Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания

Из школы я не ушел. Мама настояла.

Она тянула меня из последних сил, и я проучился все десять лет и получил в итоге серебряную медаль, которая позволяла мне без экзаменов поступить в институт.

Мама была счастлива.

Она никогда меня не била, ничего не запрещала, а когда я пришел из школы после последнего экзамена, подарила мне отцовские серебряные карманные часы.

Мама всегда была для меня примером. Да, мы жили трудно. Но мы никогда по-настоящему не голодали. Она была удивительная мастерица, у нас ничего не пропадало, все шло в дело. Даже из картофельных очисток она могла приготовить вполне съедобные драники.

И вот что интересно. Мама никогда не брала в долг. Никогда! Это мамино правило стало также и моим, причем на всю жизнь.

Она была удивительно честным и скромным человеком. Всю жизнь работала не покладая рук.

И так как моя жена серьезно занималась наукой, защищала кандидатскую, затем докторскую диссертацию и профессорствовала на кафедре, обе дочки росли на руках у мамы.

Мама прожила большую жизнь и ушла от нас, когда ей было 93 года. А жившая с нами ее сестра, Валентина, которая была парализована, скончалась в 33 года. Вот как удивительно складываются судьбы в одной семье.

Валя умерла в конце 1945 года. Уход, лечение, горшки, кормление (баночки с жиденькой манной кашей, завязанные марлей) – все это легло на плечи мамы и в немалой степени на мои. Я никогда не жаловался именно потому, что ни разу не услышал хотя бы одной жалобы от нее – моей удивительной мамы.

Мама экономила каждую копейку на лекарства для сестры. В начале Якиманки есть такой симпатичный дом, где жил знаменитый кардиолог академик Егоров. Как-то мама сумела набрать приличную сумму, и мы потащили Валю к этому академику. Егоров этот был, конечно, человек не бедный, но деньги-то у нас все равно взяли (не он, конечно, какой-то помощник вроде секретаря). Так вот, академик сказал: вашей больной может помочь только пенициллин. Пенициллин тогда только-только изобрели. И война идет, которая весь производившийся пенициллин пожирает. Эта целебная плесень тогда была дороже золота. Где же нам взять этот бесценный пенициллин?!

И вот мама пишет письмо товарищу Сталину. Это все я хорошо знаю, потому что участвовал в его составлении. В нем без особых жалобных слов было очень убедительно написано, как мы живем и почему не можем достать для больной сестры, которой всего тридцать с небольшим лет, этот спасительный пенициллин.

Через несколько дней в прихожей раздается резкий звонок. Такой, что буквально все обитатели высыпали в общий коридор. Открыли дверь. На пороге стоит высокий суровый военный, и первая мысль, конечно: кого-то сейчас заберут.

Офицер осмотрел всех и спросил:

– Кто тут Пастуховы?

Выходит мама.

– Распишитесь, – говорит он и передает сверток. – Здесь пенициллин от товарища Сталина.

Ну прямо как в кино!

Холодильников тогда ни у кого не имелось. Просто в стене была вырублена ниша, которая закрывалась дверцей на замке. Там было прохладно и лежали самые ценные вещи наших жильцов. Туда мы положили этот волшебный пакет от самого Сталина.

Через какое-то время нам удалось договориться, что нашу Валентину возьмут в 1-ю Градскую больницу и проведут курс лечения пенициллином. И вот накануне дня, когда нужно было ложиться на больничную койку, Валентина умирает. Думаю, что сказалось большое напряжение этих последних дней.

Мама, как я уже сказал, прожила большую жизнь -93 года! Ей посчастливилось не только увидеть, но и воспитывать своих правнуков. На ее памяти (и руках) четыре поколения фамилии Пастуховых.

Умирала она тяжело. Жить ей очень хотелось, ибо от жизни она совершенно не уставала, но сердце, легкие – весь организм уже отказывался работать. Ресурс был выработан полностью. Мы поставили гроб в церкви Даниловского кладбища. У гроба, рядом, стоял мой внук Боря и держал меня за руку. Это он сказал тогда: «Если ты не повезешь младшего на могилу к прадеду, то я его сам отвезу».

Простите, но я забежал слишком уж далеко вперед. Предполагаю, что и в будущем такое со мной будет случаться. Невозможно встроить затейливый ход жизни в точные рамки хронологии. И все же не будем совсем уж беспардонно нарушать ход и порядок событий. В этой главе я рассказываю о школе.

Недавно нашел групповые фотографии двух наших десятых классов. Какие все-таки у ребят хорошие лица! Помню, что учились мы все неплохо, хотя и не в полную силу, постоянно затевали интересные дела, ходили в походы, организовали драмкружок, соревновались, безобразничали. Но когда стало понятно, что пришло время школу оканчивать и желательно получить хорошие оценки, все собрались. На это время был заброшен драмкружок и даже спорт. Поднажали очень серьезно. В итоге у нас получилось. Я вообще-то шел на золотую медаль, но учитель по математике, на геометрии (устной), зная, что я хулиганистый малый, поставил четверку, и никто не смог убедить его, что ни к чему лишать парня золотой медали.

Окончили школу. Пришло время готовиться к поступлению в институты, и вдруг директор объявляет нам свое решение. Вместо трех классов, которые расположены на первом этаже здания, надо вырыть котлован и построить спортзал. И вот мы – два десятых класса, когда нас со школой связывали только добрые чувства, как на работу ходили туда. Ребята молодые, спортивные, сильные, мы быстро вырыли этот котлован. Так был построен спортивный зал в нашей старенькой школе.

После этого была традиционная эстафета учащихся по Большой Калужской улице. Мы решили напоследок тряхнуть стариной. Потренировались и вышли на старт. Первое место не выиграли, но бежали хорошо и боролись достойно. Так что за нас никому не было стыдно.

Наш класс вообще был очень спортивный. Он дал одного чемпиона страны, рекордсмена Юру Говорова (на тяжелейших беговых дистанциях 800 и 1500 метров), нескольких мастеров спорта по гребле. А мы, остальные, перепробовали все – и стрельбу, и бокс, и много еще чего. Но моя душа навсегда была отдана первой любви – легкой атлетике. Сначала средние дистанции, потом длинный спринт – 400 метров и, наконец, метание копья. Так что нет ничего удивительного в том, что я решил поступать в институт физкультуры.

Тут решительно воспротивилась моя мама. Она сказала: сначала настоящая специальность, потом все что хочешь. Это значило, что мне придется поступать в какой-то серьезный институт.

Когда нам выдали аттестаты зрелости, группа наших ребят поехала на Бауманскую, и я поехал с ними. Сначала зашли в строительный институт. Тут нам как-то не понравилось. До энергетического (он тоже неподалеку) надо было ехать на трамвае, а до Бауманского училища можно пешком по переулочкам – совсем недалеко. Пришли в МВТУ[2 - МВТУ – Московское высшее техническое училище имени Н. Э. Баумана. Сегодня – Московский государственный технический университет имени Н. Э. Баумана.]. Там душевная обстановка, кругом внимание, любезность. У кого что ни спросишь, все объяснят, расскажут и покажут. Я решил дальше никуда не ходить. А что касается специальности, то записался на первый факультет и на первую специальность. Чего выбирать, раз первая – значит, самая лучшая. Так как у меня была серебряная медаль, то мне предстояло только пройти собеседование.

Хотя и про собеседование тоже ходило множество легенд. Говорили, что могут, например, запросто спросить: сколько колонн у Большого театра? Или сколько коней в квадриге (вообще-то раз квадрига, значит – четыре). Все ходили бледные и спрашивали друг у друга: сколько на самом деле этих колонн и коней? Никто не мог ответить уверенно.

Вызвали меня. Зашел в кабинет. Спросили:

– Борис Николаевич Пастухов – это вы?

– Да, я.

– Хотите учиться в МВТУ?

– Хочу.

– Вы зачислены. Желаем успеха! До свидания.

Это был механико-технологический факультет. Вот я и стал там учиться…

Но сперва (до начала занятий) отправился в свой любимый «Балабановский «Артек», теперь уже пионервожатым.

Надо сказать, что из нашей школы в институты поступили все, кто подал документы. Такое, думаю, не часто бывает. Это говорит о прекрасном уровне подготовки, которую дали наши учителя. Один парень поступил в Московское высшее общевойсковое командное военное училище имени Верховного Совета – фамилия его Байдаков. Юра Байдаков. Дослужился до полковника. Жив и постоянно бывает на наших встречах.

А вот этот Кузьмин, в полувоенном френче и блестящих сапогах, которого я круто, по своей методе, воспитывал, он как был изгоем, так и остался. Поступил в Историко-архивный институт (архивный! Да разве это институт?! Срамота! – так мы все в те романтические времена думали) и окончил его. И кем он стал, как вы думаете? О! Вы удивитесь, когда я расскажу…

Прошло много-много лет, и вот однажды вызывают меня на совещание к самому Брежневу… и вот в приемной генерального секретаря я вижу за столом референта… глазам своим не верю – Кузьмин!

Мы обнялись с превеликой радостью. Все время до начала совещания говорили с ним про нашу молодость, про родную любимую школу. Выяснилось, что он нисколько не в обиде на меня за суровые меры воспитательного воздействия. Он даже подарил мне на память несколько книг своего шефа. Причем не простых, а с автографом Леонида Ильича. Где-то они и сейчас у меня дома хранятся на книжных полках.

Карьера у Володи Кузьмина была простая и в то же время удивительная. После окончания института он работал скромнейшим архивариусом в Госархиве. Работал, видимо, хорошо, потому что его со временем взяли в аппарат ЦК КПСС. Там он тоже как-то постепенно выдвинулся и в конце концов стал одним из секретарей Леонида Ильича! Правда, была у него известная и неодолимая русская беда – слишком любил выпить. Все обходилось до тех пор, пока он не перебрал на работе… и упал. С высокого поста его тут же убрали. Что с ним сталось потом, не знаю. На встречи выпускников он не приходит, а телефона и адреса его ни у кого из наших нет.

Но это исключительная судьба. В основном же наши одноклассники-мальчишки выучились на инженеров, инженеров-механиков, конструкторов, и все долго и хорошо работали, а некоторые работают и сейчас.

Глава 2. Бауманка – это характер!

Новая студенческая жизнь увлекла, закрутила. С другой стороны, жесточайший режим, настоящие тиски учебного процесса – все это требовало от студента полной отдачи.

Тогдашний ректор, а ныне президент университета, замечательный человек, академик Игорь Борисович Федоров, любил повторять: «Что вы, друзья, в МВТУ учиться легко, если вовремя выполнять все задания».

Ха-ха! – вовремя выполнять! А возможно ли это?

Гонор московский из меня выбить было непросто. Но когда на первом семестре я понял, что ведь и выгнать могут, я забросил спорт и все прочие увлечения и серьезно принялся за учебу.

К сожалению, не могу вспомнить фамилию преподавателя, который вел у нас семинар по математике. У него не было одной руки. Всегда – зимой и летом – он ходил в каком-то легком плащике. Несмотря на то что одной руки у него не было, он был мастером спорта по туризму. Был он настоящим экстремалом (говоря по-нынешнему), за спиной у него были походы высшей категории сложности. Никаких значков он не носил, кроме значка выпускника Московского университета.