Рейд. Охота

Аким, молча, стволом дробовика указал на большого белого паука, что полз по плесени в метре от места, где лежала Сашкина голова.

– Ишь ты, зараза какая, – тут же вскочил Каштенков. – А что ты его не убил-то?

– Двоих уже раздавил, – сказал Саблин, – ещё двух видел.

– Видать, место тут у них, – говорил пулемётчик встревоженно, – очень я их не люблю, Аким, ты посмотри-ка, нет ли на мне такой заразы.

Он быстро снял пыльник и встряхнул его так, что сигареты и прочие мелочи разлетелись из карманов в темноту.

И как это было неудивительно, Саблин нашёл на Сашке ещё одного паука, совсем маленького, но очень шустрого, еле успел раздавить его, прежде чем он успел нырнуть под бронепластину наплечника.

Сашка, видно, и вправду не любил пауков, очень уж он волновался по этому поводу. Потом Каштенков оглядел Саблина, и, убедившись, что пауков нет, они решили с этого места сняться, несмотря на то, что на часах уже было два часа ночи.

Решили поискать место поспокойнее, безо всей этой степной гадости. И пошли дальше на восток.

В темноте идти непросто, даже с ПВН, всё равно не всё замечаешь. Небольшая сколопендра, выскочившая из песка, их немного напугала. Саблин застрелил её прежде, чем она успела брызнуть кислотой. Песок промок, стал плотным, из такого быстро не выпрыгнешь. Так они и шли, пытаясь найти себе место для ночлега. Но где бы ни останавливались, на каждом бархане, на котором собирались прилечь, находили паука, хоть маленького, но находили. А чаще двух или трёх и немаленьких, очень даже подвижных.

– Да что ж этот такое, – говорил Каштенков. – Никогда их столько не было, на каждой кочке, на каждой хоть по одной этой заразе, но есть.

Да, Саблин и сам удивлялся. Там, на севере, у болот, такой гад был редкостью, а тут барханы ими кишели.

– Может, это из-за дождя, – продолжал пулемётчик. – Может, позаливало им норы, и они вылезли, или может, как сколопендры, они от воды из яиц все повылуплялись.

Аким не знал, он просто шёл от бархана к бархану в надежде, что на следующем пауков не будет, но, честно говоря, в это он верил всё меньше и меньше. Этих опасных тварей повсюду было навалом. Так они и шли под непрестанную болтовню пулемётчика, пока не стало светать, пройдя за ночь добрых двадцать километров.

И только когда уже почти рассвело, они нашли небольшой бархан, на котором не было ни одного паука. Легли на его южную сторону, и Саблин моментально заснул, не обращая внимания на сильный дождь.

Тихо по тонкой ткани брезента бьют капли, не жарко, но кажется, под броню попало немало влаги. Это непривычное ощущение. Так бы и лежал под этими звуками падающей с неба воды, но лежать некогда. И Сашка его не будит. Неужели сам спит? Саблин скосил глаза на открытое забрало, на панораме есть часы.

Обалдеть, вот-вот двенадцать! Он откинул ткань, сел и увидал Каштенкова, тот сидел рядом, строгал кусок колючки коротким ножом из ремнабора. Увидал, что Саблин проснулся, обрадовался и сказал:

– А не дурак вы поспать, господин урядник.

– А чего не будил?

– Да ладно, сейчас сам лягу на пару часов, думаю, что ночью опять пауки полезут, опять спать не придётся. Так что лучше выспаться. Только поедим давай, я не ел, тебя ждал, пока проснёшься.

Значит, не ел Сашка и не будил, ждал его. Саблин подумал, что повезло ему, что именно Каштенков остался жив, ему нравился этот незлобивый, хотя и порядком болтливый человек.

– Ну, так, что тебе снилось, а, господин урядник? – Болтал Каштенков, доставая из ранца еду и воду.

– Ничего. Мне редко сны сняться. – Отвечал Аким, поднимаясь с песка.

– Да? – Не верил пулемётчик. – А дробовик во сне так сжимал, что думал, погнёшь его.

– Не помню, – произнёс Саблин.

Да, всё-таки он был рад, что в этой беде, в этой мокрой пустыне, с ним был этот человек.

– Ну и Бог с ним, не помнишь, так не помнишь, давай есть.

Они хорошо поели, были голодны. Сашка лёг спать, а Аким лежать не хотел, боялся, что заснёт. Сел рядом, иногда вставал. Прохаживался, искал пауков. Но сейчас при свете дня ни одного не находил. Думал дать Сашке поспать подольше, но через два часа он проснулся сам, и такой был бодрый, словно проспал часов десять. Они ещё чуть-чуть поели и пошли дальше.

Сашка теперь ещё себе забаву нашёл, искал следы на песке. Шёл и охотился. Сколопендра в бархан ложится и лежит. Стережёт жертву. А ветер следы от её бесчисленных ног и след места её лёжки песком заметает. За пятнадцать минут заметёт, как не было их. Но это когда песок сухой. А промокший песок, дует ветер или нет, лежит себе и лежит, и следы на нём видны долго.

Вот по этим следам Сашка и бегал, искал места, где залегла сколопендра и, найдя, подходил тихонечко, стараясь не шуметь, втыкал в песок ствол винтовки неглубоко и стрелял туда, раз или два. Или сразу убивал тварь, или радовался, когда она вылезала из песка и ему удавалась её добить на свежем, так сказать, воздухе. Аким его не останавливал, выстрелы у винтовки негромкие, звук от них шёл только между барханов. Так что никто их услышать не мог, вот только патронов Саблину было жалко. А сколопендр нет. Он бы и сам их убивал с удовольствием. Теперь это было с ним на всю жизнь. Вот к таким болотным тварям, как выпь, баклан или медуза, или даже пиявка, Саблин никакого сожаления не испытывал. Но и убивал их, как правило, без особой радости. Убить медузу было необходимо, иначе так и будет приплывать и объедать его отмели и банки, сжирая всех ракушек. Конечно, он злился, когда баклан срывал рыбу с его крючка и тоже убивал его. Но никогда он не испытывал к болотной живности такой ненависти, какую испытывал к сколопендрам. Он радовался, когда видел, как разлетается на куски этот червяк от винтовочной пули. Да и пауков он давил теперь с удовольствием.

Степь ему не нравилась.

Вот и шли они с ненавистью, радовались, когда убивали очередную сколопендру. И только уже под самый вечер перед заходом остановились на ужин.

Глава 2

Найти бархан без пауков было невозможно. Если днём их почти не было, то с приближением вечера они начинали вылезать. Мало того, казалось, что чем дальше они идут на восток, тем больше становиться этих ядовитых созданий. Казаки устали, после ужина шли медленнее, но и мысли у них не появлялось прилечь на бархан. Пауки были всюду. Особенно на черных кляксах плесени и на растениях, которых сейчас было предостаточно. Как лежать там, где в щель твоего бронекостюма может залезть настолько ядовитое существо. И пусть оно не прокусит «кольчугу», но он может добраться до лица или до рук, с которых так хочется стянуть на ночь перчатки.

Сашка остановился, оглянулся и сказал:

– Слышь, урядник, ночью, наверное, придётся идти, спать ляжем утром. Не найдём мы «чистого» места для сна.

– Пошли, – согласился Саблин.

– Или, может, ты по-другому думаешь? – Цеплялся пулемётчик.

Аким знал, что Сашка просто поболтать хочет, что молчать целыми днями ему тяжко, он усмехнулся и повторил:

– Пошли, поспим утром.

– У меня аккумулятор на семьдесят процентов сел уже, – продолжал Каштенков.

У Акима он сел ещё больше, броня штурмовика потяжелее, электричества «жрала» побольше. Но Саблин устал, ему не хотелось говорить, он только и ответил:

– Угу.

– И что «угу»? – Не отставал от него пулемётчик, немного раздражаясь.

– Хорошо, – коротко сказал Саблин.

С одной стороны говорить ему не хотелось, но односложные, непонятные ответы злили Сашку, и это было смешно. Каштенков оборачивался, смотрел на него с упрёком, а он делал вид, что не понимает, отчего пулемётчик злиться.

– Чего хорошего? – Спрашивал Каштенков.

– Ну, хорошо, что тридцать процентов, – отвечал Аким, опуская голову, чтобы скрыть улыбку.

– И что в этом хорошего?

– Ну как… Прошли столько, а аккумулятор ещё не разрядился, до Енисея нам трёх аккумуляторов точно хватит. – Пояснял Саблин.

– Да нам двух хватит, – недовольно говорил пулемётчик, чувствуя, что Саблин смеётся.