– Порядок, это конечно, – рассуждает тамбовец, – мы не против того. Порядок нужен. Только ведь он для себя стараться будет. Не иначе.
– И тебе останется. Хуже не будет…
– А Российской Державы не установит? Какая была при царском ре жиме?
– Чего захотел! А царя где возьмешь? Всю Фамилию перебили.
– При НЭПе сообщали в газетах об императоре Кирилле, – говорит священник-бухгалтер. – Только, кажется, помер он[35 - Великий князь Кирилл Владимирович (1876–1938) в эмиграции, в 1924 г., провозгласил себя Императором Всероссийским.].
– Може сыны от него остались? – допытывается тамбовец.
– Неизвестно.
– Эх, кабы своего! Что б свою русскую линию гнул… для народа!
* * *
12 сентября 1942 г., Ставрополь
Я вернулся в город и, пользуясь хаосом первых дней новой власти, занял комнату. Много офицеров. Узнав, что я говорю по-немецки, они охотно знакомятся, расспрашивают и сами рас сказывают. С некоторыми из них я даже сблизился. Вот, например, д-р Шуле[36 - Шуле (правильнее: Шюле) Теодор – бывший пресс-атташе посольства Германии в СССР, руководивший организацией и выпуском газеты «Ставропольское слово».], глава их пропаганды, вдумчивый, глубокий и хорошо знающий нашу эмиграцию в Германии. Это мне особенно интересно.
– О, да! Русская колония в Берлине очень значительна, – рассказывает он мне, – там живут ваши генералы Бискупский, Лампе[37 - Генерал Василий Викторович Бискупский (1878–1945), участник Белого движения, в эмиграции – руководитель берлинского «Бюро русских эмигрантов», затем Управления делами российской эмиграции; после нападения Германии на СССР уволен из-за его протестов в связи с положением пленных красноармейцев; скончался в Мюнхене, оккупированном американцами. Генерал-майор Алексей Александрович фон Лампе (1885–1967), в эмиграции, в Германии, – представитель барона Врангеля, затем организатор Русского общевоинского союза (РОВС), занимался издательской и общественной деятельностью, во время войны активист Красного Креста, умер в Париже.]. Много русских ресторанов, церкви, газеты, издательства…
– А политическая жизнь?
– Конечно, вы, русские, не можете жить без политики. Есть группы, партии.
– Какое течение преобладает?
– Трудно сказать. Пожалуй, монархисты.
– Значит, есть возможный монарх? Претендент? Кто он?
Лицо д-ра Шуле разом каменеет.
– Я далек от деталей русской политической жизни. Не знаю.
Словоохотливость немцев всегда имеет предел. В каждом из них сидит «орднунг»[38 - Ordnung, порядок (нем.).].
* * *
26 декабря 1942 г., Ставрополь
Узнал. В сочельник один бывший «русский» немец подвыпил и проболтался.
Он есть. Его зовут Владимир. Он сын Кирилла. Где Он – узнать не удалось.
Странное дело. Немцы охотно и да же откровенно говорят со мною, даже «Майн Кампф» дали прочесть, что русским обычно строго запрещено, но, как только речь заходит о русской монархии – молчок.
– Ваша монархия умерла и уже не может возродиться.
То же и в нашей газете. Цензура немцев – слабая, но при малейшем упоминании о монархии статья летит в корзину, и обычно любезный цензор превращается в цербера. Почему?
Спросил об этом одного из немногих просочившихся к нам русских эмигрантов, переводчика горных стрелков «Эдельвайс». Тот рассмеялся.
– Да разве вы не понимаете? Ведь Русская Монархия – синоним великой и могучей России, т. е. имен но того, чего немцы, да и не только немцы, как огня боятся. С коммунистами они, в случае победы, сговорятся легко. Два сапога – пара. С социалистами тоже поладят, а вот с монархией компромисс невозможен. Они это прекрасно понимают.
Это так. Мне вспоминается наш совхозник-кладовщик и его «чтобы царь свою русскую линию гнул». Немцы тоже знают эту «линию».
* * *
30 июня 1943 г., Симферополь
В русской газете «Голос Крыма» – сообщение об организации Русской Освободительной Армии. В городском театре был посвященный ей митинг в присутствии всего немецкого генералитета, Зал был переполнен, у две рей театра – толпа.
Открыто бюро записи в РОА. По валили валом и русские, и татары, хотя у них есть свои национальные формирования.
Я провел целый день в бюро, присматриваясь и прислушиваясь.
В большинстве записывается молодежь, но есть и старики. Видел даже деда, отца и внука, записавшихся разом. Между прочим – армяне. Интересны крымчаки. Один, лет тридцати, крепкий, самоуверенный, ораторствует:
– Генерал Власов? Пожалуйста! Война есть – генерал очень нужен. Пожалуйста! Мир будет – на генерала царь нужен. На всю Россию один царь. Царь есть – хорошая жизнь есть. Царя не будет – опять колхоз будет, коммунист будет.
Пожалуйста! Опять, она, «линия».
* * *
15 сентября 1949 г., лагерь Баньоли[39 - Bagnoli, пригород Неаполя, где в 1948–1952 гг. действовал лагерь «перемещенных лиц».], Италия
Русских в лагере много. Перезнакомился. Самым интересным оказался Александр Иванович, шахтер из Донбасса.
В первый раз мы встретились с ним на медицинском осмотре. Я залюбовался его могучим обнаженным торсом. Он заметил, расправил плечи и напряг туже желваки бицепсов:
– Ничего, есть силенка!
Потом мы подружились. Ему 33 года. С детства работал в шахтах. Грамоте научился уже здесь, в Италии, куда пришел пешком из Чехии, вырвавшись из окружения при ликвидации РОА.
Основные черты Александра Ивановича – сила и упорство, целеустремленность. За что возьмется – уж не выпустит из рук. Теперь взялся за самообразование: учится у меня русской грамматике; медленно, но основательно прочел очерки по русской истории.
Мозги у него, как жернова: тяжелые, неповоротливые, но всё в муку перетрут. Хороша – проглотит. Плоха – по ветру пустит. На веру, не перетерев, ничего не берет. Признаюсь, я полюбил эту цельную, самобытную натуру.
Мы с ним купаемся в море и подолгу беседуем.
– Вот Вы, Борис Николаевич, всё за монархию пишете. Это верно, что без царя у нас, если и Иоську свернут, так лет на двадцать еще безобразия хватит. И то верно, что при царе народу лучше было. Мне это батька мой, да и другие – подтверждали. Только…
– Что только, Александр Иванович?
– Только тогда время другое было, и народ другой был. Тогда легко было царю править. Вся организация его была. И то из десяти императоров пятерых убили.