Когда Шурка вернулся, чуть прихрамывая, и представил взводному бумагу об освобождении на две недели от строевой подготовки и стрельб, Артур назвал его симулянтом. Я встал на защиту, постарался объяснить лейтенанту, как все было. Он прикрикнул: «В армии не заступаться! Командир знает!» Но меня поддержал взвод.
После этого случая я стал замечать, что Шурка постепенно меняет свое отношение ко мне. Он подобрел, старался помочь там, где я не справлялся на занятиях. С первых дней в училище стало понятно, что с техникой я, как говорится, на «вы». Заметив, что мои неловкие пальцы во время сборки карабина не добираются и до курка, Шурка немало со мной повозился, пока у меня не стало более или менее хорошо получаться. После чего заставил меня поцеловать ложе карабина – в знак взаимной дружбы с оружием.
Мы часто беседовали с Шуркой, иногда он задавал вопросы, как бы проверяя меня:
– Почему в столице магазины набиты жратвой, а в станицах у магазинщиков – больше водка да папиросы? – Или: – Видел ты Сталина? Говорят, он маленького роста и рябой, не такой, как на портретах малюют.
Попробуй ответить честно на такие вопросы! Про Сталина я сказал так:
– Сталина я не мог видеть, мы жили в Харькове. Зато я видел всехукраинских вождей – Косиора, Постышева, Петровского. В то время Харьков был столицей Украины, и на Первомайском празднике они стояли на трибуне. А я тоже там был, стоял на трибуне.
– Это как же? – удивился Шурка.
– Мы жили в знаменитом доме № 116 на Сумской улице, соседом нашим был старый большевик Шлейфер, он взял с собой на трибуну сына, ну и меня заодно.
– Сколько тебе было?
– Десять. Еще в тот день я видел знаменитого пограничника Карацупу с его Джульбарсом, немецкой овчаркой. Сам понимаешь, они тогда интересовали меня гораздо больше, чем вожди.
– А почему ты назвал свой дом знаменитым?
– Это самый красивый дом на главной улице Харькова, его построил архитектор из Германии. Этот архитектор, тоже наш сосед, влюбился в русскую женщину. После окончания контракта он попросил советское гражданство, и они поженились. Но очень скоро его жена погибла. Она любила кататься на велосипеде по Сумской – тогда на весь город велосипеды имелись, может, у десятка счастливчиков, и на нее наехал грузовик. А немца арестовали в тридцать шестом, мы его потом не видели.
Я как-то спросил Шурку, почему он не участвует в «баловстве» своих товарищей? В ответ он только махнул рукой: «Пацаны!» Нередко он молчал, – видимо, что-то затаенно обдумывал, переживал. Много курил. Самое же для меня главное, он пытался оградить меня от козней своей братвы, за что я благодарен ему до сих пор.
Описание моей жизни в эти четыре месяца в училище будет неполным, если не рассказать о встрече с одной удивительной девушкой по имени Зина.
Зина
Нас учили науке воевать и побеждать противника, но я так и не понял, как это можно осуществить, если мы не прочитали ни одного военного учебника или хотя бы пособия. Вся учеба строилась в основном по принципу: делай, как я. А если предложишь свое, в ответ услышишь: «Не умничать! Выполнять приказ!»
С трудом, но я все же добился права раз в две недели за счет личного времени, то есть в «час свободы», посещать библиотеку. Библиотека училища обслуживала в основном командный состав и их семьи – от меня потребовали написать рапорт на имя командира батальона и согласовать его решение с комиссаром и командиром роты. «Обязуюсь никаких выписок из книг не делать, – значилось в стандартной форме рапорта. – Если прочту что-то непонятное, обращусь к комиссару».
Получив разрешение, исполненный радости, я, не мешкая, отправился в библиотеку. Между прочим, это было впервые в жизни, и я был полон любопытства: какая она, эта библиотека, как там хранятся книги, как их разыскивают среди многих, многих других?..
И вот я переступил порог библиотеки.
За маленьким столиком сидела приветливая девушка в форме старшего сержанта. Лет двадцати трех, не старше. С короткой стрижкой и симпатичным лицом. Звали ее Зина, так обратился к ней пришедший до меня читатель. Пока они беседовали, я оглядел длинные ряды книжных полок. Книги, как часовые, застыли в четком строю, словно охраняя свою хозяйку.
Наконец мы остались одни. Я попросил разрешения обратиться, Зина рассмеялась:
– При посещении библиотеки советую вам забыть о субординации, я признаю неуставные отношения, так проще.
– Зина, поверите ли, я первый раз в жизни попал в библиотеку! Столько книг! Какое богатство, просто чудо!
– Совсем недавно книг было гораздо больше, – откликнулась девушка.
– Куда же они подевались? Их что, крысы съели?
– Хуже. Крысы – с человечьим лицом.
Ничего себе откровенность! И с первой же встречи! Я замолчал, понимая, что ступил на минное поле. Притихла и Зина, пристально глядя на меня. Надо срочно переменить тему! И я затарахтел:
– По мере того как продолжается война, печать все чаще сравнивает нападение Гитлера на СССР с походом Наполеона. После окончания училища, когда я попаду на фронт, мои солдаты непременно спросят меня об этом. Вы не порекомендуете мне хорошую книгу о войне 1812 года?
Зина поглядывала на меня, словно изучая:
– Вижу, вы курсант необычный, мыслящий. Это хорошо, библиотекари ценят таких читателей.
Она поднялась со стула, юркнула в глубь книгохранилища и вскоре вернулась с книгой в красочной обложке:
– Вот, пожалуйста, это роман Виноградова «Три цвета времени» – лучшая книгау нас о войне 1812 года. Советую прочесть. Вы познакомитесь и со Стендалем, его личными впечатлениями о походе Наполеона в Россию, – Виноградов много его цитирует. – Как видно, она кое-что прочла на моем лице и добавила: – Стендаль был участником этого похода.
Я покраснел.
– О, вы еще не разучились краснеть, курсант, – моментально среагировала Зина. – Приходите, буду вам рада.
Она все поняла. О Стендале в то время я знал лишь понаслышке, а точнее, слышал это имя в доме родителей, сам же больше увлекался Уэллсом, Майном Ридом, Купером, конечно – Дюма и Жюлем Верном.
Меня взволновало общение с Зиной, и через две недели я снова пришел в библиотеку. Когда мы ненадолго остались вдвоем, Зина вдруг попросила меня рассказать о себе. Я удивился: зачем ей моя биография? Но не стал ломаться, исповедался, стараясь быть покороче: о маме, отце, его аресте в тридцать седьмом и как потом к нам пришли с обыском ночные пришельцы:
– Они забрали два мешка документов и книг, почему-то искали книги, вышедшие до 1933 года. Забрали и редкие книги, особенно было обидно за роскошный пятитомник Пушкина. Папа тогда, как и многие ответственные работники, ежемесячно получал талоны на бесплатное приобретение книг. Он закончил начальную школу, но стал высокообразованным человеком, так как много читал. А те запихали наши книги в мешки и унесли. На следующий день я аккуратненько снял с дверей папиного кабинета сургучные печати и вытащил оттуда лучшие из оставшихся книг. Потом пошел в соседний дом, где жил один из тех незваных гостей, и пожаловался на плохо сделанные печати, якобы они разломались. Этот тип чуть не спустил меня с лестницы, но все же кто-то из них пришел и поставил новые печати.
Этот случай показался Зине забавным, она залилась смехом:
– Ох, какой ты герой, курсант, сколько же тебе тогда было?
– Около пятнадцати.
– Стендаль был прав: «Юность – время отваги!» – Она произнесла это приподнято и погрозила пальцем: – Наверное, зря, курсант, тебе разрешили посещать библиотеку.
Опять мы оказались на минном поле. Вероятно, ей нравилось расспрашивать курсантов, узнавать наши литературные пристрастия, пытаясь понять, кто перед ней.
– А сейчас папа работает начальником большой стройки в Кыштыме, оттуда я и приехал в училище, – закончил я свой рассказ.
– Да, слава богу, крысы с человечьим лицом не съели твоего отца, – с сочувствием сказала Зина. – Посчастливилось тебе, курсант.
На этом мы расстались. Но я уже точно знал, что обязательно опять приду в библиотеку.
Юлик Герц. Саша Пушкарев
Как могли принять Юлика в училище?! Близорукий, без очков ни на шаг, лишь на ночь он укладывал их отдохнуть на тумбочке возле койки. Худощавый, с впалыми щеками. С носом, похожим на клюв цапли. Мешковатый. В строю он казался случайным человеком. И поразительно! Как ни пытался Артур – с первых же дней! – задавить парня, курсант не поддавался. Больше того, Юлик оказался старательнейшим из старательных, любой приказ взводного выполнял быстрее других – всегда пунктуально и точно.
Несмотря на сильную близорукость, Юлик прилично овладел всеми видами оружия, стрелял по мишеням не хуже других, успевал в строевой подготовке, а в уставах стал первым. Любые сложности в отношениях с командиром, и не только с ним, он превращал в шутку, мгновенно находя слова, гасившие раздражение. Как-то, еще вначале, Юлик вовремя не поприветствовал взводного, и тут же получил втык:
– Курсант Герц, – набросился на него Артур, – я вас заставлю отдавать честь всем столбам подряд!
Юлик улыбнулся и ответил своей любимой фразой: