Графиня фон Мален

Как? Как могли пройти две тысячи человек, не оставив на земле ни единого следа. Да ещё с кавалерией. Он явно такого не понимал.

– Ну, что скажешь, разве нет тут колдовства? – спрашивал он у неё.

– Может, и есть, а может, и нет, – уклончиво отвечала девушка. – Если есть тут тёмное дело, то это морок.

– Морок? Что за морок?

– Умение людям глаза застить. Наваждение на глаз человеческий.

Она и сама так могла, ей не представляло труда пройти средь многих людей так, что никто на неё и не обернётся, никто о ней и не вспомнит, если спросят. Давно она этому научилась, умела тенью скользить даже при свете дня. Как будто и не было её. В книге одной умной о таком писали, что это умение великое, но ей оно далось легко, само собой далось, без учения.

Но вот чтобы в тени своей две тысячи мужиков спрятать, так чтобы глаз чужой их не видел, да ещё с конями… Нет, о таком она даже в книгах не читала.

– А ещё что тёмным делом казалось? – спросила Агнес у Волкова, оторвавшись от размышлений о великом мороке.

– Знали они наперёд, что мы идём. Знали наперёд, как стоять будем, как действовать будем…, – отвечал кавалер, вспоминая те события. – Мы словно в ловушку шли, что они нам расставили.

Вот тут Агнес уже всерьёз заинтересовалась:

– Думаете, знали? Может, оно само вышло, может, ловушка та не силами злыми, а умением устроена да беспечностью вашей?

– Может и так, только вот командир наш, маршал фон Бок, в такую же ловушку угодил, – Волкову не нравилось, что Агнес сомневается в присутствии тут злого дела. – Так же шёл и так же несколько тысяч человек у дороги своей не заметил, за что и сильно бит был.

Агнес всё равно сомневалась, но теперь уже меньше:

– Стекло-то у вас с собой?

– Ты же знаешь, что с собой.

– Ну, мало ли, вдруг вы потеряли, когда вас били? – спросила девушка с заметным ехидством.

Волков на это ничего не ответил, отпер свой сундук, вытащил оттуда мешок со стеклянным шаром внутри и бросил его на кровать:

– На, смотри.

– Поесть мне прежде надобно, помыться, – произнесла девушка.

И, как по заказу, из-за полога донёсся голос оруженосца Фейлинга:

– Господин полковник, господин инженер прибыл.

Волков вышел к инженеру:

– Ко мне приехала родственница.

– Да-да, я слыхал, – отвечал инженер.

– Она поживёт пока тут. Около стены, за моим шатром отгородите место для купальни и нужника.

– Немедля приступлю, – обещал Шуберт.

Когда он вернулся в шатёр, то увидел Агнес уже на кровати с шаром в руках, она уже была только в нижней рубахе. Когда только успела? Она подняла на него глаза и сказала:

– А вы, господин мой, ступайте, я одна побуду. Только поставьте кого-нибудь у входа, чтобы не вошёл кто ненужный.

И не дожидаясь, пока господин покинет шатёр, вообще уже не обращая на него внимания, стала снимать с себя последнюю одежду.

Офицеры, все рангом от капитана, собрались у шатра генерала, рассаживались за длинным столом на длинных лавках. Первыми сели полковники Фолькоф и Эберст, а также заместитель выбывшего по ранению фон Кауница капитан-лейтенант Фильсбибург, капитан ландскнехтов Кленк и новый командир кавалерии капитан фон Реддернауф.

– Слухи ходят, что вас, полковник, посетили гости, – сразу начал фон Беренштайн, как только все расселись, – надеюсь, наш военный совет не оторвал вас от более важных дел?

Офицеры стали улыбаться и понимающе посмеиваться.

– Нет, для меня нет ничего важнее, чем военный совет, – отвечал Волков холодно и даже не потрудившись привстать с лавки.

– Слава Богу, а то вдруг общение с молодыми девами для вас важнее, чем нудные советы, – продолжал генерал.

Волков не счёл нужным повторяться и промолчал, а фон Беренштайн, поняв, что его шутки далее не будут уже успешны, пришёл к делу. Первым делом он решил из разбитого полка фон Клейста оставшихся там людей распределить в полк Волкова и полк Эберста, собрав два сильных полка из трёх слабых. Кавалер получил две роты общей численностью двести шестьдесят человек. Но при этом у Волкова забрали всех оставшихся у него кавалеристов вместе с Гренером. Эберст получил роту в сто семьдесят человек. В резерве, в личном подчинении генерала, остались шесть сотен ландскнехтов, три сотни кавалерии и сто двадцать стрелков и арбалетчиков. Несмотря на всю неприязнь к фон Беренштайну, Волков посчитал такие изменения правильными и был, признаться, рад, что капитан-лейтенант Фильсбибург оказался у него в полку, так как Рене не очень хорошо справлялся со своими обязанностями.

А после разговор пошёл о плане следующего сражения. И вот тут Волкову уже не нравилось всё.

– Адъютант Мильке, будьте добры, огласите разработанный нами план, – предложил генерал.

Мильке встал и стал на наспех нарисованной карте объяснять диспозицию.

– Господа, ничего иного придумать тут нельзя, у нас два полка, и имеем мы два брода. Мы посчитали, что полк полковника Эберста переправляется здесь у лагеря, – Мильке указал пальцем место на карте, – у западного брода, а полковник Фолькоф форсирует реку у восточного брода.

Это был как раз тот брод, по дороге к которому была разгромлена вторая рота капитана Бертье.

– Тот из полковников, кто первым выйдет на тот берег и построится в боевые порядки, обеспечит переправу кавалерии, – продолжал Мильке, – и сразу поможет другому, если у другого возникнут трудности с переправой. Думаю, что удержать оба полка на реке у мужичья силёнок не хватит.

«Это как пойдёт».

– По нашим подсчётам, хамов не больше двух с половиной тысяч, – вставил слово фон Беренштайн. – Продолжайте, адъютант.

Мильке поклонился и продолжил:

– Оттеснив противника от берега, мы дадим ландскнехтам и стрелкам переправиться на тот берег и начнём наступление на лагерь врага. Я уверен, что в поле мы их опрокинем. Главное – не дать им укрыться в лагере.

«Уж очень всё гладко у вас, вы уже мечтаете, чтобы они не сбежали. Не рано ли?».

– Наша кавалерия должна будет отрезать быдло от моста на Рункель. А пехота – до вечера прижать их к реке и перетопить в ней, – снова заговорил генерал. – Если же они запрутся в лагере, то нам придётся переправлять на тот берег артиллерию, которую столь любезно нанял полковник Фолькоф. Вот таков план. Есть ли возражения, господа? Дополнения? Вопросы?

Волкову план не понравился совсем. Не так уж просты и слабы были мужики. Да, не так хорошо они держали строй, нестойко вели себя под пушечным огнём, но только одно то, что они ведут свою войну уже почти два года и побили многих именитых воинов, доказывало обратное. Неужели фон Беренштайн, только что, два дня назад, потерпевший от них поражение, этого не понимает?

Но, как и другие офицеры, он молчал просто потому, что ничего своего предложить не мог. Он не знал, как форсировать реку иначе, чем предлагал Мильке. Единственное замечание…

– Что вам, полковник? – спросил его генерал.