Испанская дивизия – союзник Третьего рейха. 1941–1945 гг.

Молодые испанские добровольцы ждали быстрой и легкой победы: «С наивным чванством солдаты громко пели: “Судьба России – это вопрос одного дня для нашей пехоты, но в большей степени для наших истребителей танков” (понятно, что автор служил в противотанковом подразделении. – Б. К.). Несколько месяцев спустя их песни стали более пессимистическими»[63 - Blanco Juan Eugenio. Op. cit. P. 8.].

На победный поход против коммунистической России их настраивали командиры: «Мы собираемся в Россию. Времена нетерпения прошли, мы ликуем, что наконец-то нас отправляют. Среди добровольцев есть и кадровые офицеры, которые являются примером для рядовых этого крестового похода. Некоторые из них: Иосиф Антонио, сержант Максимино Перес – имеют военные награды.

Генерал Муньос Грандес, обращаясь к нам, сказал: “Мальчики, среди нас есть двое награжденных Военной медалью. Не будем им завидовать. Давайте жить по принципу: один за всех и все за одного. Для меня большая честь быть вместе с вами”.

И вот мы готовы к походу. Фаланга построена, зазвучал наш гимн, песня войны и надежды. Всеобщее ликование, руки женщин, протянутые к нашим голубым рубашкам, к нашим плечам, снова эмоции и прощание. И так на всем пути нашего следования, днем и ночью. Даже в маленьких деревнях люди выходят к нам навстречу. Вся Испания осознает значение нашей миссии.

Среди добровольцев всеобщее взаимопонимание, самые теплые товарищеские отношения в рамках дисциплины.

А на границе уже начинается тоска по Родине, и звучит песня: “Виват, Испания! Испания – любовь моя”. Но нет, мы не покидаем Испанию, она всегда в наших сердцах. Мы идем крестовым походом, чтобы еще более возвысить значение старой Испании»[64 - Blanco Juan Eugenio. Op. cit. P. 9–10.].

Фалангисты представляли первые дни похода на Россию исключительно в позитивных тонах: «Начало “крестового похода” не разочаровало нас: торжественное пересечение франко-германской границы, цветы, улыбки.

Мы сожалеем, что не знаем немецкого языка, и с нетерпением ждем нашего продвижения вперед. Мы с гордостью можем сказать, что Голубая дивизия полностью готова к бою…

Получая газеты из Испании, набрасываемся на них, чтобы узнать, что происходит в нашей стране.

Мы просыпаемся в шесть часов, немедленно встаем и идем в душ. Завтрак, инструктаж, перерыв, обед. Снова перерыв, инструктаж, ужин, прогулка – таков распорядок нашего дня. Мы стоим лицом на восток с поднятыми вверх руками. В лагере царит приподнятое настроение, идут откровенные разговоры. День проходит с веселыми шутками»[65 - Ibid. P. 10–11.].

Немецкие друзья по оружию кажутся честными и благородными. Они полностью выполняют обязательства перед своим новым союзником: «Через несколько дней мы получили хорошие новости: нам доставили автомашины, не жесткие военные, а великолепные, совершенно новые. Многие из них имели радио и отопление. Они были реквизированы у Франции.

Мы постоянно получаем почту из дома. Газеты переходят из рук в руки. Мы с нетерпением читаем грозные речи Каудильо, отмечаем, с каким интересом Испания относится к нам, чувствуем гордость за нас, за то, что мы добровольно пошли бороться с коммунизмом. В этом городе мы решили подготовиться к военной жизни, восстановить энергию физическую и моральную. Мы решили помочь мальчикам, жившим в легкомысленном Мадриде, пройти военную подготовку»[66 - Blanco Juan Eugenio. Op. cit. P. 12.].

Как уже отмечалось, воспоминания Хуана Бланко вышли в начале 50-х гг., в разгар холодной войны. Советский Союз по-прежнему являлся для него главным противником. Только в качестве главного союзника франкистской Испании ему виделся не Третий рейх, а другое государство: «Обучение в Графенвере было организовано на высшем уровне. Даже сегодня эта база является передовой штаб-квартирой американских оккупационных войск в Европе. Только сейчас люди из Арканзаса, Калифорнии не воюют со сталинской ордой, не льется кровь. Вместо этого мы видим очаровательную улыбку, светлые косы, румяные щеки, озорной взгляд, тонкую талию немецких девушек. Возможно, большинство “фройляйн” сегодня уже зрелые “фрау” и вспоминают с радостью и грустью то время, когда здесь стояла дивизия испанских волонтеров»[67 - Ibid. P. 14.].

Даже первые шаги многокилометрового марша не испортили настроения испанцев: «Мы продвигаемся к России. Мы настроили себя на небольшую прогулку через Гродно, Вильно и Смоленск до Витебска. Мы шли и пели: “Мы должны пройти тысячи километров”. В июле – августе 1941 года среди нас бытовало мнение, что коммунистическая армия – “символическая”, так что мы идем просто прогуляться»[68 - Blanco Juan Eugenio. Op. cit. P. 14.].

В то время когда абсолютное большинство испанских солдат шли пешком, кому-то достались места в комфортабельных автомашинах. Но реалии российских дорог, а также нехватка бензина, все расставили на свои места. И трудно было понять: кому же легче? Тем, кто едет в новеньких Peugeot, Hudson Terraplane и Renault, или тем, у кого машин нет: «Мы устроились в наших комфортабельных машинах (немцы захватили большую часть французской автомобильной промышленности и не знали, что делать с машинами, и им ничего лучшего не пришло в голову, как оснастить ими нашу дивизию). Для английской набережной или французской Ривьеры они бы подошли, но в советской земле, где “комфорт” невозможен, они будут похоронены в снегу»[69 - Ibid. P. 17.].

Для восторженной фалангистской молодежи Россия и война оказались отнюдь не такими, как они себе представляли. Все чаще их преследовало чувство голода, все чаще они вынуждены были «забывать» о своей «великой миссии», выпрашивая и воруя продовольствие у местного населения.

Так, недалеко от Гродно «на рынке мы обменивали сахар, сахарин и нюхательный табак, который поляки желали больше всего, на яйца и кур. Когда нам не хватало еды, мы обходили близлежащие дома, чтобы найти там пищу. Некоторым это удавалось, а другие возвращались ни с чем.

Польские крестьяне прятали продукты, но находились люди, которые под нашим нажимом выдавали место, где они были спрятаны»[70 - Blanco Juan Eugenio. Op. cit. P. 17.].

Этот опыт «нажима на местных жителей» испанцам вскоре пригодился в России: «Так, в России в деревне Ударник мы несколько дней оставались голодными. Тогда отряд нашего квартирмейстера после короткого “интервью” с местным старшиной нашли тысячи килограммов картофеля»[71 - Ibid.].

Испанские фалангисты ждали того счастливого дня, когда они вместе с немецкими союзниками гордо пройдут по улицам Москвы. Этим мечтам не суждено было сбыться. Вместо того чтобы ввести дивизию в сражения на центральном участке фронта, ее переадресовали в группу армий «Север» генерал-фельдмаршала Вильгельма фон Лееба, отправив под Великий Новгород, на Волховский участок. Д. М. Креленко в своей статье «Краткая хроника Голубой дивизии» выражает недоумение по поводу дислокации испанского формирования: «До сих пор непонятно, зачем южан отправили на один из самых холодных участков Восточного фронта. Вероятнее всего, штабная эйфория от первоначальных успехов мешала осознанию перспектив, а затем, учитывая сложность с зимним снабжением всего вермахта, на теплолюбивых союзников просто махнули рукой. Так или иначе, но практически все военные кампании дети солнечной Иберии провели в высоких широтах»[72 - Креленко Д. М. Указ. соч. С. 47.].

Но в дневнике Франца Гальдера есть ответ на этот вопрос. Уже к осени 1941 г. германское командование и Адольф Гитлер стали выражать неудовольствие из-за нарушения графика «молниеносной войны». Проблемы возникали на всех участках фронта. «День 24.9 был для ОКВ[73 - От нем. Oberkommando der Wehrmacht, OKW – верховное главнокомандование вермахта, центральный элемент управленческой структуры вооруженных сил Германии в 1938–1945 гг.] в высшей степени критическим днем. Тому причиной – неудача наступления 16-й армии у Ладожского озера, где наши войска встретили серьезное контрнаступление противника, в ходе которого 8-я танковая дивизия была отброшена и сужен занимаемый нами участок на восточном берегу Невы. В связи с этим фюрер незамедлительно принял следующие решения:

а) доставить на самолетах группе армий “Север” 20 000 мин;

б) задержать 36-ю мотопехотную дивизию;

в) направить группе армий “Север” по воздуху парашютистов (один полк немедленно в полной готовности, другой полк – позже);

г) перебросить один пехотный полк из состава группы армий “Центр” на самолетах в группу армий “Север” (если выяснится, что для переброски нет соответствующего воздушного транспорта, нужно будет отдать приказ о перевозке по железной дороге одной дивизии из группы армий “Центр” в группу армий “Север”. Для этого намечается 250-я (испанская) дивизия, которую нужно перебросить из Витебска по железной дороге с шестой скоростью (то есть по 6 эшелонов ежедневно). Прибытие на станцию Дно – между 2 и 10 октября»[74 - Гальдер Франц. Указ. соч. С. 392–393.].

Запланированным срокам помешали партизанские диверсии на железных дорогах. 3 октября немецкое командование в Берлине констатировало, что в группе армий «Север» «никаких существенных изменений. Переброска испанской дивизии и 227-й пехотной дивизии несколько затягивается вследствие разрушений на железной дороге (действия партизан). Прибытие новых сил вызывает у командования группы армий колебания в отношении плана наступления»[75 - Там же. С. 413.].

Объяснение переброски можно найти и в дневнике фон Бока: «29 сентября 1941 г. Трудности группы армий “Север” умножились до такой степени, что я вынужден передать в ее распоряжение еще и испанскую дивизию. У меня складывается такое впечатление, что русские гонку к Ленинграду выиграли. У них в этом крае разветвленная система железных дорог; мы этим похвастаться не можем, так что нашим солдатам приходится передвигаться главным образом в пешем строю»[76 - Фон Бок Федор. Указ. соч. С. 177.].

Голубая дивизия воевала с советскими войсками под Новгородом зимой 1941–1942 гг. и под Ленинградом зимой 1942–1943 гг.

Полковник вермахта Хартвиг Польман так охарактеризовал Волховский фронт: «В течение 900 дней немецкие солдаты, а вместе с ними и испанцы, голландцы, фламандцы, датчане, норвежцы, латыши и эстонцы, вели здесь бои против сильного противника в суровых климатических условиях, преодолевая трудности местного ландшафта.

У всех, кто принимал участие в этих боях, навсегда осталось в памяти то, что им пришлось пережить. На большие жертвы шли как командование, так и войска, не претендуя при этом на принятие какого-либо решения от высшего командования; это была одна из самых неблагодарных задач, которую можно было поставить перед солдатом»[77 - Польман Хартвиг. 900 дней боев за Ленинград. Воспоминания немецкого полковника. М., 2005. С. 6.].

Можно высказать предположение, что военные формирования стран – союзников Третьего рейха использовались на второстепенных участках фронта, с одной стороны, для дополнительного подтверждения тезиса геббельсовской пропаганды о «Крестовом походе народов Европы против жидо-большевизма», а с другой – чтобы честь взятия наиболее важных городов (особенно столиц) принадлежала исключительно германским вооруженным силам.