Тайна старого дома

– Понятно, – недовольно вздохнул плотный лысый мужчина. – Значит, переговоры провалились.

– С Сазоновой? – спросил невысокий мужчина в очках.

– Да. Пытаемся исправить твою ошибку, Михаил Сергеевич.

– Секундочку, Лев Николаевич, вы сами говорили – Артуру можно было верить. Иметь такого клиента очень выгодно. У его брата клиника, и у обоих обширные связи. А тут неожиданно погибает и Борис Константинович, и убивают Артура. И что самое интересное в этой истории – Артур не начал строить и ничего не купил. Странно, не правда ли? Кроме того, он продал обе квартиры, дачу и обе машины. Но денег нет. Несчастные три тысячи долларов на счету и двенадцать тысяч рубликов. Артур снял деньги со счета, как будто чувствовал, что его убьют. Но вот куда он их дел, мы не знаем. И еще. Ваша затея с попыткой получить квартиру или загородный дом убийцы ничего, кроме вреда, не принесет. Суд ясно дал понять, что взыскивать с преступника денег не будет. А вы пытаетесь заставить бабу, которая усыновила сирот, отдать вам долг, которого нет.

– Но ты тоже согласился, что с нее можно получить, – напомнил Лев Николаевич. – И я попробую. В конце концов, я ничего не потеряю. Даже если она обратится в милицию, то ничего не докажет. Да и не сделает она этого.

– Дай Бог. Но не могу даже предположить, где сбережения Артура. Все-таки он взял у нас большие деньги. Продал квартиры, это еще миллиона два, если не больше, машины, дача и деньги на счету. Счет у него, как мы узнали, был приличный. В рублях около пяти миллионов. И наверняка была заначка. Где деньги?

– Да я и сам не единожды задавал себе этот вопрос. Я было думал, что он расплатился с уголовниками из Астрахани, но не мог он столько задолжать, не тот он человек. Не понимаю. Есть предположение, что он брал кредит для того, чтобы нас бросить. И продал все он как раз в то же время. Но на что он рассчитывал, не пойму. И в конце концов, куда он мог вложить такую сумму и деньги убиенной Марины Сергеевны Фроловой? Была мысль, что убиты не они. Но волосы на топоре, группа крови, коронки на зубах покойного – все говорит о том, что…

– Ну ты тоже сказанул – не они. В том-то и дело, что они. Все говорит о том, что это были Берг и Фролова. Их видели соседи, слышали их голоса. Фролов помнит, кого он рубил. Правда, туманно, но помнит. А вот кто накормил его психотропным…

– Врач, – не дал договорить ему Лев Николаевич, – которая погибла в ДТП. Она забрала его от участкового после скандала в детском доме. Значит, Фролов хотел усыновить мальчика и девочку и даже отказался от поездки в Якутию. Но жена убедила его, что сделает все необходимое, и он уехал. А она сошлась с Артуром и забеременела. Забирать детей она не хотела. На что надеялась?

– Фролов – рохля, так все говорят, – улыбнулся Михаил Сергеевич. – Умный, рассудительный человек, очень уравновешенный. На это и рассчитывали Артур и Марина. Но они не учли, что он примет таблетки и у него поедет крыша. Но вот что странно – неужели эта врачиха не могла понять, что лекарство окажет такое действие?

– Вполне может быть, что Фролов сам выпил лекарство, чтобы успокоиться, – заявил Лев Николаевич, – он помнит только отдельные детали, поэтому и не дали ему пожизненное. Спасло то, что присяжные судили. Когда узнали, что хотел двоих детдомовцев усыновить, а жена его обманула и спуталась с другим, присяжные его пожалели. Тем более он сам просил дать ему пожизненное. Но он не знал, что жена беременна. Ну и признали, что убил он под воздействием психотропного средства.

– Да помню я. Он долго там не протянет. А его друг – мужик таежный. Если бы не дочь, того таежника точно бы упрятали, он рвался к решетке другу своему передачу отдать.

– Точно тайга, – пренебрежительно проговорил Лев Николаевич.

– Олеська, едрена корень, – проворчал бородатый немолодой мужчина, – где ты есть-то?..

– Что угодно, Афанасий Петрович? – В комнату вошла горничная.

– Ты мне это брось – что угодно… Мне все эти…

– Почта была, но письма от Фролова нет, – сказала девушка.

– Вот едрена корень, сдох, что ль, там Иван-то? Больше полугода прошло, как ему восемнадцать влупил самый справедливый и гуманный суд в мире, едрена корень. Дурень последний понял бы, что не он это. А ему…

– Но ведь он признал свою вину, – осторожно напомнила Олеся.

– Да как узнал он, что эта шалава беременна, как человек кончился?.. Он бы и в убийстве Кеннеди признался, если б спросили. Но вот почему он не пишет?

– А почему ему вы не напишете?

– Да куда писать-то?

– Но ведь можно узнать адрес.

– И где ж? В справочном бюро? Или в милиции? Так туда я уж…

– В министерстве юстиции или в Управлении исполнения наказаний. Мама так брата искала. Ему пятнадцать лет дали год назад. – Девушка тяжело вздохнула.

– Опачки! За что же столько ему отвесили?

– Банк ограбил и двоих милиционеров ранил, когда его арестовывали.

– Лихой у тебя братец. А то сейчас бандит хилый пошел. Когда кого-то герои грабят, и стрельнуть могут, и ножом пырнуть. А вот как милиция, все, лапы в гору и мордой в грязь, куда их удаль молодецкая девается. А твоего братца в банке забрали или потом?

– Потом, через неделю. Одного, их трое было, арестовали, а Женька и его товарищ убежали. Потом товарища забрали, а через три дня и Женю. Он отстреливался. Три патрона у него было, два он в милиционеров, а последним застрелиться хотел, но не получилось, осечка. Его били сильно, и мама в больницу попала. И дали пятнадцать лет. Он нам не писал, а мама через УИН и нашла.

– Погодь, через ООН?

– УИН – это Управление исправления наказаний или что-то в этом роде.

– Ты, девонька, прознай про это дело, и напишем с тобой. А то, едрена корень, совсем сгинул Ванька. Мужик он хоть куда.

– Хорошо, я узнаю.

– И еще – не распространяйся про братишку-то, а то ведь…

– Зоя Афанасьевна знает.

– Во, и ничего она?

– Нет.

– В батьку девка, порода мишинская. Правда, мужиков теперь почти не осталось, вот чего жаль.

– Слушай, Ивлев, – плотный плешивый мужчина пыхнул дымом сигары в сторону стоящего у двери парня, – я, конечно, понимаю, что тебя сюда пристроила Мишина, дама солидная, но ты не забывай, что на меня работаешь. И мне чхать, кто тебе эта Мишина. Трахаешь ее, так не в этом дело…

– Закрой рот, сука! – зло воскликнул Ивлев. – Ядом плюешься, как змея. Думай, прежде чем…

– А ты на кого рот раскрываешь?! – поднимаясь, заорал плешивый. – Да я такими…

Ивлев схватил со стола стакан с соком, плеснул плешивому в лицо и вышел.

– Пшел вон! Я вас в гробу всех видел! Ноги лизать будешь, щенок! Стража! Намните бока этому щенку! И выбросьте его отсюда! В окно выбросьте!

– Да хорош тебе, – рослый мужчина остановил поднявшегося было крепкого парня, – правильно он его умыл. А то зажрался козел плешивый.

Ивлев подошел к выходу из офиса.

– Виталик! – шагнул к нему атлет в камуфляже. Отпрянув к стене, Ивлев встал в стойку. – Молодец! – улыбаясь, протянул ему руку атлет. – Лихо, а главное – заслуженно, но все-таки уходи быстрее.

– Уже ушел, – пожав ему руку, кивнул Виталий. – Вот и все, – подходя к «восьмерке», вздохнул он. – Не получилось у меня быть извозчиком нового русского. Сука! – Он сел в машину, сунул ключ в зажигание. – Ну что, таксист, – посмотревшись в зеркальце, подмигнул он себе, – снова лови пассажиров. Хотя перед Зоей Афанасьевной неудобно. Но главное, чтобы Вика…

Прозвучал вызов сотового.

– Привет, таксист, – послышался веселый голос.

– А кто ты такой?