Даруют звезды свет Мошкартастану.
Я о прописке спрашивать не стану.
Поймаю – руки-ноги оторву.
2
Живешь на отшибе, где многим отшибло память,
Посносило крыши, сорвало и сдуло полог.
Как бить таракана и муху и в пальцах клопа мять,
Ты еще помнишь, поскольку не энтомолог.
С памятью худо, стала случайной жертвой.
Смог по сусекам с трудом наскрести осьмуху.
Об пол на счастье вдребезги бит фужер твой.
Где оно, счастье? Помнишь клопа и муху.
«С фортуниной спиной я был на ты…»
С фортуниной спиной я был на ты.
Фортуна, как всегда, со мной на вы была.
Пугливо прокудахтала: «Кранты!» —
Как будто из «курантов» буква выпала.
Я тороплюсь, а вдруг не пробил час,
Туда, где благодать и пристань тихая.
Но время мчит, песчинками сочась,
Бросая тень, и капая, и тикая.
«В пронзительном голосе тлеет угроза…»
В пронзительном голосе тлеет угроза.
– Тебе не возвыситься на пьедестале,
Ведь ты не бежал впереди паровоза.
Да я бы бежал – выпускать перестали.
И голос затих в непонятке нервозной.
Ответ срикошетил, как в гулкую бочку:
– Сначала закрыли завод паровозный,
А после меня – на засов и цепочку.
Почему я не в меру упитанный лирик?
Почему я решил, что умею смешить?
Толстый лирик умеет в объятьях душить.
Тонкий может дрожащие веки смежить,
И прозванивать тонким фальцетом,
И прощупывать пульс, и простукивать нерв,
Без пальбы отбивать у стервятников стерв,
Толстый тоже умеет без крови и жертв,
Но насилует струны пинцетом.
Я зачем-то решил, что умею смешно.
Почему это мной за меня решено?
Если клюнул петух, почему не пшено,
А рисуется пятая точка?
А у тонкого вновь колокольчик динь-дон,
А у толстого дождь колоколит в бидон.
У меня полутон – как асфальт и бетон:
Ни былинки на нем, ни цветочка.
«Бродя с мольбертом по полянам…»
Бродя с мольбертом по полянам,
Он за зеленые «рубли»
Малякал маслом конопляным
И накурившись конопли
Одно и то же: дом, крылечко,
Пустилась речка наутек,
И два зеленых человечка,
Причем один из них – Митек.
«Вышло так, что не зверь побежал на ловца…»
Вышло так, что не зверь побежал на ловца,
А синьора с большой сковородкой.
Я синьоре сказал, что синьора – овца,
Представляя овечкою кроткой.
Оказалось, что нрав у синьоры дурной,
А как только добавила скалкой,
Я подумал, что вряд ли поспеет за мной
Неотложка с крестом и мигалкой.
Зимняя любовь
О любви не пишу, опасаясь огласки.
Будет лето, я многих любовью окучу.
Мне зимою не строили барышни глазки
Ни шеренгою по два, ни косо, ни в кучу.
Я куплю себе свитер внеплановой вязки,
Потому как зима, холода ее вески.
Королевам своим презентую подвязки,
Потому что не смог наскрести на подвески.
«Приятель ворчливый…»