Моя жизнь началась 12 апреля 1973 года во Львове - городе с аурой готической сказки и такой мощной творческой харизмой, какую мне не доводилось чувствовать нигде. Однако бoльшую и, наверное, лучшую часть своего детства я провел в далеком Тарко-Сале, застрявшем в таежных глубинах Крайнего севера. Именно там я и похоронил свое детство; правда, отбывая весной 91-го назад во Львов, я этого еще не знал. Наверное, тогда я впервые серьезно задумался о том, чтобы записывать на бумагу истории, которые постоянно будоражили мое воображение, хотя такие попытки я уже не раз предпринимал лет с шести. Думал я об этом прямо в дороге, возможно, принимая тогда свое первое в жизни взрослое решение. Вообще ставить цель когда-нибудь стать писателем, было, как бы сказать, немного странным для парня вроде меня. Если в нескольких словах, я ненавидел учебу и не отличался чрезмерной усидчивостью, чтобы надолго посвятиться делу, которое может наскучить хоть на секунду. Впрочем, похоже, что-то да вышло из тех размышлений, раз мы с вами здесь встретились.
Тогда в 91-м Львов встретил меня подобно давнему знакомому, что кивает с прохладной вежливой улыбкой, силясь тебя признать. Оно и понятно: все, кого я знал, остались на далеком севере, а те, кого я помнил по Львову… словом, все изменилось. И все же первое время оказалось нескупым на сюрпризы. Армия лишь погрозила мне пальцем из-за найденного при прохождении комиссии порока сердца, а я тут же сделал первые шаги к самостоятельной жизни, выменяв у отчима крохотную каморку. Ее главным и единственным достоинством было… окно (собственно, меня это и не угнетало вовсе, поскольку именно через это окно я впервые мог смотреть на мир как свободный человек). Затем внезапно явились инфляция с безработицей, о которых у нас знали только понаслышке и совершенно не представляли, что с ними делать. А потом рухнул и пятнадцатиглавый колосс Союза, накрыв под обломками миллионы своих растерянных термитов и меня заодно (я и сегодня нередко вижу людей, что все еще пытаются выбраться из-под тех завалов). Так я вернулся домой.
Поскольку содержать меня еще несколько лет и оплачивать учебу в высшем заведении было уже некому (годом раньше я провалился в московский Плехановский институт, разболевшись ветрянкой в разгар экзаменов), я провел год в училище, получая специальность радиомеханика. Телемастера из меня не вышло, зато в последующие несколько лет я сменил десятки мест работы и почти такое же количество других профессий. Рихтовал "тачки" в автосервисе и собственные мозги в охране, работал в три смены на керамическом заводе и разгружал фуры, подсобничал на частных стройках и торговал спортивной одеждой, был около года даже бухгалтером. А как-то раз довелось на пару месяцев вновь поступить в бурсу - ради крохотной стипендии и едва не дармовых шницелей в заводской столовой. Но все же те полученные заодно с невостребованной профессией "корочки" не раз сослужили мне добрую службу.
[---]
Тогда же в 92-м я продал свой первый рассказ - трехстраничный зловещий опус под названием "Автобус". Его мне заказал человек по имени Борис Бергер, являвшийся редактором русскоязычной газеты "Мужская компания" (как мне показалось, явно рассчитанной на аудиторию, немного слетевшую с катушек, и меня это вполне устраивало), первый номер которой я случайно заприметил в киоске несколькими днями ранее. Купил, проникся содержимым и сразу же позвонил, учуяв, что именно тут могут быть востребованы мои специфические литературные задатки. Бергер пригласил меня домой и после ознакомления с тремя первыми рукописными главами романа о космических пиратах, над которым я как раз корпел в то время, предложил мне за небольшой гонорар написать "что-нибудь помрачнее" страницы на три-четыре. Домой я попал, наверное, ни разу не коснувшись земли. Я и так давно собирался написать что-то короткое и "помрачнее", но хуже всего - мне светила возможность впервые напечататься и даже настоящий гонорар! В распоряжении было целых четыре дня, но конечно, я появился у Бергера уже на следующее утро, с готовым опусом для второго номера "Мужской компании". Но… следующий номер того славного издания так никогда и не явился свету, а я, заработав тогда первый в жизни литературный гонорар, все равно не увидел свое детище в напечатанном виде - то, о чем так фанатично мечтает любой юный автор.
Однако тот случай меня здорово вдохновил. Я начал активно предлагать свои работы во все что-либо печатающие издания Львова, звонил, добивался встреч с редакторами газет и журналов. Правда, тогда, в начале 90-х, податься было практически некуда, а немногочисленная периодика была в абсолютной монополии одной-единственной рубрики "Куплю-продам"; писал я к тому же только на русском. Все же я продолжал демонстрировать упорство бульдозера, пробуя напечататься снова и снова. Периоды депрессии резко сменялись бесспорной уверенностью, что все вот-вот получится, особенно если перечитывал написанное полгода назад и приходил в ужас: "Господи, неужели я мог кому-то предлагать это?! Вот теперь я действительно умею писать!". И с утроенной энергией брался за дело, часто просиживая ночи напролет над новой рукописью в не менее частые визиты безработицы. Иногда я сутками не вылезал из своей каморки, пуская по бесконечному кругу одни и те же несколько кассет с альбомами "Metallica" и "Judas Priest", имея лишь воду, в окружении многочисленных окурков, которым предстояло вскоре пережить вторую смерть. Временами, бросая все, я проваливался в бездонную депрессию, не видя просвета не только в том безнадежном отшельническом творчестве, но и во всей своей жизни. И все же именно сочинительство и попытки овладеть этой великой магией значков и закорючек, открывающей двери в любые миры, - часто оставалось единственным, что помогало мне пережить безнадегу тех дней.
Думаю, я угодил в главную западню всех начинающих авторов - абсолютный вакуум, когда ты мечешься словно таракан в банке, постоянно натыкаясь на невидимую преграду и не зная, к кому обратиться за советом. Я совершенно убежден, что пара дельных слов в такой ситуации могут сэкономить целые годы. Или решить будущее.
В 95-м я женился на своей любимой девушке Вике, а в конце 97-го, устав от постоянной финансовой нестабильности, мы решили перебраться в Киев.
Вот уж чего не ждал, так это выход своей первой публикации всего через месяц да еще в самой читаемой на то время газете "Киевские ведомости". И это после шести лет бесплодных львовских мытарств! Мою повесть нещадно урезали (в три раза, однако и после этого ей достался целый разворот), но я все равно был доволен. У меня впервые что-то действительно получилось на писательском фронте, пускай даже в виде обычной газетной публикации. Вскоре у меня получилось снова. И еще. Оказалось, что начать печататься - вполне возможно при наличии определенных задатков и упорства, особенно если не таранить стену головой, а войти в дверь или, как получилось в моем случае, оказаться там, где она находится.
Но я совершенно не представлял, что и как нужно правильно делать, поэтому нередко оказывался в забавных и даже неловких ситуациях. Например, о том, что нужно нумеровать страницы рукописи, сколько бы их ни было, я узнал, имея уже две или три публикации. Хуже того - вероятно, я был последним автором на континенте, который таскается по редакциям с рукописными текстами, в то время, когда все давно уже пересели с машинок за компьютеры. Разумеется, вскоре после переезда в Киев я обзавелся пишущей машинкой - старенькой, но отлично держащейся фрау "Эрикой" (даже сейчас, давно и бесповоротно обратившись в компьютерную веру, я продолжаю считать пишущую машинку более дружелюбным и менее отвлекающим инструментом для писателя, чем все эти капризные подмигивающие соблазнители).
Серьезным шагом для меня стало знакомство с Сергеем и Мариной Дяченко. Произошло это сразу после переезда в Киев. Я пришел в организованную ими творческую мастерскую "Третья Сила", которой покровительствовал литературный журнал "Радуга". Хотя в то время Дяченко еще мало кто знал даже среди любителей фэнтези, для меня Сергей Сергеевич стал первым настоящим писателем, с которым я познакомился лично. По большому счету, там же я впервые встретил и таких начинающих авторов, как сам.
Хоть в своем первоначальном виде "Третья Сила" просуществовала недолго, несомненно, она успела привнести серьезный вклад в творческую жизнь как минимум нескольких авторов, в том числе и в мою. Долгое время для меня было неодолимой проблемой написание объемных вещей, можно сказать, моего писательского "дыхания" редко когда хватало более чем на 20-30 страниц. "Только поэты могут позволить себе писать на одном вдохновении, - заметил однажды Дяченко, - а творчество беллетриста - это ежедневный тяжелый труд". Говоря по правде, сперва меня это возмутило. Однако чуть позже я решил убедиться в правоте данного совета и… таким образом весной 98-го года написал свой первый роман под названием "Пират". Вещь получилась откровенно вторичной (к тому же в несвойственном для меня жанре космической оперы; впоследствии я так никуда ее и не предложил), зато она принесла необходимый опыт. С февраля по сентябрь 1999-го я написал роман "Обладатель великой нелепости", в основу которого легла та самая первая публикация в "Киевских ведомостях". Дело оставалось за малым - найти издателя.
Вот это и оказалось самым трудным. Но кроме традиционных сложностей, с которыми сталкивается почти каждый молодой автор, я сам усугублял путь к своей цели. Я перепробовал себя во многих направлениях и в конечном итоге вернулся к тому, с чего начал - истории, похожие на настоящую жизнь, с известной долей иррационального (я не уверен, что все из них правильно отнести к "ужастикам" - иногда этому лучше подходят ярлыки типа "мистический триллер" или "магический реализм"… впрочем, вся эта муть с определением жанра ужасно достает и на нее лучше не обращать внимания). Так вот, если бы все дело было только в том, чтобы начать издаваться, я бы "лепил" традиционное "фэнтези", на которое так падки большинство издателей, или, в крайнем случае, взялся бы за детективы. Только для меня все это было, как бы сказать, сродни творческой проституции. Короче, либо я рано или поздно продам "Обладателя великой нелепости" или какую-нибудь другую крупную вещь, из тех, что я сам захотел написать, либо… катись оно все к черту!
В результате вплоть до 2001-го мне не удалось продвинуться ни на шаг. За это время я успел написать несколько новых рассказов, сборник повестей и небольшой роман под названием "Бабай". Диаграмма моих творческих всплесков оставалась прежней - все ее пики точь-в-точь совпадали с периодами бегства от наемной работы. Просто срабатывает какой-то таймер внутри - и ты уходишь. Но именно тогда, заканчивая очередную вещь, я и чувствовал себя по-настоящему выложившимся, уставшим. И счастливым.
Помню, как, отщелкав последнюю строчку "Бабая", - истории, посвященной монстру, которого сам боялся в детстве, - я глянул на рукопись и подумал: "Вот - еще одна никому не нужная книжка". И не испытал в тот раз ничего, кроме усталости и какого-то медленного глубинного опустошения, где-то в той точке, где, должно быть, зарождаются и умирают наши желания; меня охватило что-то вроде эмоциональной гипотонии. А потом обнаружил, что держу в руке телефонную трубку и набираю номер, по которому не звонил, наверное, уже пару лет.
"Я только что закончил новую вещь… а те, что написал раньше - ничего не выходит. Что мне делать?" - не понимаю, чего я ждал от человека на другом конце провода, я ведь точно знал, что он мне ничем не может помочь. Возможно, все дело в том давнем совете, который я однажды от него получил и который сработал.
"А знаешь что, - сказал Сергей Дяченко, - через две недели в Харькове будет "Звездный мост", многие издатели тоже приедут. Подготовься и езжай, сможешь встретиться с ними напрямую".
Поскольку тогда я был без работы, а аренда квартиры выжимала последние соки, на поездку пришлось занимать. Однако решение я принял после всего-навсего минутного колебания. Ведь, черт возьми, без решительных действий я мог бы еще несколько лет угробить даром на поиски издателя. Мне было уже 28 и мне казалось, если не успеть до 30-ти - значит не успеть никогда.
На следующий год я снова отправился в Харьков, но уже чтобы подписать договор со "Сталкером" на издание "Обладателя великой нелепости". Все-таки потребовалось еще примерно два года, чтобы роман наконец вышел в конце 2004-го в совместном проекте с "АСТ". Таким образом, срок перерождения рукописи в мою первую книгу составил чуть более пяти лет. Это долго. Достаточно, чтобы заметить разницу между собой и тем парнем, каким ты был пять лет назад. Видишь, как мог бы все это написать сегодня. Но если подумать о сотнях и тысячах других начинающих авторах, молодых и не очень, которым так никогда и не вынуть на свет ни одной из своих историй, - наверное, это не самый худший исход.
В течение последующих двенадцати месяцев у меня вышло еще две книги - в переводе на украинский. Сокращенный и переименованный в "Донора для небіжчика" "Обладатель", а буквально пару-тройку недель назад - "Бабай" вкупе с двумя небольшими вещами. Сказать честно, их вид до сих пор вызывает мое удивление: никогда не думал, что кто-то возьмется их переводить и что в определенный момент у меня окажется больше изданных книг на украинском, чем на русском. А может, все верно, может, так и должно быть? Когда путь каждого писателя - своя собственная, никем еще не рассказанная история.
Предыдущие два года, пока я ожидал выхода этих книг, были мной полностью отданы работе небольшой коммерческой фирмы в качестве менеджера; два года, за которые я не написал ни строчки. А потом в моей голове вновь сработал все тот же невидимый таймер, что и всегда. На сей раз он молчал как никогда долго - с годами становится все труднее отдавать себя творчеству, живя в мире, помешанном на деньгах. Последней моей завершенной вещью в 2003-м стала почти целиком биографическая повесть "Что-то в дожде" - наверное, она пока что лучшее, из написанного мной.
Сейчас 30-е ноября 2005 года, глубокая ночь (2 часа 55 минут на часах в правом нижнем углу монитора) и мне, пожалуй, больше нечего добавить к своей творческой биографии.
