Инквизитор. Мощи святого Леопольда

ФФссшшПаХХ! На этот раз выстрел звучал по-другому, и Роха был заметно ближе к цели. Пуля вырвала маленький кусок земли вместе с травой в трёх шагах точно перед кирасой.

– Сатана под руку толкнул.– Зло сказал Скарафаджо.

– Я б из арбалета уже два раза попал бы.– Заявил Волоков язвительно.

– Ну, так попади из этой чертовщины.– Сказал Роха протягивая ему мушкет.

Волоков не взял и сказал Виченцо Пилески:

– Заряжай.

Снова прибежал Рудермаер, они стали вдвоём заряжать оружие.

– Сыпь больше,– говорил мастер аптекарю тихо,– оба раза не долетело.

– Разорвёт, боюсь.– Отвечал тот.

– Не разорвёт, сыпь больше.

– Не сыпь больше,– произнёс солдат, ему самому хотелось попробовать,– сыпь как в прошлый раз. Я сам выстрелю.

Мастер и аптекарь посмотрели на него с удивлением и продолжили.

Теперь целился солдат, он учёл расстояние, взял угол больше чем Скарафаджо, всё рассчитал, ну на сколько мог, верно, а рядом, с тлеющим фитилём в руках стоял аптекарь. Ждал приказа.

– Пали, – скомандовал Волков.

Тот поднёс фитиль.

ФФссШшППаххх.

К грохоту солдат был готов, а вот сильного удара в плечо не ожидал. Пока он отходил от боли в плече, да пока рассеивался дым, Ёган уже проорал радостно:

– Попали, господин.

– Пробил?– Орал Роха.

– Кажется, пробил,– негромко сказал Пилески.

А вот солдату не казалось, он и сам видел, что кираса пробита. Рудермаер вытряс из кирасы землю и камни и торжественно нёс её хозяину. Принёс.

Роха отнял кирасу и поковырял пальцем дыру:

– Прямо на ребре пробило, я говорил тебе Фолькоф, а ты не верил.

Ну, кто оказался прав?

– Ты бы стрелять поучился лучше,– отвечал солдат чуть раздражённо.

Да, он был раздражён, а ещё он был удивлён и даже подавлен. Да, именно подавлен. Случилось что-то невообразимое, о чём он и думать не мог. Случилось то, что рушило его мир. Мир крепких лат, сильных арбалетов, алебард и пик. Теперь всё это размашисто перечеркивало, какое-нибудь хлипкое ничтожество с мускеттой в руках. Да ещё этот Роха тряс перед ним дырявой кирасой, радостно вопрошая:

– Знаешь, что это? Знаешь?

– Моя кираса,– ответил Волков зло.

– Нет, это не твоя кираса.

– А что же это, твоя серебряная посуда, дорогие кони и дом с холопами?

– Это само собой, но я сейчас о другом. Друг мой, Фолькоф, я держу в руках смерть благородных. Им конец, больше они не смогут прятаться за своими дорогими доспехами. Понимаешь? Это их конец. И конец этой сволочи из Хйланда, что слезают со своих гор. Теперь вся эта горская сволочь уже не будет кичиться своими латами, которые стоят двадцать коров. И эти имперские ландскнехты тоже спесь поубавят. Понимаешь?

Солдат понимал, и от души хотел дать ему в морду.

– Ты же сам болтал, что ты идальго,– зло сказал Волков,– говорил, что у вас в терции каждый четвёртый идальго.

– Все наши идальго, и я в том числе, идут в терцию как простолюдины, потому что на коня и доспехи денег нет. А теперь и здешние благородные будут не важнее, чем нищий идальго. Понимаешь, о чём я? Эта штука всех уровняет.

Он продолжал трясти кирасой. Солдат грубо вырвал её из рук Скарафаджо и сунул её Рудермаеру:

– Заделаешь дыру, и чтоб красиво было.

Тот молча кивнул, забирая кирасу. А солдат вырвал из рук аптекаря кожаный мешочек с порохом и пошёл хромая к коню.

Роха, запрыгал на своей деревяшке за ним:

– Ну, что будешь делать, решай, дело верное. Ты не прогадаешь. Мы эти мушкеты будем продавать сотнями.

Волков молчал, Ёган помог ему сесть на коня.

– Ну, что ты молчишь? – Не отставал Скарафаджо.

Солдат нащупал в мешочке с порохом пулю, достал её, она была из свинца и величиной с большую вишню. Он подбросил её на руке и произнёс:

– Приходите к обеду в трактир, я подумаю.

И поехал в город.

– Что он ответил?– Спросил Пилески, подходя к Рохе.

– Сказал, чтобы пришли в трактир к обеду,– со вздохом отвечал тот.

– Думаешь, он возьмётся?

– Молись, коли знаешь молитвы, чтобы взялся.

– Да мы уже, почитай год молимся,– сказал подошедший Рудермаер.– Да только все смеялись над нами.

– Вот и ещё помолись,– зло сказал Роха.– Он не смеялся. Он думает.