воткнулось металлическое перо.

– Ну здравствуй, Димка-самурай! – От стены отделился улыбающийся хозяин улицы. – А ну припоминай: долбаный Афган, Герат, стрелковый взвод Маркуши и ты, такой геройский, простреленный в обе ноги, волочишь на себе зелёного баклана, меня! Как я тебя искал по госпиталям и на гражданке искал, должок вернуть хотел. А ты, гляжу, сам пожаловал!..

Дмитрий разглядел на глазах собеседника слёзы. Да он и не скрывал их. Герат… Вовка Смольников! Милый трепач по кличке «Свиристель»…

Из окон на боевых товарищей испуганно поглядывала уличная шпана. Таким сопливым своего геройского Вована они не видели никогда. Дела!

Пиши, брат!

Когда Алексею Борисовичу исполнилось шестьдесят годков, потянуло его на литературу. Да так потянуло! Писал «юный» графоман поначалу излишне витиевато, со множеством стилистических украшений. Однако слог его постепенно оттачивался, и уже через год из-под пера сочинителя ложилась на лист вполне выверенная строка, ласкающая слух. Без труда набив на клавиатуре несколько десятков коротких рассказов, Алексей Борисович призадумался. В беглости сочинительства он почувствовал скрытый подвох.

Как человек, впервые переступивший порог церкви, тотчас становится пламенным пророком, так и в непринуждённом трепетании авторской строки Алексей различил неприятное скольжение ума, прикрытое лукавым перестуком клавиатурных литер.

Разместив тексты на портале «Проза. ру», наш герой любил читать благосклонные рецензии собратьев по творческой лаборатории и еженедельно тратил немалые деньги, оплачивая анонсы опубликованных рассказов. Чужие тексты он читал мало, вернее, вовсе не читал. Не по причине пугливого нелюбопытства, а, скорее, из внутреннего желания сосредоточиться только на собственном мироощущении. Иногда, правда, склонив седую голову над сочинением какого-нибудь юнца, он лениво пробегал глазами строки и снисходительно щурился на каждый обнаруженный в тексте ляп.

Однажды Алексей Борисович натолкнулся на замечательный рассказ совсем юной девушки. Как ладна, внутренне красива и глубока была её речь! Как неожиданно она говорила о простом и обыкновенном! Неслыханное дело, Алексей перечитал рассказ девушки дважды от начала до конца, искренне радуясь правым полушарием встрече с высокой литературой, а левым ощущая неприятный холодок зависти. Такая молоденькая и так пишет!..

С неделю Алексей как сыч бродил по кабинету. Его несомненный литературный талант, разрушенный до основания рассказом юной примы, выл подобно собаке, брошенной хозяином на произвол судьбы.

«Что делать? – спрашивал он самого себя. – Моя строка изящна, но обыкновенна. Так могут писать и другие». Пытаясь сформулировать случившееся, он стал читать классиков. Открыл томик Грэма Грина, но вскоре со злостью захлопнул книгу. Отточенная английская вязь навевала на него скорую скуку. Попробовал читать Чингиза Айтматова. На этот раз отпугнуло излишне сложное, как ему показалось, построение речи.

Недовольство ободрило Алексея. Однако, что бы он ни читал, его как магнитом тянуло к девичьему сочинению. Стоило пробежать глазами хоть пару её волшебных строк – оторопь возвращалась. Алексей Борисович потерял аппетит, стал больше пить, осунулся и в конце концов решил уехать в Крым – в зимнюю непогоду и одиночество.

Что произошло с Алексеем в Крыму, знают только штормовой ветер и серый, в пенистых бурунах котлован Чёрного моря, полный до краёв холодной, неприветливой жидкостью. Однако, несмотря на крымскую непогоду, в Москву Лёша вернулся обновлённый, или, как говорят ныне, переформатированный.