За то, что в суете страстей
Идём по призрачным дорогам
В гордыне призрачной своей.
А я виновен бесконечно.
Пусть не великий, но поэт,
Иду в неведомую вечность
Того, Кто подарил нам свет.
Но ведь поэт пророк немного
И света проводник живой.
И этот свет по воле Бога
Я людям нёс весь путь земной.
Нередко и ошибки были
В пути, но я их устранял,
Как только в нашем русском стиле
Их запоздало постигал.
А вот духовные ошибки
Из часа в час, из года в год
Я в жизни исправлял не шибко,
Хотя и знал наперечёт.
Я думал: на потом оставлю.
Не раз на исповедь приду.
И постепенно всё исправлю.
И счёты с дьяволом сведу.
Да вот ведь, даже исповедав
То, чем грешил давным-давно,
К своим полузабытым бедам
Я возвращался всё равно…
Когда-то Иоанн Кронштадтский
Отметил в дневнике своём,
Чем одинаков мир наш братский —
Непостоянны мы во всём.
Эдемский грех – непостоянство.
Оно произвело на свет
Безбожие, обман и хамство
И то, что мира в мире нет.
Произвело и всё другое,
И потому добро и зло
Нам в той же степени благое,
Как золото и серебро.
И я, поэт, непостоянен.
Сегодня и высок, и чист,
А завтра снова в грязной яме,
Как занесённый ветром лист.
И я, как все, нестойкий, хлипкий.
Но ведь поэт же я, поэт!
И мне за все мои ошибки
Вдвойне,
втройне
прощенья нет.
О, Серафиме, гений русский!