Их спасла конструкция эллинга – лёгкая брезентовая, на деревянных рамах крыша могла при необходимости раздвигаться, выпуская спрятанного внутри гиганта на волю.
И ещё в одном повезло: первая атакующая волна состояла, по большей части, из бомбо-коконов. Фон Зеггерс, скривился, вспомнив, что внутри этих смертоносных снарядов заперты человеческие обрубки, намеренно искалеченные рабы, единственная задача которых – направить управляемый ими снаряд на цель и погибнуть вместе с ним. Малютка Чо, помнится, весьма подробно об этом рассказывала – бедняжке пришлось обслуживать этих «пилотов» по приказу своего хозяина-инри, чтоб ему в аду досталась сковорода погорячее…
Но это обстоятельство оказалось спасительным для «Баргузина» – боевых инсектов в первой волне было немного, и почти все связали боем флапперы, успевшие взлететь навстречу с немногочисленных наземных катапульт. Перехватчики – по большей части, лёгкие «осы» – падали один за другим, но вместе с ними валились вниз и «стрекозы» с «вивернами», составлявшие боевое охранение ударных Роёв. «Бомбококоны» тоже несли потери – но не меньше половины дошли до цели, управляемые командами, вложенными в «живые системы наведения» их создателями-нелюдями. Дошли – и спикировали, и врезались в цели, прерывая мучительное своё существования – но и превращая одновременно в море пламени эллинги, мастерские и прочие сооружения базы. Возвращаться пилотам перехватчиков стало, таким образом, некуда – разве что садиться на узкую полоску пляжа, не тронутую огнём, или прямо на воду. И они дрались – отчаянно, насмерть, отправляя в последний полёт к залитой огнестуднем земле инрийские инсекты – но и сами горели и падали, выигрывая для «Баргузина» драгоценные секунды набора высоты.
Альтиметр – чёрная стрелка на окружённом бронзовыми завитушками циферблате, – показывал четыре с половиной тысячи футов, когда стрелок с кормового поста доложил о преследователях. Из иллюминатора пилотской гондолы ничего не было видно, а потому фон Зеггерс распахнул люк и по пояс свесился наружу, крепко уцепившись левой рукой за поручень, а правой поднес к глазам свой любимый «цейсс». И почти сразу обнаружил погоню – шесть чёрных точек, идущих двумя тройками. Инсекты – а это, конечно, были они – стремительно набирали высоту. Секунд двадцать, максимум, полминуты, и они выйдут на дистанцию эффективного поражения.
– Шесть воздушных целей, герр лейтенант! – отрапортовал он. – Кажется, «стрекозы». Дистанция не больше мили, быстро догоняют.
Алекс уже распоряжался. Место фон Зеггерса у открытого люка занял стрелок с «мадсеном» – откинул привинченную к стенке стойку, закрепил в ней ствол пулемёта, повёл стволом, ища цели. Ещё один люк открылся в дне гондолы, и другой воздухоплаватель пристроил в нём свой пулемёт. Что ж, прикинул фон Зеггерс, инрийских мошек ждёт горячая встреча. Четвёрка «мадсенов» в пилотской гондоле – это серьёзно, а ведь есть ещё два ствола в кормовом посту. Проскочив выше летучей баржи, инсекты попадут под огонь сразу трёх тяжёлых пулемётов с верхних площадок.
Вот только те, кто стоит за рукоятями… По распоряжению гросс-адмирала на «Баргузин» откомандировали воздушных стрелков с военных дирижаблей. К сожалению, у них было всего два дня на освоение нового вооружения – и оставалось только надеяться, что новички сумеют если не сбить атакующие инсекты, то хотя бы отгонят их прочь от воздушного корабля.
– Герр Зеггерс?
– Да, лейтенант?
– Принимайте командование. Я – к «кальмару».
– Верное решение. – отозвался пруссак. Он сразу сообразил, что затеял молодой офицер. – Курсовые пулемёты я сам ставил, работают, как часы. Совет: не поднимайтесь выше «Баргузина», мои парни привыкли сбивать всё, что летает. Им что «кальмар», что «виверна»…
Алекс кивнул. Крупнокалиберные «шпандау», установленные на верхних площадках, обслуживают парни из команды L-32. Опытные стрелки, которым не впервой отражать наскоки истребителей – и не каких-нибудь насекомоподобных гадин, а самых настоящих аэропланов. В горячке боя они и его могут угостить парой-другой очередей. Метких, что характерно, в отличие от неумелой пальбы теллусийских воздухоплавателей.
– Вы всё же предупредите их, чтобы не палили куда попало. – ответил он. – И держите курс на восток, надо уйти подальше от островов. Надеюсь, инрийские пилоты не решаться продолжать погоню над морем, дальность полёта у инсектов ограничена. И, насчёт пулемётчиков – не выделите мне одного из ваших ребят, воздушным стрелком? Наши-то ещё не имели возможности попрактиковаться в стрельбе по воздушным мишеням. Боюсь, понапрасну сожгут патроны…
– Яволь, герр командир! Ступайте в ангар, я прикажу ему бежать к вам, чтоб пятки сверкали.
Он помедлил.
– И… доброй охоты, камрад!
Оказавшись в носовом трюме, наскоро превращённом в ангар, Алекс увидел механиков, возящихся с его «кальмаром» – и ещё одну, точно такую же группу, облепившую аэроплан. К его удивлению, крылья аппарата уже стояли на своих местах, и один из техников, снявши капот, заправлял в пулемёты ленты, посверкивающие медными гильзами патронов. Рядом с машиной суетился, отдавая команды, Уилбур Инглишби.
– Что тут происходит, лейтенант? – крикнул он, обращаясь к британскому пилоту. Тот обернулся – рукава свитера закатаны, физиономия перемазана чем-то чёрным, белозубая улыбка до ушей.
– Сэр! Я как услышал, что вы из рубки скомандовали готовить «кальмар» к вылету, сразу понял – вот оно! Вдвоём мы их, сэр, на клочки порвём!
От такого напора Алекс слегка опешил.
– Постойте! Вы что, собрались лететь? Но как же, аэроплан ещё даже не испытан?
– Вот, заодно и испытаем! И потом, если оставаться здесь – всё одно сожгут вместе с дирижаблем. А так – хоть польза от меня будет. Да вы не сомневайтесь, сэр, мне уже приходилось летать на незнакомых машинах, собранных по винтику из всякого хлама – и ничего, жив, как видите!
О том, сколько раз подобные выходки заканчивались авариями, он благоразумно умолчал.
Алекс, подумав, кивнул. В конце концов, англичанин прав: оставаться на воздушном корабле, который атакующие инсекты вот-вот зальют огнестуднем – риск ничуть не меньший, чем пускаться в полёт на ещё не опробованном толком аппарате. В конце концов, Инглишби – опытный пилот с самой Старой Земли и разбирается в аэропланах лучше любого на Теллусе.
– Хорошо, лейтенант, будь по-вашему. – ответил он. – Тогда я стартую первым, вы – за мной. Постарайтесь держаться у меня на хвосте и прикрывайте. Договорились!
– Йес, сэр! – жизнерадостно ответил англичанин. – Вдвоём мы жару этим остроухим уродцам, или я не Уилбур Инглишби!
– И вот ещё момент: как вы возвращаться-то думаете? Помнится, герр Зеггерс говорил что-то о причальной трапеции и гаке, установленном на самолёте, но мы за них пока даже не брались.
– Как-нибудь справлюсь. – легкомысленно отмахнулся британец. Попробую завести машину в кормовой трюм, там, вроде бы, люк пошире, попрошу держать его открытым. А не получится – сяду на каком-нибудь из островов, вон из сколько…
Он кивнул в открытый люк. Внизу, на индигово-синей глади моря были рассыпаны изумрудные кляксы многочисленных островов, обычных и Плавучих. С некоторых поднимались столбы жирного дыма – последствия продолжающегося налёта инри.
– Да вы за меня не волнуйтесь, сэр… – продолжал Уилбур, немного понизив голос. – Жив останусь, не собьют – а уж куда садиться, я как-нибудь соображу!
VI
Теллус.
Окрестности Новой Онеги.
Все люки, вентиляционные отдушины и заслонки на смотровых щелях давно были откручены, откинуты, распахнуты настежь – но всё равно, воздух в кабине шагохода был спёртым, напитанным миазмами разогретой питательной смеси, угарными газами и угольной копотью. Густопсовый душок, как образно выразился инструктор, штаб-ротмистр бронемеханизированной роты Ново-Онежского драгунского полка. В этой отравленной атмосфере задыхались и принимались взахлёб кашлять даже привычные ко всему механики-водители боевых шагоходов, так что пришлось затребовать из казарм газовые маски – кожаные намордники со стеклянными глазами-окулярами в медных оправах и медными же бочонками дыхательных фильтров. Эти маски входили в снаряжение солдат и предназначались для защиты от инрийских кислотных паров и ядовитого тумана – обычных средств поражения на поле боя, широко применяемых остроухими нелюдями.
Елене было плохо, душно и до предела некомфортно. Пот скапливался под маской, стекал горячими едкими струйками за воротник. Тело нестерпимо зудело, руки, плечи, бёдра – всё было покрыто синяками и ссадинами. Внутренности кабины чёртовой машины состояли из одних острых углов, от которых слабо защищала пилотская амуниция, сшитая, а кое-где и склёпанная из полос толстой кожи. Жёсткие ремни, которыми её притянули к водительскому месту – карикатурному безголовому подобию человеческого скелета – безжалостно впивались в кожу. Чтобы изобразить шаг, поворот торса или взмах рукой, приходилось прикладывать поистине героические усилия – казалось, что в медных цилиндрах с «сигнальной» псевдомускулатурой на самом деле спрятаны мощные пружины, превращающие каждое её движение в тяжкое испытание. Раза два она чуть не опрокинула машину, и если бы не предусмотрительность инструктора-драгуна, потребовавшего установить в кабине дублирующий «ложемент» (так он называл пыточное приспособление, служащее для управления шагоходом), двуногий гигант давным-давно опрокинулся бы, словно марионетка, у которой перерезали ниточки.
Но мучения – мучениями, а постепенно у Елены начало кое-что получаться. Сказывалось врождённое упрямство и нежелание показывать свою слабость перед незнакомыми военными, которые – никаких сомнений! – только и ждут, когда изнеженная профессорская дочка запросит пощады и сбежит из клёпаного стального гроба, по какому-то недоразумению именуемого рубкой управления.
«…а вот не дождётесь, господа хорошие!..»
Елена мотнула головой, стряхивая струйку пота, застрявшую в левой брови, до боли закусила губу, и сделала шаг. Под полом заскрежетало. Сквозь приоткрытую нижнюю амбразуру девушка видела, как трёхпалая ступня шагохода поднялась, качнулась вперёд, и глубоко ушла в плотно утоптанный грунт тренировочного плаца. Она чуть пошевелила поясницей право-влево – стальной гигант послушно повторил её движение. Тогда она сделала ещё шаг, ещё и ещё – и пустила шагоход раскачивающейся рысью к дальнему краю полигона. Краем глаза она видела в левом, откинутом вверх до упора, броневом люке, как пылит параллельным курсом полугусеничный военный дампфваген, и с него машет ей шляпой отец.
Все неудобства – жара, духота, едкий пот, саднящая боль ушибов – вдруг разом куда-то подевались. Елена рассмеялась прямо в фильтр газовой маски и, ловко орудуя рычагами ложемента, заставила шагоход сначала перейти на шаг, потом остановиться – и развернула его навстречу отцу. Дампфваген резко, подняв облако пыли, затормозил, а Елена, не в силах справиться с охватившим её возбуждением, заставила железную громадину изобразить нечто вроде карикатурного танцевального па с полным оборотом на месте и притоптываниями сначала правой, а потом и левой ступнёй – так, что зрителям показалось, что клёпаное двуногое чудище вот-вот пустится вприсядку.
Получается! Честное слово, получается!
Блестящая латунная трубка, свинченная с артиллерийской буссоли фирмы «Беллау и сынъ», считалась главным Сёмкиным сокровищем. Сама буссоль была давно и безнадёжно сломана, визирная трубка увеличение давала слабенькое – но за неимением других средств наблюдения, ребята рассматривали пылящий вдали шагоход через её мутные стёклышки.
– Может, поближе подберёмся? – предложил Сёмка, оторвавшись от трубки. – Во-он к тому разваленному сарайчику. Оттуда всё будет видно!
Витька прищурился, прикидывая, потом решительно помотал головой.
– Заметят. На плацу полно верховых драгун – поймают и вытолкают взашей. И уж в другой раз уж на пушечный выстрел не подпустят!
Последнее замечание было немаловажным – сюда, на край учебного плац-полигона ребята пробрались, уговорив знакомых солдат, стоящих в оцеплении. Сёмку в гарнизоне знали – как же, сын ротмистра Куроедова, начальника ремонтных мастерских, лучшего в полку водителя шагающих боевых машин и прочего механического транспорта.
– Знать-то знали – но, стоит ему попасться, так, мало того, что уши надерут, так ещё и сдадут на расправу отцу. А уж тот не помилует – форменный офицерский ремень широкий, жёсткий, задницу исхлещет так, что неделю потом на животе спать придётся. Знаем, проходили уже…
И, что гораздо хуже, долго ещё не подпустят ни к плац-полигону, ни к ремонтным мастерским, ни к ангарам, где стоят шагоходы – словом, туда, где Витьку и его закадычного приятеля, Сёмку Куроедова, старшего сына артиллерийского есаула Ново-Онежского казачьего Войска, раньше пускали без возражений. А ведь именно на этом основан их стратегический замысел!
Ребята по очереди, передавая друг другу визирную трубку, полюбовались маневрирующеё вдали двуногой машиной.
– Ловко насобачилась… – завистливо заметил Витька. – И это всего за три занятия!
– Да брось… недоверчиво протянул Сёмка. – Быть такого не может, чтобы девка так лихо водила шагоход! Небось, твой батька за рычагами.