Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1

Закончив операцию, конца которой в приёмной ожидал Жак, Валентина Михайловна сказала:

– Я думаю, обойдётся без осложнений, рана сквозная, довольно чистая, не беспокойтесь. Но, конечно, придётся ему пока в больнице полежать.

Время, проведённое Борисом в больнице, запомнилось ему только тем, что почти ежедневно к нему в палату приходил кто-нибудь из его товарищей, от которых он и узнал всё, что нами описано раньше и чему он свидетелем не был.

Приходили к нему и его друзья-комсомольцы: и Володька Кочергин, и Нюська Цион, и другие. Они рассказывали о комсомольских новостях, о том, что IV съезд РКСМ, проходивший в июле в Москве, осудил троцкизм, без колебания поддержал генеральную линию партии на строительство социализма в СССР, что главным руководителем партии, борющейся с Троцким, теперь стал Сталин.

Узнал Борис и о том, что на этом съезде принято решение комсомол, в честь умершего Владимира Ильича Ленина, называть Ленинским и что, следовательно, теперь он будет называться не РКСМ, а РЛКСМ.

Через восемь дней рана зарубцевалась, и Алёшкин собирался продолжать свою службу в отряде, тем более что наконец-то решился вопрос с жалованием для бойцов, его установили в 30 рублей в месяц. Но его чаяния не сбылись.

Провожая Бориса из больницы, врач сказала встречавшему его Жаку, что пареньку нельзя будет совершать длительные переходы, по крайней мере, в течение двух месяцев, а то рана может открыться. Конечно, после этого пребывание его в отряде становилось бесполезным, он это понял и сам. Хоть и горько ему было расставаться с товарищами, но пришлось.

Через несколько дней после выхода из больницы, получив довольно солидную сумму денег (что-то около 60 рублей), Борис решил поехать во Владивосток, надеясь найти какую-нибудь работу там. В Шкотове никакой службы не было.

Глава седьмая

Добравшись до Владивостока без особых приключений, наняв для переноски своего немудрёного багажа рогульку, который явился одновременно и проводником пo городу, Борис совершенно неожиданно для своих появился на квартире отца.

Поясним для тех, кто не жил на Дальнем Востоке, что такое рогулька. Так называли грузчиков-китайцев, являвшихся основной самой дешевой силой, переносившей любые, иногда достаточно тяжёлые и громоздкие, грузы по всему Владивостоку. Называли их так потому, что на спине у них находилось особое деревянное приспособление, укреплённое брезентовыми лямками на плечах. На это приспособление и грузился переносимый ими груз. Кто-то, ещё, кажется, в прошлом веке, назвал это приспособление рогулькой, с тех пор и сами грузчики получили такое название.

Когда Боря появился дома, взрослых не было. Ребятишки, особенно братья, встретили его появление восторженным криком, и даже довольно флегматичная Люся одарила его обрадованным взглядом.

Через час пришла мать – Анна Николаевна, она тоже обрадовалась появлению Бори, ну и, конечно, первым делом принялась готовить какую-то еду пришельцу. Часа через два появился дома и Яков Матвеевич. Борис до этого всегда видел отца только в военной форме – с красными петлицами на воротнике, с большими ярко-красными клапанами, идущими через всю грудь, с нашивкой на рукаве, на которой находилось три красных матерчатых кубика.

Сейчас отец, одетый в серенький пиджак, такие же брюки, белую рубашку и даже с галстуком, производил на него какое-то странное впечатление. Почему-то ему сделалось жалко отца. Теперь в военном костюме, основательно поношенном, без петлиц и галунов, был только один Борис.

После обеда он рассказал о том, как и почему он ушёл от страхового агента Сахарова, о службе у которого он им писал раньше. Рассказал и о своей службе в отряде при ГПУ по борьбе с бандитизмом, скрыл он только своё ранение. Свой уход из него он объяснил тем, что отряд этот временный и что скоро он прекратит своё существование, придётся искать новую службу, а в Шкотове найти её просто невозможно. Так как у него скопилось немного денег, он и решил приехать в город, чтобы попытаться найти работу здесь.

Узнав, какой значительной по тому времени суммой Борис располагает, Яков Матвеевич сказал, что первое, что нужно сделать, это как следует одеться, его поддержала и мать.

Отец заметил:

– Теперь без приличного костюма ни в одном учреждении и показываться нельзя, с тобой и разговаривать не станут. Кроме того, ходить просто так – бесполезно, нужно с завтрашнего же дня записаться на бирже труда, встать на очередь.

Борису не особенно были понятны такие взгляды на одежду. До сих пор в их семье об одежде как-то никто не говорил: было бы целое, чистое, а что за одежда – не всё ли равно? Непонятной ему казалась и биржа труда. Но, тем не менее, на следующий день, когда отец пошёл на службу, вместе с ним отправился и Борис. Отец объяснил ему, где находится биржа труда, и после нескольких расспросов у встречных людей парень, наконец, нашёл это учреждение. Оно помещалось в довольно большом доме около так называемого Мальцевского базара, совсем в противоположной стороне города, и занимало весь нижний этаж этого дома.

Войдя в дверь, над которой висела вывеска «Биржа труда», Борис очутился в большом, похожем на вокзальный, зале, в котором толпилось порядочно народу. Зал с одной стороны был отгорожен тонкой фанерной стенкой с прорезанными окошечками. Над каждым окошечком была надпись на картонке о том, когда оно работает и обозначение того, что в нём производится. Над одним было написано: «Учёт вновь прибывших», на другом: «Направление на работу разнорабочих», на третьем: «Направление на работу шахтёров», на четвертом: «Направление на работу работников конторского труда» и т. д., таких окошечек было штук восемь. Борис не стал знакомиться со всеми надписями, он понял, что ему, как говорил отец, надо встать на учёт, поэтому он и подошёл к соответствующему окошечку.

До него стояло человек пять, и поэтому он сравнительно быстро добрался до самого окошечка. Заглянув внутрь, он увидел девушку, которая довольно приветливо спросила его, что ему нужно. Борис ответил, что он окончил школу II ступени и приехал искать во Владивостоке работу. Девушка сокрушённо покачала головой и заметила:

– Значит вы работник конторского труда, это плохо. Вам, вероятно, придётся долго ждать, сейчас и таких, которые знают этот труд, на учёте много без работы, а их ведь берут в первую очередь. Вас надо ведь учеником посылать.

– А какую работу можно быстро получить? – спросил Борис.

– Вот шахтёров нужно, да и разнорабочим можно быстро устроиться, но вас же не разрешат на такую работу посылать, ведь у вас среднее образование. Ну ладно, регистрируйтесь, походите, а там, может быть, что-нибудь и подвернётся. Сейчас стало много частных фирм открываться, может быть, в какую-нибудь из них устроим, – и она протянула Борису кусочек картона, на котором, как он понял, он должен был написать свою фамилию, адрес и возраст.

Когда он вернул картонку девушке, та ещё больше нахмурилась:

– Да вам ещё и восемнадцати лет нет – это ещё хуже, частники берут только совершеннолетних.

Через несколько минут она выдала Боре другой кусочек картона, на котором стояла его фамилия, а ниже строчкой – «конторский труд». Другая часть картонки разделялась на маленькие клеточки с числами от одного до тридцати. Передавая эту картонку, девушка сказала:

– Каждый день будете приходить вон к тому окошку и отмечаться, сегодня пятое августа, поэтому я эти пять дней зачеркнула. Нужно обязательно приходить каждый день. Если пропустите хоть один день, ваша очередь пропадёт, и придётся регистрироваться снова.

– А что это за цифра такая написана сбоку? – спросил Боря.

– Это ваша очередь, – ответила девушка.

Цифра эта была 1782. Боря понял, что он может рассчитывать на работу только после того, как трудоустроят 1781 человек, пришедших на биржу до него. Он загрустил, но девушка, увидев его опечаленное лицо, подбодрила его:

– Да вы особенно не расстраивайтесь, многие тут только числятся, а сами уже работают. Через знакомых устраиваются, так что на самом деле, я думаю, вам уж не так долго ждать придётся, может быть месяца два-три.

Боря подумал: «Хорошо тебе говорить так, а ведь мне жить на что-то надо! Отец вчера ясно сказал, что он получает мало, мать пока на курсах учительских учится, половину жалования получает, курсы через месяц кончатся, тогда неизвестно, получит ли она работу в городе». Но делать было нечего, и Боря отправился домой.

После обеда отец посмотрел Борину учётную карточку, покачал головой и заметил:

– Ну, если тебе этой очереди дожидаться придётся, так ты и к новому году работы не получишь. Однако горевать бесполезно, пойдём сегодня, купим тебе кое-какую одежду и обувь, пока у тебя ещё деньги есть. Я, между прочим, о тебе сегодня в своей Дальпушнине говорил, начальник канцелярии обещал место курьера дать, если ты ничего не найдёшь. Всё-таки 16 рублей получать будешь, а работа нетрудная.

Но тут возмутилась Анна Николаевна:

– Да ты в уме, Яша? Мальчишка с отличием окончил школу II ступени, а ты его в курьеры собираешься определить! Ведь он может хоть завтра в любое село учителем поехать.

– Ну вот и пускай едет, – сердито заметил отец.

– Нет, учителем я быть не хочу, буду искать работу здесь, – заявил Борис.

В этот же день после обеда было решено отправиться за покупками. Путь лежал по Алеутской, а затем по Китайской улице, последняя упиралась в бухту Золотой рог и пересекалась с главной улицей города – Светланской. Не доходя до неё один квартал, отец свернул в сторону и сказал:

– Это Пекинская, здесь больше всего дешёвых обувных и одёжных магазинов, принадлежащих китайцам.

Борис с удивлением оглядывался кругом. По обеим сторонам улицы сплошь находилось множество лавок и лавчонок, над каждой из них была вывеска, на которой надпись на двух языках: по-китайски – большими чёрными иероглифами, а под ними русскими буквами помельче – «магазин Ван Ю Ли», ещё ниже – «Одежда-обувь».

Эти «магазины» напомнили Борису крошечные лавчонки нэпманов, виденные им в Кинешме. Все они походили одна на другую, как две капли воды: раскрытые двери их были покрашены в ярко-жёлтый цвет, наличники – в ярко-зелёный, а стены – в светло-голубой. Борис подумал: «И зачем мы сюда забрели? Что здесь можно купить? Когда я возвращался с биржи труда и ехал на трамвае, то в окна успел разглядеть много больших солидных магазинов, в них всё необходимое можно было бы приобрести».

Его размышления были прерваны возгласом китайца, сидевшего около открытой двери:

– Капитана, луский капитана! Ходи, пожаласта, сюда, ходи. Сто купить жилайа? Моя магазина самая холошая, самая дешёвая, какой хочу товала есть! Ходи пожаласта!

Лавочник с первого взгляда определил в Якове Матвеевиче потенциального покупателя, а такие, видимо, попадались нечасто, поэтому, боясь, чтобы его не перехватили, он уцепился за рукав пиджака Алёшкина и потянул его вглубь лавчонки. Следом за ними пошёл и Борис.

В лавке было темновато, и кроме отполированного прилавка и пустых полок ничего не было. Борис удивился ещё больше. Но хозяин продолжал держать отца за рукав и тянуть его к маленькому чёрному столику, стоявшему в углу около окна. Усадив покупателя на низенький стульчик возле стола и предложив Боре занять второй, китаец громко крикнул:

– Бой! Чай!

По его крику из задней двери лавки выбежал маленький китайчонок с двумя пиалами горячего чая, которые он поставил на столик перед покупателями. Хозяин, изогнувшись в полупоклоне, повторил:

– Тебе, капитана, чего покупай нужно?