Товарищ Н. «Релокант»

– Прибыли.

– Да.

Я ненадолго покосился на него и снова перевел взгляд на берег. Стою дальше смотрю и тут вдруг случилось чудо, наверное, или галлюцинация кратковременная у меня произошла от пережитого шока. Мичман заговорил:

– Ты, Миша, до того, как на берег сойдешь, придумай себе цели, что и как, ты будешь здесь делать, и старайся их держаться, а иначе этот город быстро тебя проглотит. Запасов тех, что у тебя в кармане надолго не хватит. Так что не сиди, не жди чуда, двигайся, ищи, смотри, где какие возможности есть, – смачно чихнув и харкнув, мичман замолчал.

Не оборачиваясь, я потрогал карман, мешочек был на месте:

– Я домой вернуться хочу, – озвучил я свою главную цель.

Мичман хмыкнул:

– Расстреляю тебя там. И на родных беду навлечешь. Будут думать, что ты засланный и на всякий случай расстреляют. А родных сошлют подальше. В историю, что ты сюда по принуждению попал, не поверит никто. Ты корабль помог на чужбину увести. Они там сей час будут искать предателей всяких. Потому что людям, которые через кровь к власти пришли, всегда будет казаться, что их кото-то преследует, хочет им отомстить. В общем Миша, ты сразу туда не торопись, подожди с годик, газеты почитай, может уляжется.

От его мыслей легче мне не становилось.

– А вы Павел Николаевич, что будете делать? – поинтересовался я.

– Мне легче. Я, Миша, можно сказать с малых лет человек военный. Где война там и я. Завербуюсь куда-нибудь.

Мы еще немного постояли, молча, и пошли назад.

Когда мы зашли в машинное отделение, увидели Семёна, который ночью передал свой пост сменному матросу. Он уже проснулся и сидел на одном из ящиков. От самой Керчи он был у нас можно сказать за главного. Смотрел за машинами, экономно распоряжался запасами еды, воды, которые в начале нашего пути все сдали ему. Все свои решения он озвучивал. Если он в чем-то сомневался в зависимости от темы вопроса, смотрел на мичмана или на меня и дождавшись одобрения продолжал. Увидев нас, он улыбнулся и ещё с сонными глазами, зевнув, спросил:

– Всё, пришли?

Павел Николаевич, вновь превратившись в немногословного попутчика, в ответ ему только слегка кивнул. Я же подробно рассказал, что видел, что мы еще только перед бухтой, предложив ему сходить посмотреть на такую красоту.

– Потом посмотрю, – махнул ладонью Семён. – Теперь-то мы с этими видами надолго!

Глава 8

В животе у меня от голода заурчало. Семен, услышав утробные звуки, бросил взгляд на меня и серьезно подвел печальный итог:

– Из еды только немного сухарей осталось и сало, по паре кусочков на брата. Вода еще есть, – потом, посмотрев на мичмана, попросил его. – Павел Николаевич, сходите, пожалуйста, наверх. Спросите, когда мы хоть куда сойдем? Мне-то там точно, ничего пояснять не станут.

Как только он это сказал, мы услышали, как чья-то лодка поравнялась с нами бортами. Люди на палубе, словно проснувшись, все разом заговорили.

– Буксировать что ли будут? – уже бодро предположил Семён.

Потом посмотрел на меня внимательно и спросил:

– Ты как Миш, отошел?

– Да, вроде да.

– Хорошо, тогда я сбегаю, посмотрю, что там к чему, а ты здесь если что, – Семен встал, похлопал себя по карманам, что-то там ища и видимо что-то нащупав, поспешно отправился наверх.

Вернулся он достаточно быстро:

– Там турки на баркасе, меняют, что ценное есть, на еду – протараторил он.

Началось, подумал я и взялся с тревогой за карман. Но Семен, ничего у меня не спросив, тут же обратился к мичману:

– Павел Николаевич, давайте мы одну винтовочку сдадим? Все равно их заберут?

Мичман, равнодушно одобрив его предложение, встал с ящика с надписью песок и поднял его крышку. Семен заглянул внутрь и достал оттуда завернутую в шинель винтовку.

– Патронов тоже штук десять возьму, – собрав все, что необходимо, Семён отправился наверх.

Сев на ящик, я подумал о словах Павла Николаевича, который был прав на счет запасов: мы даже еще не в городе, а нас уже начали обдирать как липку. Поэтому я решил твердо придерживаться его совета данного мне на палубе.

Семен вернулся минут через тридцать, весь вспотевший:

– Принимайте! Я еле прорвался, там как на площади в Петрограде.

У него в руках было три лепешки хлеба, между которыми было зажаты восемь кебабов, а под мышкой была литровая бутылка Дузика[1 - Дузик – анисовая водка, разбавленная водой]. Он сложил все на ящик, который мы использовали в место стола. Половину сразу отделил:

– Это на ужин. Я спросил там турка одного и, если, его правильно понял, он говорил, что нам только завтра к вечеру или послезавтра, дадут в порт войти.

Потом он открыл бутылку, разлил по кружкам и тожественно поставил на стол:

– Ну что! Садитесь, отметим прибытие!

– Не густо за винтовку-то, – осмотрев улов Семена, буркнул мичман с досадой.

– Так я с ним не на нашей базарной площади торговался… Хотя! Надо было его шлепнуть, баркас захватить, Мишку за рулевого поставили бы и с вами Павел Николаевич, мы бы взяли Константинополь! – Семён сначала рассмеялся от собственно фантазии, потом успокоился и договорил. – Я еще одну лепешку и пару палок мяса женщине отдал, там с двумя детьми.

Павел Николаевич с досадой на лице склонил голову и заглянул на дно кружки. Потом посмотрел на нас и, подняв её, без лишних эмоций произнес тост:

– Как говориться: «Меньше удобств больше храбрости…» Теперь друзья, с нами только бог.

На следующее утро пришел другой баркас. Люди отдавали торговцам ценные вещи, можно сказать даром.

Семен сдал им еще одну винтовку. Оплата за нее была примерно такой же, только напиток на этот раз Семён запросил по крепче:

– Дузик слабый, в голове не шумит, обманул меня вчера, – кричал он торговцу и ему в место одной дали две бутылки «Ракы».

Этим напитком из аниса Семен с Павлом Николаевичем остались довольны. Поэтому на ужин мы устроили небольшой праздник всей нашей кают компанией. От выпитого «Ракы», Семён стал еще более разговорчив, чем обычно. Одна история перетекала в другую, при этом он начинал говорить все громче и громче.

Мичман, улегшись на матрас начал курить в два раза чаще. Он не слушал Семена, а смотрел куда-то в потолок, чему-то улыбался, возможно, вспоминал что-то приятное.

Мне же ненадолго стало спокойнее. Словесный шум, который создавал Семен, работал как блокиратор тревоги в моей голове. Я даже сам рассказал пару историй, о том, как мы отказались грузить немецкие корабли, всем профсоюзом, устроив забастовку.

Так мы и сидели, пока к нам не зашел, какой-то старший по званию военный. Я это понял, потому что, как только он вошел, Семен встал по стойке смирно.

Павел Николаевич хоть и не поднялся, но курить перестал, и лицо сделал серьезное.