Секрет опричника; Преступление в слободе

– Историк и краевед? – переспросил Марк. – Замечательно! Это в самый раз то, что мне надо в сложившейся ситуации. Пойдем, познакомишь меня с ними…

Так и не поняв, чем историк и краевед могут заинтересовать сотрудника милиции, я представил Марка своим спутникам. Не сказал бы, что они обрадовались встрече с милиционером, особенно Окладин, который посмотрел на меня чуть ли не с подозрением.

Сутулый старик с клюшкой был сотрудником местного краеведческою музея, разместившегося на территории кремля. Оказалось, Окладин встречался с ним раньше, когда приезжал в Александровский музей по каким-то своим надобностям, а Пташников знал Ниткина заочно, как автора путеводителя по Александровой слободе.

Окладин задал Марку вопрос, который не в меньшей степени мучил и меня, и Пташникова:

– Что же здесь такое произошло, если за дело взялась наша доблестная милиция? Или посторонним знать не положено? – в голосе историка прозвучала ирония.

– Получилось так, что вы не посторонние, а в настоящее время чуть ли не главные свидетели, – сказал Марк, как-то по-особому пристально всматриваясь в лицо Окладина.

Он это заметил и желчно обронил:

– Вон даже как!

– Свидетели? – поправил очки Пташников и оживленно добавил: – Это становится интересно.

– Как знать, – буркнул Окладин.

Вчетвером мы уселись на стоящую неподалеку скамейку, и Марк неторопливо заговорил, вводя нас в курс этого дела, которое с первых же фраз показалось мне необычным:

– Месяц назад в одну из московских церквей ночью проник человек. Сигнализацию каким-то хитроумным способом ему удалось вывести из строя, и, если бы захотел, он мог бы взять из церкви любую ценную икону, каковых там было множество. Однако повел он себя странно и пока необъяснимо – вынул из иконостаса всего одну икону и оставил ее в церкви.

– Захватывающее начало, – посмотрел Пташников на Окладина, но тот промолчал, только скептически поджал губы.

– Две недели назад точно такая история повторилась в Сергиевом Посаде – тоже была отключена сигнализация, распилена решетка в окне и вынута из иконостаса икона, которую взломщик опять оставил на полу церкви. И вот сегодня ночью при схожих обстоятельствах была предпринята попытка проникнуть в местную церковь. Однако на этот раз взломщик так и не попал в алтарь.

– Я живу в доме на территории кремля, – вступил в разговор Ниткин. – Ночью имею привычку прогуливаться здесь, когда мучит бессонница. Видимо, я и вспугнул взломщика. Он уже добрался до окна в алтарь, включил портативную электроножовку – я слышал звук работающего электромотора.

Дав Ниткину возможность высказаться, Марк добавил к его сообщению:

– Вероятно, ваш чернобородый попутчик и есть этот загадочный взломщик. Приметы совпадают: шляпа, борода, сумка через плечо, на ногах сапоги.

– Разглядеть его как следует я не успел – исчез через эту дверь словно привидение, – вставил Ниткин. – Она всегда на замке была, но кто-то его спилил.

– Вот вам еще одна загадка – значит, у чернобородого был сообщник, – сказал Марк. – Вероятней всего, замок спилен той же электроножовкой, которой пытались распилить решетку на окне церкви.

– А разве сам чернобородый не мог его спилить? – спросил Пташников Марка.

– Нет, это исключено, – ответил я краеведу. – Ночью он открыл дверь сразу, замка на ней уже не было.

– А вы не выходили через эту дверь за чернобородым? – повернулся Пташников к Ниткину.

– Преследовать его я побоялся, да и не догнал бы. Сразу же сообщил сторожу и вызвал милицию.

– Разыскная собака след не взяла, – проинформировал нас Марк. – Так же было в Москве и Сергиевом Посаде. Отпечатков пальцев тоже нет, фамилию в гостинице он назвал вымышленную.

– Получается, что, кроме этой вещицы, которую чернобородый оставил в гостинице, у вас ничего нет? – вынул я из кармана золотое кольцо и протянул Марку.

Он долго рассматривал его, даже подбросил на ладони, как бы взвешивая, через камень поглядел на солнечный свет.

– Вещь драгоценная, примерно шестнадцатый-семнадцатый век. Но для точной оценки нужна квалифицированная экспертиза. Я забираю его. Может, проходило по какому-нибудь делу.

– Вряд ли здесь действовал уголовник, – вскользь заметил Пташников. – Только зря время потеряете, если ухватитесь за эту версию. Тут надо копать глубже.

Марк посмотрел на краеведа, удивленно сощурив глаза, тут же поинтересовался:

– У вас есть своя версия случившегося?

– Ничего у меня нет! – почему-то рассердился Пташннков и нахохлился, как воробей под дождем.

– Одна версия есть, но она, гражданин милиционер, не совсем научная, скорее из области фантастики, – с многозначительной усмешкой взглянул историк на хмурого Пташникова.

– Поясните.

– Есть предположение, что чернобородый назвался в гостинице Бусовым не случайно, а имея на то, как говорится, законные права.

– Какие права? – переспросил Марк, опять напряженно всматриваясь в лицо Окладина.

– А может, это мне только показалось?

– Чернобородый и есть тот самый Конрад Буссов, который жил четыреста лет назад, – насмешливо продолжил Окладин. – Наш уважаемый Иван Алексеевич вроде бы всерьез считает, что только этим можно объяснить глубокие исторические познания чернобородого.

– Ну, это уже даже не фантастика, а какая-то чертовщина, – недовольно проговорил Марк. – Тут не до шуток. Зачем чернобородый проделывает с иконами эту непонятную операцию? Ведь не из простого любопытства он так рискует?

– Древние иконы имеют очень большую ценность не только для истинно верующих, но и для коллекционеров, правда, у них разное понимание этой ценности, – неуверенно ответил Пташников, оставив иронию Окладина без внимания.

– Но ведь этот таинственный взломщик не украл пока ни одной иконы!

– Значит, он разыскивает какую-то особо ценную икону.

– В церквах, в которые он проникал, есть очень ценные и древние иконы, – опять возразил краеведу Марк. – Однако они почему-то не привлекли чернобородого.

– Это лишний раз подтверждает мое предположение, что здесь действует не просто мелкий жулик, а рыба покрупнее, – упрямо проговорил Пташников, тряхнув седой головой.

Окладин собрался было что-то сказать, вероятно, снова поиронизировать над краеведом, но передумал и замкнулся.

Как ни ломал голову, я тоже не мог вразумительно объяснить поступки чернобородого. Может, он просто не в себе? Однако в электричке он произвел на меня впечатление человека умного и собранного, умеющего контролировать себя, никаких странностей в его поведении я не заметил.

Вдруг Пташников, растягивая слова, спросил Марка:

– Вы можете сказать, какие конкретно иконы вынимал чернобородый из иконостасов?

– И в Москве, и в Сергиевом Посаде его интересовали иконы евангелиста Иоанна, укрепленные на Царских вратах иконостасов.

– Иконы древние?

– Нет. Восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Особой ценности не представляют.