– Кажется, да. Только немного болит нога, но, думаю, ничего страшного. Боюсь, тебе досталось гораздо сильнее. Как ты?
Анджей попытался повернуться к ней и завопил от боли.
– Что? Что? – Она сама почти кричала.
– Кажется, у меня все сломано! Грудь… Мне тяжело дышать. И руки…
– Сейчас, – она кое-как умудрилась открыть дверцу со своей стороны и выбралась наружу. Прихрамывая из-за боли в правом колене, обошла машину и попробовала открыть дверцу с его стороны.
Стекло уцелело, но замок заклинило.
– Я не могу! – Жанне вдруг показалось, что, пока она обходила их перевернутый «фиат», Анджей умер. Но с облегчением заметила, как он слабо шевельнул рукой.
– Нужно позвать на помощь. Я быстро.
Она похромала к дороге, обходя крутой спуск, где забираться наверх было бы труднее. Ушибленное колено отдавало резкими всплесками боли при каждом шаге.
На полпути она услышала, как Анджей ее окликнул. Это был не просто стон, в его голосе звучало что-то такое, что заставило ее оглянуться с чувством новой беды.
Лишние объяснения не требовались. Из-под открывшегося при ударе капота вились темные струйки дыма. Жанна двинулась обратно к машине, изо всех сил борясь с приближающейся истерикой. Через несколько секунд в сгущающемся дыму блеснули первые язычки зеленовато-желтого огня.
– Ты ничего не можешь для него сделать, – сказал вдруг кто-то за ее спиной.
Жанна повернула голову и замерла на месте. В трех шагах от нее в воздухе висело тело ее отца, раскачиваясь, будто погруженное в морскую пучину.
– С ним покончено, – сказал отец, вернее, изъеденное рыбами и крабами подобие человека, в котором она инстинктивно узнала своего отца. В его колышущихся вокруг головы волосах запутались длинные буро-зеленые водоросли, свисавшие до голых ступней и исчезавшие где-то в траве.
Отец погиб, когда ей было шесть лет, выпав ночью в открытом море за борт торгового судна, на котором служил матросом. По словам одного из членов команды, что приезжал к ним домой на поминки и представился его близким другом, здесь не обошлось без помощи зеленого змия. Все, что Жанна помнила об отце, могло уместиться в спичечном коробке ее памяти и еще осталось бы много свободного места. Крепкая загорелая шея с шелушащейся кожей над самым воротником рубашки, смешанный запах табака и одеколона, наполнявший квартиру, когда он приезжал домой в недолгие отпуска – большую часть времени он находился в рейсах, а они с матерью восемь-девять месяцев в году проводили, ожидая его возвращения. И еще ей запомнился вечер перед последним, как оказалось, отъездом отца. «Ты опять будешь плавать на большом корабле, папа?» Он улыбнулся и усадил ее к себе на колени. «Нет, плавают известные вещи, а моряки – ходят в море», – ответил отец. Она хотела спросить, что такое «известные вещи», но забыла и потом долгое время, если слышала это выражение, думала, что речь идет о чем-то, связанным с морем.
И вот теперь, спустя много лет, когда в десятке шагов от нее в разбитой машине умирал ее будущий муж, ей среди бела дня явился этот морок.
Она услышала, как Анджей вновь позвал ее, и только тогда сдвинулась с места. Но по дороге не смогла удержаться и оглянулась назад. Если там, над травой, что-то и было, говорившее с ней голосом ее отца, то теперь оно исчезло.
Жанна, хромая, поспешила к машине. Этот эпизод был надолго вытеснен из ее памяти тем, что последовало вскоре.
Рядом с «фиатом» она ощутила сильный запах бензина, языки пламени из-под капота уже облизывали задранные вверх передние колеса; левое еще продолжало медленно вращаться. Жанне казалось, что время невероятно растянулось, будто внутри него раскрылись тайные ниши, глубокие, как артезианские скважины. На самом деле с момента аварии прошло меньше трех минут.
Она наполовину пролезла в салон через открытую дверь и потянула Анджея за руку:
– Давай с этой стороны!
Он завопил от боли.
– Другого выхода нет! – Жанна потянула снова. – Помоги мне!
– ОТПУСТИ!
Она знала, что причиняет ему невыносимую боль, однако едкий дым уже просачивался внутрь салона через смятый триплекс ветрового стекла.
– Ты должен мне помочь, я не смогу сама!
– НЕЕЕЕТ!.. – заорал он, когда Жанна решительно вцепилась в него обеими руками, и взглядом указал на дверь с его стороны.
– Ее заклинило! У нас нет времени! Мы…
– Еще раз!
– …взорвемся!
Спорить дальше было невозможно. Задыхаясь и кашляя от дыма, Жанна выбралась из машины; огонь успел опалить ей волосы.
– Куда?! Вернись, курва! ВЫТАЩИ МЕНЯ! – заорал Анджей.
Она снова оббежала «фиат» и стала дергать дверцу водителя. Искаженное лицо Анджея все время было прямо перед ней; огонь уже добрался до его тела, устроив жуткую трапезу, о чем Жанну оповестил запах горящей плоти.
Дверь не поддавалась.
Возможно, она продолжала бы это безнадежное сражение с намертво заклинившим замком, пока на ней самой не вспыхнула бы одежда – и тогда, может быть, она все равно продолжала бы дергать и дергать – но, когда Анджей вдруг крикнул, что все случилось из-за нее, Жанну это внезапно сломало.
Она стала отползать от машины; высохшая, скрученная жаром трава хрустела под ее коленями. Почти теряя сознание, Жанна посмотрела туда, откуда неслись страшные звуки, издаваемые человеком, за которого через месяц она собиралась выйти замуж. И навсегда пожалела об этом.
Сквозь пламя она увидела, что волосы у Анджея уже исчезли, кожа на лице вздулась огромными волдырями и, будто оплавляясь, пластами сползала вниз. Только его глаза выглядели не тронутыми огнем, они были переполнены исступленной ненавистью и… Они были жадными.
Он что-то продолжал кричать сквозь гул огня, что-то по-польски, и Жанна, к счастью для себя, уже почти ничего не понимала. Этот кошмар, казалось, тянулся недели и месяцы… Она желала только одного: чтобы Анджей наконец…
3
– Умри же… умри! – В тот раз конец его крикам положил взрыв, в этот – и в сотнях других – пробуждение от кошмара.
Жанна подобрала с пола упавшее одеяло, укрылась с головой, вновь переживая события того Дня, когда жизнь поделилась на «до» и «после», события, что возвращались в ее снах с фотографической точностью каждой детали.
Родственники Анджея, приехавшие из Польши, чтобы увести его останки домой, ни разу не навестили ее в больнице; впрочем, Жанну это не слишком удивило. Даже сам Анджей никогда не скрывал, что его мать и прочие члены его многочисленной семьи с самого начала не одобряли его выбора.
Через несколько недель после катастрофы она стала постепенно приходить в себя, через два месяца он перестал сниться ей каждую ночь и звать из охваченной огнем машины, через полгода – она уже могла подолгу не вспоминать о нем вообще.
Как странно, о той аварии на ее теле совершенно не сохранилось никаких напоминаний – ни шрамов, ни даже следов от десятков мелких ожогов. Ничего.
И вот что-то вдруг сдвинулось не в том направлении в огромных вселенских часах.
Она провалялась в постели до половины пятого утра, хотя еще раньше знала наверняка, что больше не сможет заснуть. Затем поднялась, сварила кофе и занялась уборкой квартиры. Последний раз она мыла полы вчера, незадолго до того, как легла спать – ну и что с того?
Когда-то, до тринадцати лет, Жанна очень хотелось научиться писать стоя – привилегия, которой Бог обделил половину человечества. Теперь она не стала бы жаловаться на то, что родилась женщиной, потому что всегда могла отыскать себе какое-нибудь бесполезное занятие по дому и не сожалеть о напрасно потраченном времени.
Когда-то она вообще думала иначе.
4
– Но зачем было кидать работу, вот чего я не могу понять. Ведь тебе уже не двадцать, чтобы…