– Сообщи имя своё, сын мой.
– Зачем тебе имя моё, отец мой?– Вызывающе громко и непочтительно спросил Волков.
– Таков порядок, в книгу сею я записываю всех, кто был на приёме у канцлера.
– Моё имя Яро Фолькоф. Я привёз письмо от епископа Вильбурга.– Всё ещё раздражённо и громко говорил солдат.
Монах заскрипел пером уткнувшись в огромную книгу.
А канцлер брат Родерик, с неодобрением наблюдавший за устроившим шум солдафоном, жестом остановил монаха, читавшего ему что-то и, чуть повысив голос, произнёс:
– Пройди сюда, сын мой.
Поманил солдата к себе.
Все присутствующие с интересом ждали, что произойдёт.
Волков подошёл, не зная, что и ожидать, возможно, выговора за неподобающее поведение, но викарий спросил его:
– Ты Яро Фолькоф, что служил коннетаблем в Ребенрее?
– Да, господин,– ответил солдат.
– Монсеньор,– зашипел монах, стоявший за креслом у канцлера.
– Да, монсеньор,– повторил солдат.
Водянистые глаза канцлера теперь смотрели с интересом, с прищуром. Он пальцем сделал знак, мирянин, стоявший рядом, сразу достал из кипы нужное письмо, сломал печать и передал его брату Родерику. Тот кинул один лишь взгляд. Один миг! И отложил письмо так, чтобы никто не мог прочесть его. Ломаным сургучом вверх. Любопытство висело в воздухе, все присутствующие хотели знать, что за человек стоит перед канцлером. Канцлер молча разглядывал солдата. А солдат думал: «Неужели, он прочёл письмо за одно мгновение?»
Судя по всему, приор прочёл письмо, он, наконец, заговорил:
– Сижу и гадаю я, какой же подвиг ты, сын мой, должен был совершить во сияние Матери Церкви нашей, чтобы архиепископ тебя так наградил?
Волков думал, что ответить, а канцлер продолжал:
– Всё, что мы о тебе слышали, похвалы достойно, но что ты пообещал добродетельному епископу Вильбургскому, что он нижайше просит, со всей возможной поспешностью, о большой милости для тебя?
– О том распространяться я не уполномочен, да и не я ему пообещал, а он меня просил.– Отвечал солдат не то чтобы дерзко, но со знанием себе цены.
– Конечно,– кивнул понимающе брат Родерик,– как же по другому, зная нашего наиблажейнейшего из всех епископов, боюсь даже придумать, что за подвиг он затеял. Во славу Церкви, разумеется?
– Во славу, во славу.– Подтвердил солдат.
– Неужто подвиг так велик, что требует награды вперёд?
– Боюсь, что так, монсеньор, ибо после подвига награда мне может не понадобиться и вовсе. А с наградой мне будет легче идти на подвиг.
– Вот как? – Канцлер промолчал.– Что ж, не посмею я задерживать письмо брата архиепископа нашего, сегодня же сообщу о вас его высокопреосвященству. Будьте здесь завтра. С утра.
Приор протянул солдату руку, через стол, не вставая, чтоб тот не очень-то гордился, чтоб знал своё место. И солдат, гремя мечом, полез чуть ли не на стол, чтобы дотянуться губами до оловянного перстня на надушенной руке.
На том, приём был сразу закончен, и расстроенные посетители покинули залу. Монахи с мирянином ушли, а пришёл другой монах, худой и невысокий. Он безмолвно стоял и ждал пока приор думал, а приор надумал и заговорил:
– Человека сего доброго запомнил?
– Солдат, Яро Фолькоф, о коем нам писал аббат Деррингхофского монастыря.
– Да, он.
– Запомнил, монсеньор.
– Пусть за ним приглядят.
– Уже распорядился, монсеньор.
– И ещё к ужину пусть придёт Анхелика.
– Фрау Анхелика просила передать, что не дни свиданий ныне у неё.
– Ну, тогда найди кого-нибудь, только не из местных.
– Будет исполнено, монсеньор.
– И не из блудных. Из крестьянок пусть будет, и чтоб не жирная была.
– Жирных крестьянок ныне не много, монсеньор.
До ужина было ещё много времени, но Роха уже ошивался у трактира, внутрь не шёл, трактирщик его бы выпер вон. Сидел на бочке рядом, выставив на улицу свою деревянную ногу. Грелся на солнце.
Они зашли в трактир, теперь трактирщик только чуть морщился, принимая заказ.
– Ишь, подлец, брезгует,– скалился Скарафаджо, усаживаясь на лавку.
– Ты постирал бы одежду, может тебя и не гнали бы,– заметил Волков, настроение у него было хорошее после аудиенции у канцлера.
– Ладно– ладно, – обещал Роха, и предупредил,– я закажу пиво, только денег у меня нет.
– Заказывай всё, что хочешь,– сказал солдат.
– Всё? И свинину? Окорок? Сто лет не ел окорока.– Не верил Скарафаджо.
– Окорок ему, и сыр, хороший сыр давай, и колбасу кровяную.
– Ту, в которой чеснока побольше,– уточнил Роха.
– И бобы с тушёной говядиной. И пива два кувшина.
– Неужто всё сожрём? – Веселился, тряся бардой, Скарафаджо.