Провокатор

Рысак летел вперёд.

48. Пять минут опоздания

– Стой! – крикнул Харлампиев.

– Тпр-пру! – кучер натянул вожжи.

Харлампиев спрыгнул на тротуар. К нему рванулся было стоящий у ворот филёр, но, узнав начальника, замер.

– Доктор был?

– Минут пять как уехал, – ещё ничего не понимая проговорил филёр. Харлампиев, оттолкнув его в сторону, бросился во двор. Вслед за ним побежали полицейские. Последним из коляски вылез доктор. Он огляделся по сторонам, помедлил, не зная, что ему делать, и торопливо зашагал во двор.

«Московские ведомости» сообщают:

– …вышла и продаётся книга Юрия Кари-Бека «Черкесские рассказы». Стр. 302. Ц. 1 рубль. Книга г-на Кари-Бека представляет весьма интересный сборник рассказов, рисующих быт кавказских горцев до их умиротворения.

– …продаётся в конторе университетской типографии новая книга Л. Тихомирова «Демократия либеральная и социальная». Цена 60 коп. С пересылкой 80 коп.

– По поводу статьи Н. Иванцова «Основной принцип красоты».

«…Кто такой Гамлет? В чём идея трагедии Шекспира, названной этим именем? Почему эта трагедия привлекает всеобщее внимание, приобретает всемирное значение?

…Борьба глубокого, страдающего скептицизма с верой – вот в чём смысл великой трагедии, вот в чём заключается идея её!..»

– …вышли отдельным сборником стихи г-жи Лохвицкой (по мужу Жибер) в виде изящно изданной книги. Нельзя не обратить внимание любителей поэзии на этот сборник: в наши дни «поэтического нытья или пустого декадентства», когда выходит масса книжечек с самыми уродливыми «пробами пера» – он производит на читателя освежающее, благотворное впечатление многими стихотворениями, которые своими темами, мыслями, образами, чистой русской речью заставляют признать в авторе несомненный поэтический талант.

– НОВЫЕ КНИГИ. Общедоступный народный лечебник. Руководство для врачевания всех болезней взрослых и детей без помощи врача. Всего 270 страниц. Книга является настольной для каждого семейства. Цена 1 руб. 35 коп. с пересылкой.

49. Кого послать к Солдатову

Виртуоз стоял у окна и сквозь паутину штор смотрел на улицу. Павел и Ирина занимались планом и оформлением накладных на закупку новой партии книг. Революция революцией, но работу библиотеки тоже нельзя было пускать на самотёк. Она требовала быть в курсе издаваемых новинок, запросов публики и даже предвидения: что будет востребовано публикой через месяц, через два, через полгода. Разумеется, больше половины читателей была демократически настроенная молодёжь, но были и люди других возрастов и взглядов, и надо было стараться, чтобы те и другие находили в библиотеке то, что искали.

– Пора идти к Солдатову, – проговорил Виртуоз, – у него уже должны быть новости.

– Кто пойдёт?

– А может, попросить Катю? – предложила Ирина.

– А что? – охотно откликнулся Виртуоз. – Пора для девушки открывать школу. Для первого раза задание – естественно, при тщательном инструктаже – подходящее. Я думаю, она справится.

– А когда она будет в библиотеке? – поинтересовался Павел.

– Завтра, – ответил Виртуоз. – Я попросил её бывать здесь, в библиотеке, через день. Естественно, не меняя своего прежнего поведения.

– Это у неё хорошо получается, – улыбнулась Ирина.

50. Визит Берга

Постучав, вошёл дежурный и доложил: только что принял телефонный звонок. Полковник Берг едет сюда и просил быть на месте.

У Харлампиева сразу испортилось настроение. Вот уж кого он сейчас не хотел видеть, так это Берга.

Полковник Берг, фамилия которого не значилась в штабном расписании министерства, был главой всего политического сыска России, перед которым, по слухам, заискивал сам министр. В последнее время Берг что-то зачастил в Москву.

Это нервировало. Харлампиев попробовал пожаловаться московскому полицеймейстеру, но Трепов только замахал руками: мол, ты уж сам выкручивайся как-нибудь!..

Но «как-нибудь» не получалось, несмотря на то что Харлампиев умел ладить с начальством. За полтора десятка лет службы он давно понял: хорошо работать и быть в хороших отношениях с начальством – вещи абсолютно разные. Это была целая наука: как видеть расставленные на каждом шагу капканы и как уметь их обходить стороной. Скажем, докладывать начальству следовало не так, как было на самом деле, а так, как оно хотело это видеть, чтобы не вызывать недовольства, лишних вопросов. Иначе потом не дадут спокойно работать, начнут совать всюду нос, поучать, наставлять, ничего не смысля в нюансах сыска. Кроме того, надо было быть всегда готовым к внезапным инициативам начальства, которому в любой момент могло что-нибудь плеснуть в голову и тем самым застать подчинённого врасплох. Наученный горьким опытом Харлампиев никогда не убирал подчистую всех выявленных злодеев, оставляя кого-то на свободе, разумеется, под наблюдением, так сказать, «на разводку»: вдруг кто-нибудь заглянет на огонёк, кого ещё не выявили, просмотрели. Кроме того, такой манёвр подстраховывал от внезапных «наездов» начальства, которое долгое затишье могло обеспокоить: не спит ли охранка? В этом случае на любой вопрос был готов ответ: мол, работаем, раскрываем заговор, готовящийся теракт. На кого? Тут уж смотри сам, кого назвать, исходя из ситуации. Лучше, конечно, того, кто повыше, но только не первых лиц! Лишний шум тоже ни к чему. Главное – вовремя отчитаться и показать: охранка не дремлет. Нужны арестованные? Вот они.

Правда, Берг был поумней многих прежних начальников. С поучениями, как надо работать, не лез. Только требовал докладывать ему обо всём. И Харлампиев докладывал. Разумеется, как считал нужным. Вот только не раз ему начинало казаться, что Берг о каких-то новостях, добытых сложным оперативным путём, знает не меньше, чем сам начальник охранки. Откуда? Вопрос, который вызывал в Харлампиеве беспокойство.

Московское охранное отделение по праву считалось лучшим в России, и, казалось бы, никаких причин для столь явного внимания начальства не было. Но Берг продолжал приезжать один, а то и два раза в месяц, не объясняя причины своих визитов. Порой Харлампиеву начинало казаться, что он как-то слишком многозначительно посматривал на него, как будто ждал ответа на вопрос, который уже задавал ему однажды.

Харлампиев ждал его и боялся, потому что этот вопрос касался одного его необдуманного поступка, о котором он не раз сожалел и который был связан с гибелью террориста Льва Барашкова.

Этот случай вновь вспомнился во всех деталях, когда однажды, придя на работу, Харлампиев понял, что ночью в его кабинете кто-то был. И более того, что-то искал. Всё лежало на своих местах, но иное положение волоса на дверце книжного шкафа доказывало, что ночной гость её открывал. То же самое было с метками на ящиках письменного стола, крышке сейфа, которые Харлампиев не ленился запирать, уходя домой.

Кто был в его кабинете? Разумеется, Берг или кто-то из его людей. Что искал? Тут тоже не было никаких загадок. Ночной посетитель искал те окровавленные пол-листа бумаги, которые совершенно случайно попали в руки Харлампиева и хранились сейчас здесь, в кабинете, в тайнике старинного книжного шкафа.

…Перед глазами Харлампиева до мельчайших подробностей встал день, когда вместе с Бергом они везли арестованного Барашкова из Москвы в Петербург.

…Спецвагон состоял из трёх отделений. В первом с входной бронированной дверью располагалась охрана. Во втором ехали они вдвоём с Бергом. В третьем отделении, по сути – камере без окон, содержался арестованный Барашков. К нему, отпирая ключом железную дверь, заходил лишь Берг.

Вот и сейчас он был там. Его голос глухо – слов было не разобрать! – звучал через стенку.

Харлампиев задремал, когда вдруг в камере грохнул выстрел. Он выхватил пистолет, шагнул к двери. Из камеры с окровавленными руками выскочил Берг:

– Набросился, сволочь!

Он прошёл мимо, захлопнув за собой дверь, в отделение охраны.

Харлампиев заглянул в камеру. Арестованный лежал на полу, судорожно сжимая руками края разорванной и окровавленной рубахи. В разрыве ворота белела полоска бумаги. Зачем-то (совершенно не сознавая зачем) Харлампиев, потянув за уголок, вытащил половину листа. Вторая, размокшая от крови, осталась под рубашкой. За стеной у охранников что-то упало. Он шагнул назад в свой отсек, сунув бумагу в карман. Не взглянув на него, Берг и двое жандармов пошли в камеру. Харлампиев остался, всё более и более понимая, что сделал то, чего ни в коем случае делать было нельзя. Дверь открылась, жандармы протащили голое тело арестованного в охранный отсек. Когда его позвал Берг, Харлампиев шагнул в камеру.

На полу валялась разбросанная одежда арестованного. Берг, стоя у стола, осторожно расправлял и разглаживал влажную от крови половину листа бумаги.

– Ты сюда заходил?

– Никак нет.

Харлампиев выдержал ледяной взгляд начальника. Он мгновенно пожалел о своём ответе, но понимал, что момент был упущен и признаваться поздно.

…Сколько раз потом он ругал себя за это. Сколько раз хотел вернуть несчастный, залитый кровью обрывок бумаги! Но чем дальше отделяло его время от памятных событий в спецвагоне, тем – Харлампиев понимал! – труднее это было сделать, пока не стало совсем невозможно.

На всякий случай Харлампиев тщательно осмотрел хранящийся у него обрывок бумаги. С помощью сильной лупы он понял, что на нём погибший террорист описал приметы какого-то человека. Какого? На этот вопрос Харлампиев ответить не мог, и тогда после недолгих раздумий он спрятал бумагу в тайнике стоящего в кабинете массивного книжного шкафа, решив посмотреть, что будет дальше.

…И вдруг его озарило. А если события в спецвагоне, частые визиты Берга в Москву, обыск в кабинете, пол-листа в тайнике книжного шкафа – это всё звенья одной цепи? Если всё дело в записке убитого террориста, которая находится у Харлампиева и которая была очень нужна Бергу. Вопрос только – зачем?

Дверь распахнулась. В кабинет вошёл Берг.