– Встреча как встреча… – цедит недовольно в ответ Эн.
– Да опусти ты свой пугач! На меня такие игрушки не действуют, – предлагаю я.
– Это настоящий… – неуверенно возражает она, отводя револьвер.
– Не настоящий, а как настоящий, – поправляю ее снисходительно.
– Все-то ты знаешь! – огрызается Эн.
– Опыт, моя милая! Был наемником… – делаю паузу и заканчиваю с вздохом: – В Африке!
– То-то пострелял вволю, – задирается Эн, думая о чем-то своем.
– Было дело, – соглашаюсь миролюбиво. – Но невинной крови на мне нет… в отличие от некоторых.
– Я тут ни при чем! – оправдывается она и тихо добавляет: – Так и знала, что ошибка. Какой он, к дьяволу, особист!
– Ну почему сразу – ошибка? Давай вместе рассуждать, – предлагаю я. – Чтобы собрать уникальную коллекцию много надо иметь денег? – и, не дожидаясь ответа, заканчиваю: – Много! Или же обширные связи и возможности. Так что вполне мог быть ответственным работником спецслужб. Вполне.
– Ты же знаешь, что это не так. – Эн присаживается на край дивана. – Если бы ты меня тогда не спас…
– Да будет вам! Вы уже со мной расплатились, – дразню ее я.
– Давайте без цинизма, – улыбается она.
– Пожалуйста! – охотно соглашаюсь. – Я тебе просто помог проникнуть в дом. И не надо ненужной романтики. Ты бы и без меня как-нибудь умудрилась к нам проскочить. Верно?
– Верно-то верно. Но трудно бы было, – вздыхает Эн.
– Ты стала проверять Михалыча. Убедилась, что он настоящий художник. Но!.. – делаю драматическую паузу. – Допустила ошибку! Ответственный работник, как ты его называешь, особист, вполне может профессионально рисовать. Естественно, в свободное от работы время.
– Ты хочешь сказать, что это Михалыч? – безразлично интересуется Эн, беря меня за руку.
– Ты легко заглатываешь самые простенькие крючки, – довольно смеюсь я. – Это можно объяснить лишь молодостью. Только ей одной.
– Завидуешь? – парирует она. – По-моему, вы тут все свихнулись на почве секса, – пытается она меня уязвить.
– Трудно не согласиться, – поддакиваю я. – Правда, вы со своей воображаемой естественностью в этих вопросах еще более ненормальные.
– Пожалуй, это все-таки ты! – неожиданно выпаливает она. – Недавно здесь поселился – раз! Уж больно прозорлив – два!
– Ну если примитивная догадливость – основной признак контрразведчика… или просто разведчика, – быстро поправляюсь и вижу, что моя заминка не осталась не замеченной.
– Откуда ты взял, что мы ищем контрразведчика? – реагирует, немного подумав, Эн.
– Михалыч сказал… или Серега, не помню уже, – продолжаю дразнить Эн.
– Ты знаешь, кроме вас в доме никого больше не осталось?
– В нашем подъезде? – уточняю я.
– И во всем доме. Представь себе!
– Ради игры мы готовы на все! – заявляю высокопарно. – Даже поставить на кон свою жизнь!
– И проиграть! – зловеще обещает Эн. – Детский комплекс! – пытается пригвоздить меня к позорному столбу.
Тяну ее несильно к себе на диван. Она также несильно сопротивляется.
– А играть в казаков, они же одновременно и разбойники – лучше? – интересуюсь в порядке протокола. – Влечет, влечет нас все же к молодежи, – шепчу ей на ухо.
Исходит звериный дурман от изогнутого в сладострастной неге тела…
– Я же опаздываю на игру! – вырывается непроизвольно у меня. Быстро пытаюсь исправить ошибку: – Все было просто прекрасно. Ни с кем не было так хорошо, как с тобой!
– А мне с Михалычем было лучше, – мстит она. – Ну… не лучше, а так же.
Думает, что так будет потоньше.
– Конечно. Ведь у меня же нет хвоста. А без него какой кайф? – бубню я.
– Какого хвоста? – удивляется Эн.
– Неужели тебя еще можно чем-нибудь поразить? Странно, – смеюсь. – Это я так. Не обращай внимания. Маленькие стариковские хитрости.
– Кокетство тут неуместно. По нашим меркам ты старый козел.
"Опасно уязвлять женское самолюбие… – мелькает тривиальная мысль. – А вдруг вовсе наоборот? Просто все надо проверять".
– Если бы особист отдал компромат, его бы оставили в покое, – неожиданно заявляет она.
– Это не по адресу. Поговори об этом с Михалычем или с Серегой, – советую я. – Без компромата особист станет очень бедным и его сможет обидеть каждый.
– Лучше быть бедным и живым, чем… – умудренно произносит Эн.
– Ты мыслишь очень глубоко и нестандартно. И, безусловно, склонна к обобщениям, – замечаю, осторожно продвигаясь к дверям.
– Есть слабость, – со вздохом соглашается она. – Хотя это, поверь, знаю по себе… – и, словно опомнившись, кричит: – Эй, куда? А ну назад!
Но я уже на лестнице. Итак, задержка в полчаса. Игроки встречают меня холодно и молча. Ни слова не говоря, записываю себе в гору сто вистов. Порядок есть порядок! А без Ильича будет все же скучно…
9. Точное попадание
Видимо, прозвучал сигнал воздушной тревоги, и народ устремился вниз по широкой лестнице, ведущей в подземный переход и дальше в метро. Людей было немного. Они двигались рассеянными группками по два-три человека. Я остался на поверхности и встал около гранитного парапета.
Ракета появилась неожиданно, справа, из-за темной излучины реки, она медленно плыла над домами, очень низко, словно вынюхивая, куда направить свою чудовищную силу. Валет пик. Чувственные губы сложены в полуулыбке. Белые щеки покрывает румянец, что говорит о прекрасном здоровье. Отстранен, невозмутим. Его ничего не интересует, кроме собственной персоны. Да и оружие он держит в руках, скорее, потому что так надо. Последние человечки, перескакивая сразу через несколько ступеней, мчались вниз. Я, завороженный, следил за ракетой. Все же, наверное, она уже знала, куда двигаться. Прошла над мостом, низко, почти задевая деревья, вошла в парк и точно ударила по крылатым машинам. Яркая вспышка и кувырком летящие обломки в разные стороны. Хорошо, что парк закрыт. Видимо, на санитарный день. Ракета приняла аттракционные самолетики за настоящие. Она разнесла в клочья и те, на которых качаются то вверх, то вниз головой, надолго застывая в последнем положении, что не рекомендуется людям с повышенным артериальным давлением, и те, на которых плавно движешься по кругу, то слегка поднимаясь над землей, то опускаясь, с сильным жужжанием, на этих не получишь острого ощущения, но для детворы и стариков – как раз. Мне, честно говоря, эти самолетики не очень жаль…
Все-таки Элла, как не крути, дама треф. Ее невозможно разгадать, потому что она сама себя не знает. И зеленый цветок в руке, с красной сердцевиной, остальные дамы держат красные цветы, и горностаевая мантия – все это ее атрибуты. Она наверняка это прекрасно осознает.