Во сне и наяву

Света не все поняла. Речь голоса всегда была слишком ученой для нее. Но главное девочка уловила: Лю будет ей помогать. Она уже думала о том, что все, о чем говорит ей голос, нужно запоминать, ничего не пропускать мимо ушей.

– Лю, а что значит мето… мето… какое-то там, что со мной будет происходить?

– Метаморфозы. Это значит изменения. Если вы не погибнете в ближайшее время, а сирена не отпустит вас и продолжит сюда призывать, то вы в процессе адаптации начнете меняться. Будет меняться и ваша физиология, и ваш личностный конструкт. А мне очень хочется видеть, как вы будете меняться. И значительную часть времени, что я провожу тут, я буду проводить с вами.

Свете бы порадоваться, но у нее в голове родилась одна интересная мысль.

– В позапрошлое мое тут… Ну, когда я тут была, на меня напал, вернее, хотел напасть, один дедок, такой, с незрячими глазами… Без носа. Сам голый был.

– Дедок? – Кажется, Лю не понимал, о чем она говорит.

– Ну, старый такой человек, голый и со слепыми глазами.

– Ферокс. Я понял, о чем вы говорите. Да, именно эти метаморфозы я имел в виду. Часть попадающих сюда идут по пути примитивизации, они быстро приспосабливаются, прячутся от солнца, живут в тумане, улучшают слух и обоняние, но утрачивают зрение и навыки работы с инструментами, получают заметные физические преимущества, умение переваривать падаль, ядовитую и малосъедобную пищу, но утрачивают умственные возможности, попросту становятся дикими, фероксами. Это большая часть проникающих сюда. Но некоторые сохраняют свой разум и умение работать. Они здесь гости, искатели. Я называю их оптиматы. Их мало, но они есть. Есть призванные, которые просто идут к своей цели, к своей сирене, и, как правило, погибают. А есть супримы, но этих совсем мало.

Света растерянно молчала, обдумывала услышанное, стоя в своем углу над лестничным пролетом. Вот как, оказывается. Люди тут дичают, доходят до такого состояния, в котором был тот дедок! До состояния зверя? Как такое возможно? А Лю, видимо, думая, что девочка испугана, попытался успокоить:

– Вам нечего бояться того ферокса, он уже мертв, его поймали и съели, как вы их называете, крикуны. Ближайшая видимая мною местность будет относительно безопасна, как только выйдет солнце и крикуны уйдут в свое логово.

Да, это все было, конечно, здорово, дедка сожрали, крикуны скоро уйдут прятаться, Лю хочет наблюдать метаморфозы, а ей… Что делать ей?

– Лю, а что делать мне? Что делать мне, ведь мне нельзя идти к сирене. Пусть она меня хоть зовет, хоть обзовется. У меня мама в коме, а папа инвалид, а еще два маленьких брата, я не хочу к сирене. Я не хочу, чтобы она меня сюда призывала, что мне делать, Лю? – намного громче, чем нужно, говорила, вернее, почти кричала девочка.

Молчание длилось дольше, чем обычно, но Света чувствовала, знала, что Лю еще с ней, и она дождалась ответа:

– Возможно, вам придется избавиться от сирены или избавиться от тех тягот, что не дают вам наслаждаться существованием в вашем трехмере.

– Да как я от нее избавлюсь-то? – Светлана готова была зарыдать. – Я тут-то боюсь стоять, я не знаю, смогу ли выйти отсюда, меня вчера медуза напугала. Чуть не до смерти. Какая она, эта сирена, чем мне ее убивать? Этих сирен хоть кто-нибудь убивал?

Она говорила с упреком, словно этот голос, этот Лю виноват во всем, что с ней происходит. Ей нужно было найти виновного, хоть кого-то. Хорошо, что Лю был невозмутим. Он все тем же красивым и поставленным голосом отвечал бесстрастно:

– Я никогда не видел сирен, я знаю о них понаслышке, от таких же людей, как и вы, знаю, что это немаленькие существа, живущие на острове. Как их убить? Я этого тоже не знаю, но я знаю, что местная фауна и флора настолько смертоносны, что при желании способ можно будет найти. Что вам делать с вашим страхом – вам нужно его преодолеть, в этом вам никто не поможет. Это зависит только от вас. Я бы попытался стабилизировать ваше эмоциональное состояние, но мое время уже на исходе, я скоро должен буду покинуть вас.

– Лю, Лю… – Света сдерживалась, чтобы не зарыдать. – Так что мне делать? Сейчас и вообще… Что делать?

– Первое: стабилизировать свое эмоциональное состояние. Второе: найти себе одежду, обувь и инструмент, типа палки, что у вас была. Третье: изучить маршрут к острову, где живут сирены. Четвертое: собрать о них информацию и разработать средство против них. Пятое: применить к ним разработанное средство.

– Это… Это все очень сложно… – Она всхлипнула и поднесла руку к лицу, ей казалось, что все-таки она не удержала слезу.

– Да, сложно, но сделайте хотя бы первый шаг. Напоминаю: одежда, обувь, инструмент. Все, я оставляю вас.

– Лю, Лю… – звала девочка, но ответа так и не услышала.

Как хорошо, как спокойно было, когда голос с ней разговаривал. А теперь тишина, где-то заорал крикун. Туман стал блекнуть. Она подняла голову. Кажется, посветлело небо. Внизу шебуршала жаба. Светлана начинала к ней привыкать.

Вот и свет, девочка не торопясь спускается вниз, к выходу из развалин. Ей очень не хочется, чтобы жаба на нее плюнула, но внизу тихо. Жабы не слышно. Становится заметно теплее. Уже скоро будет жечь солнце. Высунув голову из прохода, она оглядывается по сторонам. Никого, ничего необычного не видит. Груды битого кирпича, строительный мусор – и все. Она делает первый шаг.

Глава 12

Она сначала даже не узнала свою майку, та была грязна и порвана чуть ли не на ленты, кто-то рвал ее зачем-то, наверное, ему не давал покоя запах крови. Майка и раньше была ветхой, а сейчас просто превратилась в грязную тряпку, но Света зачем-то подняла ее. Ей бы палку найти… Но палку утащила медуза. Медуза. Точно. Она стала озираться. И слава богу! В двух сотнях метров от нее и, кажется, по направлению к ней плыла как раз такая же, а может, и та, что была вчера.

Вот уж нет, Света сразу побежала, но у нее хватило смелости бежать не в свое укрытие, а, наоборот, от него, к камню. Бежала, аккуратно выбирая безопасное место для каждого следующего шага. Пробежав метров сто, остановилась около большого обломка стены с помятой железной дверью, за которой, в случае чего, можно было спрятаться. Обернулась. Да, это ужасное существо явно летело за ней, но вот в чем она теперь не сомневалась, так это в том, что медуза движется весьма медленно. От нее всегда можно убежать… Если, конечно, ее видишь. А вот в тумане… Да, Лю был прав, в тумане ее не рассмотреть, в тумане она очень опасна, ведь никогда не угадаешь, откуда прилетят жгуты с липкими «ладошками».

Она пробежала мимо серебряной лужайки и еще дальше. Обернулась. Да, медуза ее потеряла. Теперь она медленно плыла, резко сокращаясь всем своим гигантским зонтиком, куда-то в сторону. Светлана перешла на шаг и огляделась: кругом горы битого кирпича, обломки толстых стен. О, здесь росли одуванчики. На кирпичах кое-где желтели эти маленькие цветы. Ей нужно быть осторожной, везде острые предметы на земле, куски железа и стекла. Еще одна серебряная лужайка между двух куч кирпича. Надо смотреть под ноги все время. И на небо тоже. Она подняла глаза. Медуза уплывала вдаль, еще одна висела далеко-далеко, в небе кружили две большие птицы. С басовитым жужжанием ей на грудь со шлепком упало неприятное насекомое и стало деловито готовиться ее есть, Света с отвращением тряпкой-майкой смахнула его на землю. И пошла дальше к целым домам. Те выглядели хорошо, были как «живые», даже все стекла сохранились, и до них было уже близко.

Подойдя к первому целому дому, Света осторожно заглянула за угол. И увидела… какого-то мужика. Все его тело, кисти рук и шея, даже лицо, было вымазано черно-синей краской. Да, настоящий мужчина, заметно старше папы. Одет в грязные белые трусы и крепкие ботинки, за спиной у него был большой рюкзак, на носу черные некрасивые очки, почти невидимые на черном же фоне лица, а в руках он сжимал длинную палку, на конце которой красовался крепко примотанный изолентой нож. Он остановился и скорчился, по его лицу было видно, что боль нешуточная. Спазм прошел, и он выпрямился. Вздохнул и, чуть пошатываясь, пошел дальше. Озираясь, подошел к допотопной машине, что стояла у подъезда. Такие машины Светлана видела только в кино. Двери, капот и багажник настежь, а стекол в машине не было. Мужчина заглянул в нее и стал что-то искать, копаться, прислонив свою палку с ножом к крылу автомобиля. И тут новый приступ боли скрутил его, он выпрямился и… увидел Светлану. Мужик сразу схватился за оружие, про боль позабыл. А девочка вышла из-за угла в надежде поговорить. Света прикрыла грудь тряпкой-майкой, а правую руку приподняла вверх: привет. Она не успела ему ничего сказать, мужчина закричал первый:

– У меня ничего нет! – Он явно был напуган. – У меня пустой рюкзак.

Он стал пятиться, выставив вперед копье. Девочка хотела крикнуть, что она просто хочет поговорить, но мужчина, измазанный краской, продолжал орать:

– Не подходи! Я буду драться, я распорю тебе брюхо! Стой там, у меня все равно ничего нет, и я намазан соком фикуса! Видишь, видишь, я синий? – Он поднял руку, чтобы девочка ее рассмотрела. – Я весь в соке фикуса. Будешь блевать…

Он пятился, пятился, а потом повернулся и неуклюже побежал прочь, болтая рюкзаком на спине из стороны в сторону. Быстро побежал, для его-то возраста. И, оббегая препятствия, скрылся за углом следующего целого дома. Поговорить не вышло.

Света была растеряна и напугана поведением мужчины. Что он там ей кричал? Что у него ничего нет? И еще что она будет блевать, кажется. Пока она думала, одно за другим прилетели два противных насекомых, пытались сесть ей на кожу. Она стряхивала их и вдруг поняла, что кожа-то у нее горит, на плечах, на груди, так горит, как на юге, когда с непривычки первые дни слишком много бываешь на солнце. И вправду, солнце пекло немилосердно. Надо поискать тень. У машины появились какие-то зверьки, вылезли из разбитого канализационного люка, небольшие, может, с кошку, но это были не кошки, спроси ее кто, что это за зверь, она бы не смогла его даже описать. Светлана решила для себя, что это крысы. И были зверьки даже на вид весьма неприятные. Да, ей нужна новая палка, а в идеале – палка с крепко прикрученным к ее концу ножом, как у сбежавшего мужика. Стараясь не обратить на себя внимание крыс, она прошла вдоль стены и подошла к первой попавшейся двери. Светлана не была человеком опытным, она не думала о том, что будет, окажись на двери панель домофона. Она просто подошла к двери и удивилась. Домофона не оказалось, мало того, дверь была деревянной, а не железной. И ручка, большая деревянная ручка на большой деревянной двери. Света потянула дверь на себя, и та, на удивление для такой большой двери, поддалась весьма легко. И ее чуть не оглушил звон одновременно взлетевших огромных мух, она даже прищурилась от этого звука, десяток мерзких созданий кинулись на свет, врезаясь в девочку, а вместе с ними на нее из подъезда обрушился густой, омерзительный запах. Смесь фекалий и полностью разложившегося мяса. Одного взгляда девочке хватило, чтобы не идти в этот подъезд. Там, сразу за порогом, в двух шагах от лестницы, лежало свернувшееся калачиком черное тело. Светлана даже не смогла разобрать по его ногам, по ступням, человек это или нет. Кажется, в теле было больше человеческого. А на нем, кроме мух, ползали десятки хорошо знакомых крепеньких и блестящих кусак. Свету замутило, да тут от одного запаха умереть можно, она отпрянула от парадной, даже не подумав закрыть дверь, и пошла прочь, едва сдерживая рвотные позывы. Обернулась только один раз и увидела, как те противные зверьки, которых она считала крысами, весьма проворно кинулись к открытой двери, видно, на запах.

В следующей парадной никаких тел не лежало, горели лампы, но стойкий запах фекалий и застарелой грязи присутствовал и здесь. Зато не было такого свирепого солнца. Она огляделась. Странное дело, но тут все было другое: другие перила, двери, плафоны, звонки на дверях другие. Девочка тихонечко, прислушиваясь ко всякому шуму, пошла вверх по прохладным и липким ступенькам, осматриваясь. Но все двери на первом этаже оказались закрыты.

Одну из дверей она даже подергала. Нет. Заперта. Светлана поднялась на второй этаж. Там, на площадке, она увидела допотопный трехколесный детский велосипед, стоящий у одной из дверей. Выше, этажа на два, зло закричала птица, громко захлопала крыльями, но этих птиц Светлана не боялась, они кричали в небе. Она пошла дальше, на третий этаж. Птица не птица, а обувь и одежда ей очень нужны. И на третьем этаже она нашла открытую дверь. В этой квартире не было ничего, мусор да высохшие испражнения, которые даже уже не воняют от старости. На полу в одной комнате она нашла древний музыкальный аппарат, на котором проигрывают пластинки в пожелтевших конвертах.

«Клавдия Шульженко», – прочитала девочка надпись на одном из конвертов. Она даже не могла вспомнить такого имени, и в этой квартире все ей казалось чужим. Паркет, сломанная мебель, эмалированный бидон, желтый с красными вишнями, даже витые провода и черные уродливые выключатели. Все было не такое, как у нее дома. Она, перешагивая через мусор и остатки мебели, подошла к окну, из которого в комнату вливались до боли в глазах белые лучи солнца. И сразу узнала то место, которое увидела из окна. Проспект Юрия Гагарина.

А если взглянуть чуть левее, знакомый с детства перекресток Гагарина и Бассейной. Весь проспект был отлично виден. В ее мире… там, не во сне, проспект не видно из-за больших деревьев, что растут вдоль дороги, а тут деревьев нет. Он весь как на ладони. А чуть левее она увидела СКК. Да, тут он еще стоял, а в реальности его снесли почти год назад. СКК был большим, серым, тяжелым зданием, но в ярком солнце казался абсолютно белым, и огромная площадь вокруг него тоже казалась белой и еще горячей, и над всем этим светлым местом почти неподвижно висели три медузы. Большая и две поменьше. Неприятное место. Но сразу за ними она увидела в дымке большую и хорошо знакомую красивую вывеску «Радуга». Это был один из любимых торговых комплексов: сколько фильмов она там посмотрела, сколько всего купила, сколько съела вкусного на фудкорте. Вспомнила – и сразу есть захотела, странно, раньше она здесь о еде не думала, а тут вдруг захотела, от гриль-чикенбургера она бы сейчас не отказалась, да и попила бы чего-нибудь. Но это все мечты, а пока ей нужно искать одежду и оружие. Тут, среди старого хлама, ничего стоящего найти она не смогла. Девочка на всякий случай зашла в ванную, вдруг там есть швабра. Нет, тоже ничего, только хлам. Она вдруг поняла, что найти что-нибудь полезное будет непросто. Кажется, до нее в этом доме побывало много людей. Она вышла из квартиры и пошла на следующий этаж. А там царил полный хаос, обнаружилось гнездо уродливой птицы, которая разбила окно и поселилась прямо на лестничной площадке, загадив все вокруг, засыпав серой чешуей и переваренными скелетами каких-то зверьков. Птица лежала в гнезде, и снизу девочка ее не сразу заметила. Зато птица ее увидела, когда Света почти поднялась. Она выскочила из гнезда, зашипела так яростно, что девочка отшатнулась, тем более что птица была немаленькой, побольше чайки. Она захлопала крыльями и кинулась на Светлану, но девочка отмахнулась и весьма удачно сбила ее на загаженный бетон. И ужасная птица стала взлетать, яростно бить крыльями, поднимая с пола весь сор, и оглушительно орать. Второй раз кинуться на девочку она не решилась, вылетела в окно, но не улетела, а кружила возле окна и орала, орала, орала. Светлана даже уши заткнула. Она случайно заглянула в гнездо и увидела там нечто бесформенное, жидкое, в прозрачной пленке, с круглым птичьим глазом под ней. Мерзость! Да еще и жуткий ор птицы в паре метров от окна. Света не стала подниматься дальше, а быстро побежала вниз, позабыв про осторожность. Лишь бы побыстрее уйти от орущей на всю округу птицы.

Света выскочила на почти белый и на удивление целый асфальт во дворе. Из прохлады и полумрака парадной и сразу на солнце – ей пришлось сощуриться, иначе бы потекли слезы из глаз. Она повернула к следующей парадной, дверь которой была приоткрыта…

Ни боли, ни страха девочка не почувствовала. Кто-то просто схватил ее за волосы, дернул сильно… Она упала на очень горячий асфальт, даже не понимая, что происходит. А после поняла: ее крепко держат за волосы, и очень сильная рука тащит ее, стирая кожу на бедре и коленке об асфальт. Она еще не пришла в себя от неожиданности, не заплакала, не закричала – все произошло слишком внезапно, страх еще не пришел, боль еще была терпимой, но вот удивление, удивление овладело девочкой, тем более что она слышала бормотание:

– Наглость… Наглая… – Затем смешки. – Бродит тут наглая… Аглая не любит этого… Не любит…

А еще был запах пота, резкий и едкий. Запах сильного тела. Но голос… Это не голос «синего» мужика с палкой и рюкзаком, голос был женский. Светлана попыталась схватить руку, что сжимала ее волосы, но ее пнули в бок под ребра и потащили дальше, и вот только сейчас ей стало страшно и больно…

Но все закончилось; когда боль на ободранном асфальтом бедре усилилась, ее втащили в тенек дома, отпустили, и она увидела лицо женщины. Волосы черные, над губой полоской черные волоски усов и оранжевые веснушки по всей коже. Она схватила Светлану за щеки пятерней – пальцы сильные, как щипцы, под ногтями грязь, – повернула к себе, заглянула девочке в глаза: