Тайны русской дипломатии

Английский подарок солнечному Баку

От Баку до Хельсинки – несколько тысяч километров, в конце 30-х – начале 40-х годов прошлого века это расстояние не мог преодолеть ни один военный самолет, и тем не менее именно финны могли стать первопричиной того, что от столицы Азербайджана не осталось бы камня на камне. Правда, известно это стало лишь в сентябре 1941-го, когда от резидента советской разведки в Лондоне пришло несколько тревожных телеграмм.

Тогда же в Москве получили одну из английских газет, в которой было опубликовано интервью личного секретаря Черчилля.

На вопрос о том, как Черчилль отреагировал на известие о нападении Германии на Советский Союз, тот ответил:

«Когда я ранним утром от наших военных получил это сообщение, то, конечно же, побежал будить премьер-министра – эта новость была из тех, которую надо было немедленно довести до сведения главы правительства. Но тут же вспомнил, что он раз и навсегда запретил мне будить его раньше восьми утра. Приказ можно было нарушить только в одном случае: если бы немцы высадились в Англии. Четыре часа я мучился подле его двери, не смея нарушить утренний сон патрона. А когда пробило восемь, я тут же Черчилля разбудил и сообщил экстраординарную новость.

– Так, значит, они все-таки напали! – это было первое, что сказал Черчилль.

Должен заметить, что сказал он это с явным облегчением. Оно и понятно, это означало, что Гитлеру теперь будет не до Англии. Я бы даже сказал, что решение Гитлера напасть на Советский Союз для Черчилля было даром богов».

В Кремле над этим интервью посмеялись, но когда добрались до телеграмм, то стало не до смеха. Одна из них была настолько ошарашивающе-циничной, что в Москве отказывались ей верить. Ведь буквально на следующий день после нападения Германии на Советский Союз Черчилль выступил по радио с такой откровенно просоветской речью, что каждый русский человек готов был его расцеловать. Вот что сказал тогда Черчилль:

– Я вижу русских солдат, стоящих на рубежах родной страны, охраняющих землю, которую их отцы населяли со времен незапамятных. Я вижу нависшую над ними немецкую военную машину, тупую, вымуштрованную, послушную, жестокую армаду немецкой солдатни, надвигающуюся как стая саранчи. И за ними я вижу ту кучку негодяев, которые планируют и организуют весь этот водопад ужаса, низвергающегося на человечество. У нас, у Великобритании, только одна цель: мы полны решимости уничтожить Гитлера и малейшие следы нацистского режима. Мы поможем России и русскому народу всем, чем только сможем! Опасность для России – это опасность для нас и для Америки, и борьба каждого русского за свой дом и очаг – это борьба каждого свободного человека в любом уголке земного шара, – закончил он.

И вдруг шифровка из Лондона: «Все расчеты англичан базируются на неизбежном поражении Красной Армии в самом ближайшем будущем». Еще более беспардонным было переданное через Лондон сообщение из Вашингтона. «Сенатор Трумэн (впоследствии президент США. – Б.С.) заявил: “Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше”».

Нетрудно представить, какие чувства вызвали бы у русских людей эти откровения англо-американских союзников, просочись они в печать! Но так как никто, кроме кремлевских бонз, ничего об этом не знал, в СССР продолжали верить, что на Западе у нас надежные союзники и искренние друзья.

А лондонская резидентура продолжала бомбардировать Центр все более тревожными телеграммами. Одна из них цитировала отрывок из речи Черчилля, произнесенной в те же дни: «Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. За последние двадцать пять лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. И я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем».

Слова – словами, но вскоре последовали и дела. Вернее, разработка планов, которые помогли бы реализовать эти дела на практике. Но наша разведка не дремала и тут же сообщила об этом в Москву.

«Произнося публично патетические речи о необходимости оказывать помощь Советскому Союзу, – говорилось в очередной шифровке, – Черчилль и не думает пресекать действия английских спецслужб и начальника штаба ВВС сэра Портела. Как нам стало известно, они предлагают ускорить подготовку бомбежки нефтяных промыслов Баку английской авиацией, базирующейся в Индии и на Ближнем Востоке, мотивируя это тем, что иначе они достанутся немцам».

В Кремле не на шутку забеспокоились! Бомбардировка Баку? Английской авиацией? Но это же невозможно! Англичане – наши союзники. Если бакинские нефтяные промыслы будут уничтожены, не взлетит ни один советский самолет и не сдвинется с места ни один танк! «А не подлая ли это дезинформация, подброшенная Гитлером, с целью поссорить нас с англичанами?» – привычно подумали в Кремле и поручили стократно перепроверить полученную информацию.

Перепроверили… И вот что сообщил Сталину, Молотову и Берии начальник разведуправления НКВД Павел Фитин:

«По имеющимся у нас агентурным данным, английское командование Ближневосточной армией вскоре после начала советско-германской войны получило санкцию английского военного министерства на организацию специальной миссии. Перед этой миссией была поставлена задача разрушения наших кавказских нефтепромыслов для того, чтобы не допустить их перехода в руки немцев в случае, если бы такая опасность оказалась реальной.

Эта миссия, получившая условное название “Миссия № 16(Р)”, обосновалась в Северном Иране, где находится в полной готовности для переброски в нужный момент на самолетах на Кавказ».

А в те дни, когда немцы подошли к Москве и блокировали Ленинград, англичане сняли личину добропорядочности и поручили своему послу Стаффорду Криппсу поставить вопрос о сотрудничестве в деле уничтожения советских источников снабжения, в том числе и бакинских нефтепромыслов, перед самим Сталиным. Той же ночью Криппс сообщил в Лондон более чем сдержанный ответ Сталина: «Советское правительство само решит, когда именно наступит время для такого сотрудничества».

Англичане на эту удочку попались – они думали, что Сталин колеблется, и начали самый настоящий торг, обещая всевозможные компенсации, правда, после окончания войны. А так как все расчеты англичан строились на неизбежном поражении Красной армии, то, как вы понимаете, ни о какой компенсации не могло быть и речи.

Но пока шли все эти разговоры-переговоры, выяснилась одна прелюбопытнейшая деталь. Оказывается, идея о бомбардировке Баку возникла у англичан еще в декабре 1939 года как ответная мера на действия советских войск в Финляндии. Но почему эта бомбардировка не была осуществлена? Что им помешало? Кто их остановил? Ответ на этот вопрос удалось найти в архивах. Как оказалось, подняться в воздух и взять курс на Баку английским «ланкастерам», «галифаксам» и «спитфайерам» помешали советские дипломаты. Они действовали так напористо, стремительно и целеустремленно, что, несмотря на далеко не бесспорные успехи Красной армии, сумели заключить мир, причем на выгодных для Советского Союза условиях.

Напомню, как это было… Все началось с семи выстрелов, каких-то семи выстрелов в районе местечка Майнола. Финны говорили, что первыми начали русские, а наши – что они лишь ответили на огонь со стороны Финляндии. Судя по всему, этого повода ждали обе стороны, так как к 30 ноября 1939 года Финляндия сосредоточила на границе около 600 тысяч человек, 270 самолетов и 60 танков. Советский Союз выставил несравненно большие силы: 960 тысяч солдат и командиров, около 3 тысяч танков, 3250 самолетов, 11 200 орудий и минометов, не говоря уже о кораблях Балтийского и Северного флотов, а также Ладожской военной флотилии. А разгорелся сыр-бор из-за того, что Москва просила отодвинуть советско-финляндскую границу подальше от Ленинграда, которая в то время проходила всего в 32 километрах от Северной столицы, и сдать в аренду полуостров Ханко, на котором предполагалось построить военно-морскую базу. В обмен предлагалась вдвое большая территория в советской Карелии. Финны, поддерживаемые Англией, Францией и даже находящейся в состоянии войны с этими странами Германией, заупрямились. Ну а потом были те самые выстрелы у Майнолы…

Война продолжалась всего 105 дней, но была невиданно кровопролитной. Советский Союз потерял убитыми 70 тысяч человек и более 170 тысяч было ранено и обморожено. У финнов на поле боя полегло 23 тысячи солдат и офицеров и 44 тысячи было ранено. Эта война могла бы продолжаться гораздо дольше и потерь было бы куда больше, если бы… не дипломаты. Среди них особое место занимает дочь царского генерала, потом проповедница свободной любви и одновременно жена героя Гражданской войны бывшего матроса Павла Дыбенко Александра Михайловна Коллонтай, которая в те годы была советским полпредом в Швеции.

Будучи мудрой женщиной и дальновидным дипломатом, Александра Михайловна еще 19 августа 1939 года записала в своем дневнике:

«Финляндию гитлеровцы крепко обрабатывают. От их газет тошнит, готовят для себя подступ к СССР. Всячески льстят финнам и напоминают им политику русификации при царизме, преступления России против независимости Финляндии… Так лгут и клевещут на Советский Союз, проповедуя прогерманизм и восхваляя порядок и “правосудие”, установленные в Третьем рейхе. Финляндию немцы явно готовят для удара на нас. Удержит ли Швеция свою нейтральность в этом случае?.. Война близится, и что ни день, то все яснее чувствуешь ее неизбежность».

Но предчувствовать войну – это одно, а пытаться ее предотвратить – совсем другое. И Коллонтай начинает действовать! Она встречается с представителями министерства иностранных дел Швеции, зондирует почву в Финляндии – и видит, что и в Стокгольме, и в Хельсинки настроение не просто неуступчивое, а откровенно воинственное: еще бы, за спиной все страны Запада, и все обещают поддержку. Чтобы четче представлять позицию Советского Союза, Александра Михайловна едет в Москву. Там она несколько часов ждет приема у Молотова, а когда вошла в кабинет, то была буквально ошарашена вопросом наркоминдела:

– Ну что, приехали хлопотать за ваших финнов?

Этим было все сказано, и можно возвращаться в Стокгольм.

Но Молотов решил объясниться подробнее:

– Договориться с ними невозможно. Финны упорствуют. И нам ничего другого не остается, как заставить их понять свою ошибку и принять наши предложения. А ваша задача – удержать шведов от вхождения в войну. Пусть себе сидят в своем излюбленном нейтралитете. Одним фронтом против нас будет меньше.

Коллонтай возвращается в Стокгольм и делает все возможное, чтобы выполнить поручение Молотова. И ей это удается! Больше того, в разгар боев, когда Советский Союз исключили из Лиги Наций, а в Париже и Лондоне били окна советских посольств, когда Англия и Франция обратились к шведам с просьбой пропустить их войска для оказания помощи Финляндии, Александра Михайловна пустила в ход все свои связи и добилась того, что шведское правительство отказало в пропуске этих войск и еще раз подтвердило свой нейтралитет.

А потом Александра Михайловна сделала то, за что ей надо было бы поставить прижизненный памятник. Выйдя на влиятельных шведов, а через них на министра иностранных дел Финляндии Таннера, она заманила его в Стокгольм, тайно встретилась с этим непримиримым воякой на конспиративной квартире и за несколько часов «ястреба» превратила в «голубя». Хоть и со скрипом, но Таннер согласился принять все условия Москвы и поехать в Советский Союз для ведения мирных переговоров.

Как это ни странно, но начавшиеся 7 марта 1940 года переговоры больше всего встревожили англичан и французов. Александра Михайловна пишет в своем дневнике, что их нажим перешел все границы, что они обещают прислать «бомбовозы и другие воздушные военные объекты», лишь бы финны удержались от подписания мирного договора с Советским Союзом. Как видите, опять возникают бомбовозы. А ведь те самые «ланкастеры» и «галифаксы» могли долететь не только от Ирана до Баку, но и от Хельсинки до Москвы. Сто один самолет англичане все же прислали, не меньше их было и в Ближневосточной армии, но ни один из них взлететь так и не успел: 12 марта между Советским Союзом и Финляндией был подписан мирный договор, а на следующий день прекратились военные действия.

В тот же день в дневнике Александры Михайловны Коллонтай появилась ликующая запись:

«Неужели сегодня кончится эта мука и можно будет жить, как обыкновенный человек, без этой ответственности за жизнь бойцов и за правильное выполнение задачи, поставленной страной?! А министры иностранных дел Англии и Франции Галифакс и Деладье остались “с носом”!

Послала поздравительную телеграмму Сталину и Молотову и получила в ответ от них “поздравление и признание моих заслуг в успешном доведении этого дела до благоприятного конца”».

Как ни грустно об этом говорить, но благоприятного конца не получилось: как только Гитлер напал на Советский Союз, Финляндия выступила на стороне Германии. И снова в дело пришлось вступать Александре Михайловне Коллонтай. Как известно, Финляндия не стала дожидаться полного разгрома гитлеровских войск, а вышла из войны в сентябре 1944-го, и в этом огромная заслуга не только советских солдат, но и советских дипломатов, которые путем сложных и необычайно тонких комбинаций смогли склонить финское правительство к перемирию, а затем и заключению мирного договора. А мир для дипломата – это главная цель его жизни и профессиональной деятельности.

Ядерный пистолет у виска Вашингтона

Никогда современный мир не был так близок к атомной войне, как в семь дней и ночей конца октября 1962 года. Все началось с довольно странной шутки, которую Хрущев повторял изо дня в день, причем чаще всего своим гостям из капиталистических стран. Прогуливаясь по пляжу крымской дачи, Хрущев вдруг начинал пристально вглядываться в даль и спрашивал высокопоставленных представителей капитала, не видят ли они турецкий берег. Те тоже начинали щуриться, пытаясь заглянуть за горизонт, но в конце концов сдавались и говорили, что ничего не видят.

– Ну, это у вас близорукость, – ухмыляясь, замечал Хрущев. – А вот я прекрасно вижу не только турецкий берег, но даже наблюдаю за сменой караулов у американских ракетных установок, нацеленных в сторону СССР. Наверное, на карту нанесена и эта дача. А вы как думаете?

Гости тут же скисали: они-то понимали, о чем идет речь. В те годы американцы действительно вели себя нагло и вызывающе, где надо и не надо демонстрируя свои бицепсы: они разместили ракеты среднего радиуса действия не только в Западной Германии и Италии, но даже в Турции, прямо у берега Черного моря. И если учесть, что ядерных зарядов у США было 5 тысяч, а у Советского Союза всего 300, обеспокоенность главы Советского правительства можно было понять.

И вот однажды шутка Хрущева получила совершенно неожиданное продолжение: в его бедовой голове родилась мысль «приставить ядерный пистолет к виску Вашингтона». Как это сделать? Да проще простого! Ведь в каких-то 140 километрах от США расположена Куба, та самая Куба, которая сбросила ярмо капитализма и невиданно быстрыми темпами строит социализм, в чем мы ей, конечно же, помогаем.

Из Гаваны был вызван бывший корреспондент ТАСС (на самом деле сотрудник КГБ) Александр Алексеев, который к этому времени числился советником нашего посольства и, по достоверной информации, поддерживал дружественные и доверительные отношения с Фиделем Кастро. Алексеев тут же был доставлен в Кремль, и не куда-нибудь, а прямо в кабинет Хрущева. По воспоминаниям Алексеева, беседа проходила с глазу на глаз, без каких-либо советников и референтов.

Хрущев так подробно расспрашивал о Кубе и особенно о ее руководителях, что очарованный приемом специалист по Кубе выложил все, что знал. И вдруг, в разгар беседы, Хрущев стал прощаться, правда, попросив из Москвы пока что не уезжать, так как не исключено, что его интересный рассказ захотят послушать и коллеги из Политбюро.

Уходя из Кремля, Алексеев недоумевал безмерно. Неужели из-за этого непринужденного разговора понадобилось вызывать его в Москву?! Ведь все, что он рассказал, можно было изложить письменно и переслать с диппочтой.

Хитроумный ход Хрущева прояснился через четыре дня, когда Алексеева снова вызвали в Кремль. На этот раз его внимательно слушали не только политики, но и военные, в том числе командующий ракетными войсками стратегического назначения маршал Бирюзов. Вначале Алексеев не придал этому никакого значения, но, когда заговорил Хрущев, у него упало сердце: он понял, зачем здесь главный ракетчик Советского Союза.

– Мы назначаем вас послом на Кубу, – начал Хрущев. – Ваше назначение связано с тем, что мы приняли решение разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками. Только это сможет оградить Кубу от прямого американского вторжения. Как вы думаете, согласится ли Кастро на такой наш шаг?

Для Алексеева все это было полной неожиданностью. Назначение послом – это, конечно, прекрасно. Но ракеты? Это же прямой вызов американским «ястребам», которые ждут не дождутся какого-нибудь повода для развязывания войны! Да и Фидель… Одному богу ведомо, как отреагирует Фидель. И новоиспеченный посол решил возражать. С трудом преодолев замешательство, Алексеев выразил сомнение в том, что Фидель с таким предложением согласится, так как концепцию обороны острова строит на боеготовности всего народа и на солидарности мирового общественного мнения. Кроме того, советское военное присутствие наверняка будет использовано американцами для полной изоляции Кубы на Латиноамериканском континенте.

Хрущеву эта реплика не понравилась. Он взял слово и в своем напористом выступлении не оставил камня на камне от аргументов Алексеева. Он сказал, что ни секунды не сомневается в том, что в отместку за позорное поражение на Плайя-Хирон американцы предпримут новое вторжение на Кубу, причем не с помощью наемников, а собственной морской пехотой. И это не голые домыслы, а выводы, основанные на данных советской разведки. Что может удержать зарвавшихся янки от этого рокового шага? Только угроза того, что они будут иметь дело не только с вооруженной автоматами маленькой Кубой, но и со всей ядерной мощью великого Советского Союза. Это во-первых. А во-вторых, надо заставить американцев влезть в шкуру советского народа, который живет в окружении военных баз и всевозможных ракетных установок с ядерными боеголовками: пусть почувствуют на себе, что значит постоянно находиться под прицелом атомного оружия.

Тогда же всплыла еще одна любопытная деталь. По разведывательным каналам поступили данные о том, что Пентагон еще в феврале 1962 года разработал так называемый «кубинский проект», в соответствии с которым окончательным сроком свержения режима Кастро назван октябрь того же года. А чуть раньше должны быть проведены учения по высадке американского десанта на одном из островов Карибского моря. Американцы не были бы американцами, если бы не привнесли элемент голливудщины даже в такое серьезное дело: целью учений объявили освобождение островного государства от злобного диктатора по имени Ортсак. Выговорить это имя чрезвычайно трудно, зато если его прочитать с конца, то получится – Кастро. Так что намек был всем понятен.