Застынешь, сирый и разрушенный в глуши,
Но знай, что будут жить отныне две души,
Святую память о покинутом храня.
Как не хранить! Не ты ли охранял
Труды и дни того, кто в глубь веков проник,
Кто лучше всех познал российский мой язык.
Кто знал, что значит Русь и русский идеал.
III
Не тем ли, русские, мы славны и горды,
Что с честью выплыли из гибельных веков,
Что Русь избавили от варварских оков
Гостей непрошеных из Золотой Орды.
Татары! Горе нам! И села вмиг пусты,
И с воплем Русь бежит в заволжские леса,
И за селом село горит, и небеса
С землей сливаются в кровавые мосты.
Теперь смотрю кругом с саратовской горы
И вижу: там вдали рассыпался Увек
Равниною степной. На ней в татарский век
Сурово высились ордынские шатры.
А ближе – вот она, широкой полосой
Царица русских рек теряется меж гор.
Не ты ли, матушка, и счастье, и раздор
Вселяла много раз в стране моей родной!
Не по тебе ль ходил отважный атаман
На челнах расписных. Не ты ль хранишь утес,
Где он, разбойничьих и страшных полон грез,
Готовил вольности несчастливый обман.
Но все же ты теперь свободную волну
Победно мчишь чрез Русь и русским городам.
Покорным, как и ты, мятежности годам,
По-прежнему даришь несметную казну.
И я помчусь, как ты, свободная река,
Когда моя душа с душой слилась другой.
И снова зазвенят под расписной дугой
Все колокольчики под песню ямщика.
Нам замелькают вновь златистые поля,
Тысячеверстные, открытые ветрам,
И сладкой свежестью упьемся по утрам,
Когда росой лугов нас окропит земля.
Нам позабыть ли вас, о Волга, Жигули!
Вы снова верой в Русь наш воскресили дух.
И шума вашего так жаждать будет слух,
Когда мы будем жить вдвоем от вас вдали.
22 июля / 4 августа 1923
Саратов. Волга
Ты слышишь Лермонтовской грусти чарованье
<Д.Н. Марковичу>
Ты слышишь Лермонтовской грусти чарованье,
Нездешних песен благостный порыв.
И чувств нечеловеческий надрыв.
И на небесную обитель упованье?
Мятежным Демоном таинственно томим.
Он в горы уходил, чтобы молиться звездам.
И там слетал к нему Хранитель-Херувим.
Когда, измученный, он приближался к безднам…
Ты слышишь Пушкинской гармонии волненье,
И Музы царственной волшебную свирель,
И мирных струн классическую трель,
И чувств возвышенных небесное томленье?
Смятения и звуков горних полн,
Он убегал в широкошумные дубровы,
И с берегов вечнозвучащих волн
Неслись его восторженные зовы.
4 сентября 1923
К жене
Теперь не скрою я тайной маской
Свое лицо.
На безымянном сверкает лаской
Твое кольцо.
Не буду петь я с тоской суровой
О злой судьбе.
С душой воскресшей, с душою новой
Иду к тебе.
Ты не отвергла мольбы безмолвной.
Раскрыв печаль.